каморке третьеразрядного трактира. Какой опустошенной почувствовала она себя в ту минуту, какой безнадежно усталой и постаревшей, а потом вдруг поняла, что все только начинается, она молода, хороша собой и свободна, свободна. Она возвратилась к родным пенатам, откуда сбежала с Эппоминандом незадолго до революции, залечивать душевные раны. Но в тот самый миг, когда ей дано было ощутить себя королевой на празднике жизни, в одночасье скончался батюшка. Вернувшись после отчаянного кутежа домой, она застала там кучу чужих любопытных людей: каких-то дворников, соседку-молочницу, милиционера. Все промелькнуло в кошмарном калейдоскопе. И лишь лицо отца на белой подушке, его ассирийская клинышком борода и загадочная улыбка мыслителя и масона остались в памяти навсегда. И еще невероятный живой нимб из кошек, окруживших и в смерти прекрасную голову усопшего.
Да, Вера Фабиановна многое повидала и ко многому привыкла. И не то чтобы ей не было жаль безутешную подругу, но сочувствовать слезно и с истинной болью она не могла. Все-таки это было чужое и мимолетное, которое пройдет и забудется, надо лишь пережить кратковременный срок, поскорее исполнить то положенное и неизбежное. Выплакала свои слезочки Верочка Пуркуа, иссохло и равнодушно закаменело сердце Веры Фабиановны Чарской. Да и не знала она как следует покойного, который был и остался ей совершенно чужим человеком. Чего же ей и убиваться тогда, зачем страдать?
- Ну успокойтесь, дружочек, возьмите себя в руки. - Она ласково, хоть и с затаенным нетерпением похлопала Людмилу Викторовну по спине. - Нельзя же так, мой ангел... Право.
Людмила Викторовна послушно вытерла глаза, положила горячий от слез платок на туалетный столик и присела на постель. Только пальцы ее находились в беспрестанном движении, метались по синему шелку покрывала, беззвучно скользили по узору полированной спинки.
- Когда вы узнали? - решилась спросить Вера Фабиановна и, словно по неумному чьему-то наущению, сказала: - Я как предчувствовала. С самого утра сердце ныло. Так одиноко мне вдруг сделалось! Так одиноко! Это я за вас кручинилась, ваше сиротство переживала. Дай, думаю, съезжу на Птичий рынок, ныне хоть и не воскресенье, а все же авось кто и вынесет под забор божью тварь. Так оно и вышло. Сиамочку купила для вас, мальчика. Шустрый такой мальчонка! Видели, как он стрелой в дом пролетел? Дурак-дурак, а понял, что на место доставлен. Вам с ним веселее теперь будет... Вы меня слышите?
Людмила Викторовна, сглатывая слезы, кивнула, хотя было видно, что все то, о чем говорила ей Чарская, не доходит до нее. Она просто не слушала Веру Фабиановну, а если и слушала, то не понимала.
- Верно, - отрешенно произнесла она. - Ничего теперь уже больше не будет. Все кончилось.
- Когда это случилось? - спросила Вера Фабиановна, вложив в свой вопрос максимум мягкости.
- Не знаю. - Людмила Викторовна зябко повела плечами.
- Как так не знаете? - не поняла Чарская.
- Ничего не знаю. Убили Аркашеньку, вот и все.
- Убили?! Кто сказал, что убили?
- Следователь. Утром звонил. Соболезнование выразил.
- Тот самый?
- Да.
- И что он сказал? Так прямо и сказал, что убили?
- 'Ваш брат мертвым найден'! - крикнула Людмила Викторовна и в слезах бросилась на подушку.
- Ну не надо, не надо. - Вера Фабиановна села на пуфик возле нее и принялась гладить. - Разве можно? Мертвый - это еще не значит, что убитый. Крепитесь, дружочек.
- Какая разница? Какая? - давясь рыданиями, кричала в подушку Ковская. - Ведь не живой же!
