- Тоже образец? - Мизинчиком она отделила от сверкающей груды красноватый камешек.
По сравнению с массивными цилиндрами рубиновых стержней с кроваво сверкающими крупными гранями шпинелей и альмандинов он казался невзрачным карликом. Но тень, которую он бросал на полированную доску стола, была подобна живому языку пламени, густой струе терпкого вина, пахнущего солнцем и солями земли.
- Не нравится? - Марк Модестович даже сумел улыбнуться.
- Совсем напротив. Очень даже нравится.
- У вас неплохой вкус.
- Да. Я предпочитаю натуральные камни.
- Синтетические кристаллы ничем от них не отличаются.
- И этот?
- И он.
- Вы даже алмазы делаете?
- Наука не стоит на месте. Худо-бедно, а идем вперед.
- Так, значит? А мне почему-то показалось, что пятитесь назад.
- Интересно бы узнать. - Он все улыбался слепой, окаменевшей улыбкой. - Люблю парадоксы.
- Очевидно, староиндийская огранка как раз и есть такой парадокс?
- Вы знаток. Отдаю вам должное. - Он картинно расшаркался. - Мы, ученые, любим иногда повеселиться, пошутить. Физики-лирики...
- В самом деле?
- Ну конечно!
Она вынула из кармашка монокль и, повернув камень к свету, стала его рассматривать.
- Он огранен по самым твердым плоскостям.
- Что?! - Этого Сударевский меньше всего ожидал. Его обдало яростным жаром, так что даже уши и те загорелись. Но тут же бросило в холод. Надежды не было и быть не могло.
- Невероятно, но факт! - Она медленно поворачивала в руке камень. Его выточили вопреки всем законам симметрии. Он просто не имеет права существовать!
- Вы уверены?
- Я ведь действительно знаток, - сказала она без улыбки и спрятала монокль.
- Тогда вы должны понять, - хватаясь за последнюю соломинку, он приблизился к ней почти вплотную, - должны понять, что мне есть чем похвастаться в Амстердаме.
- Нет. - Она тихо покачала головой. - Отшлифовать алмаз по наиболее твердым граням немыслимо.
- Тем и сильна наука, что делает невозможное.
- Боюсь, наша интересная беседа несколько затянулась. - Она бросила взгляд на пассажиров, которые с любопытством прислушивались к разговору.
- Мне тоже так кажется. - Он принялся укладывать вещи. - Я вам больше не нужен?
- Н-нет. - Она медленно покачала головой. - Я вынуждена просить вас немного задержаться. Пожалуйста, - и предупредительно подняла стойку.
- Куда? - только и спросил он.
- Нам необходимо оформить протокол.
- Зачем? Какой еще протокол? - Неожиданно он ощутил страшную неловкость и заговорил шепотом.
- Оформить эту... находку, - не сразу подыскала она нужное слово.
- Какую находку?! - Он еще пытался разыгрывать недоумение, возмущение, наконец, хотя и ощущал всем телом, что все кончено. - Это же экспонат!
- Пусть будет экспонат, - согласилась она, пропуская его вперед. Туда, пожалуйста, - кивнула на неприметную дверь в перегородке, отделяющей служебные помещения от зала. - Кстати, какова его плотность?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Сударевский вздрогнул.
- Плотность? - переспросил он, останавливаясь. - Обычная, надо полагать. Три, пятьдесят два.
- Едва ли. - Она тоже остановилась. - Окрашенные алмазы плотнее бесцветных: зеленые - три, пятьсот двадцать три; розовые - три, пятьсот тридцать; оранжевые - три, пятьсот пятьдесят... Этот же наверняка еще тяжелее. - И с грустным укором заключила: - Вам бы следовало знать.
Когда примерно через час, Люсин, раздвинув портьеры, вышел из регистрационного зала, то первая, кого он увидел, была Мария, веселая, беззаботная. Она сидела за стойкой вполоборота к нему и, оживленно болтая с молоденькой стюардессой, пила кофе. Ощутив на себе его взгляд, она медленно обернулась и тихо опустила чашку, так и не донеся ее до губ. Ему бросилось в глаза, как вспыхнули вдруг эти карминные губы, когда отхлынула от лица кровь.
Он быстро поклонился и заспешил к выходу, ссутулившись и все больше, по мере того как уходил, склоняя голову. Ему казалось, что в спину бьет пулемет.
Бенарес - Сринагар - Катманду - Покхара - Хива - Москва