Вера Фабиановна сходила на кухню за водой. Накапала в зеленую рюмочку тридцать капель валокордина.
- На-ка, милочка, испей, - властно приказала она и потянула Ковскую за плечо, силясь оторвать ее от подушки.
Людмила Викторовна, стуча зубами о стекло, высосала рюмку.
- Что еще говорил следователь?
- Не помню. - Ковская затрясла головой. - Не знаю.
- А ты вспомни, голубушка, вспомни, - настаивала Вера Фабиановна. Она не сознавала навязчивой жестокости своего любопытства. Напротив, ей искренне казалось, что, расспрашивая подругу, она тем самым помогает ей, принимает на себя частицу ее тоски и боли.
- Ах, да ничего больше не было! Только это. - Людмила Викторовна в сердцах отбросила вымокшую подушку. - Выразил сочувствие и попросил приехать на опознание.
- И вы поедете?
- Так полагается, - вздохнула Ковская. - Как же иначе?
- А куда? Где он... лежит?
- По всей видимости, где-нибудь там, - она неопределенно махнула рукой. - У них. Следователь обещал заехать за мной.
- Я поеду вместе с вами.
- Зачем?
- Нет-нет, ради бога молчите. И слушать не хочу. Я вас одну не оставлю. Так и знайте.
Людмила Викторовна только губами пожевала и ничего не ответила. В передней раздался мелодичный звонок.
- Это он! - встрепенулась Ковская. - Это за мной! - Она торопливо принялась приводить себя в порядок.
- Не волнуйтесь, милая, - преисполнившись чувством собственного достоинства, произнесла Вера Фабиановна. - Я отворю.
Она неторопливо проследовала по коридору и заглянула в дверной глазок. Но видно было плохо. Искаженно-выпуклое лицо расплывалось. Все же Вера Фабиановна, ни о чем не спросив, откинула цепочку и повернула замок. Перед ней, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, стоял Люсин.
- Здравствуйте, Вера Фабиановна, - поклонился он. - Рад вас видеть, хотя и в такой печальный день.
- Проходите, вас ждут, - не отвечая на приветствие, важно произнесла Чарская и, поджав губы, гордо прошествовала назад, в спальню.
- Еще раз позвольте выразить вам свое глубокое соболезнование, сказал Люсин, входя в комнату, и низко склонился перед Людмилой Викторовной.
- Прошу вас сесть. - Она указала на кресло с подголовником из белого искусственного меха. За тот короткий отрезок времени, который понадобился Чарской, чтобы открыть дверь, она сумела взять себя в руки. Глаза ее были воспалены, но сухи, а следы слез припудрены. - Расскажите мне, как все произошло. - Она искательно улыбнулась. - Умоляю, ничего не скрывайте!
- Я ничего не скрываю от вас, Людмила Викторовна, - ответил Люсин. Но рассказывать, к сожалению, нечего. Мы пока сами очень мало знаем.
- Где его убили?
- Тело найдено на некотором удалении от города, - уклончиво отозвался Люсин. - На берегу озера.
- Тело! - Она нервно поежилась. - В него стреляли? Или, быть может, ножом?
- Нет, - запротестовал Люсин. - Ничего такого не было. Не мучайте себя напрасными догадками. Скоро вы сами все увидите.
- Это ужасно!
- Это всегда ужасно.
- Так чем все-таки убили Аркадия Викторовича? - не выдержала Вера Фабиановна, сидевшая до того на своем пуфике, как надгробная статуя.
- Об этом рано пока говорить, - твердо сказал Люсин. - Сам факт убийства еще точно не установлен.
- Мне все-таки хотелось бы узнать, где нашли Аркадия Викторовича. Ковская произнесла это довольно спокойным голосом, но ноздри ее тонкого породистого носа вздрагивали в такт дыханию, частому и даже судорожному. Для меня небезразлично место, где встретил свой последний час мой незабвенный брат.
