малейших признаков агрессии.
Упав на живот у ног Скифа, Зорро часто задышал, роняя слюну со свесившегося до земли языка. Характер не позволял ему признать поражение, поэтому он смотрел не на человека, а куда-то вдаль. Случается же так, что даже самых непреклонных сторожевых псов подводит нюх или зрение, или они просто одуревают от жары до такой степени, что забывают нести караульную службу.
Всяко бывает. Зорро протяжно зевнул и уронил башку на передние лапы, притворяясь задремавшим. Иначе как бы он допустил, что мимо него беспрепятственно прошествовал не только удивительный незнакомец, но и переволновавшийся татарин?
Вдоль причала, увешанного резиновыми покрышками, стояли ржавые катера, списанные рыболовецкие шхуны и дюралевые моторки. Поминутно оглядывающийся Ринат привел Скифа к посудине, отличавшейся от старой калоши лишь наличием капитанской рубки и мачты с сигнальным фонарем. Называлась она «Бегущая по волнам», что наводило на печальные мысли о том, что юность ушедшая хоть и бессмертна, но неминуема.
Грузно перепрыгнув на палубу, Ринат выдвинул оттуда доску с косо набитыми перекладинами.
– Трап подан, командир, – дурашливо доложил он.
С сомнением оглядев доску, Скиф предпочел перенестись на борт судна прыжком.
– «Бегущая по волнам», надо же, – пробормотал он. – Название пора менять, не находишь?
– Нам-то что? – пожал плечами Ринат.
– Сомневаюсь, что плавание на этой галоше будет удачным.
– Не переживай, Женя. Положись на меня.
Скиф лишь вздохнул. Ничего другого ему не оставалось.
Катер был запущенным, как жилище выжившей из ума старухи. Медная рында, висевшая на крюке, подернулась зеленью. Краска на рубке и надстройках облупилась, всюду проглядывала ржавчина. Придерживаясь за натянутый вдоль борта трос, мужчины добрались до входа в хозяйственный отсек и спустились вниз.
Внутри царил кавардак, пахло машинным маслом, крысами и перегаром. Перед открытым иллюминатором, выходящим на причал, стоял топчан, покрытый вытертым леопардовым пледом, а поверх пледа возлежал заросший щетиной старик, в котором угадывался «заливший сливы» Егорыч.
На полу валялись засаленные до тряпичной мягкости карты, окурки и бутылки. Стены каюты были увешаны журнальными страницами с грудастыми тетками и рок-музыкантами начала семидесятых, носившими пышные шевелюры. Опознав на портретах Яна Гиллана и Роберта Планта, Скиф ничуть не удивился тому, что Егорыч дрых в расклешенных джинсах той степени потертости, которая удовлетворила бы самый взыскательный вкус былых хиппи.
Разбудить его поливанием воды из чайника не получилось, но Ринат вспомнил волшебное слово и проорал в ухо бесчувственного Егорыча:
– Похмелишься?
Морской волк немедленно сел, хлопая глазами на нежданных гостей.
– Похмеляться не приучены, – прохрипел он, с трудом преодолевая качку, которую никто, кроме него, не испытывал. – А вот от небольшого аперитива не откажусь.
– Будет тебе аперитив, – пообещал Ринат, – но сначала поработаем немного.
– Вот джулай монин, – расстроился Егорыч. – А наоборот нельзя?
– Наоборот, это если я тебе аперитив в задницу через воронку залью.
– Ладно, джулай монин. Поработаем. Ай кэнт гет ноу сатисфэкшн.
– Тогда айда за плавсредством, – скомандовал Ринат. – Сберег?
– В целости и сохранности, как тот дирижабль, – заверил его Егорыч.
– Какой дирижабль?
– Свинцовый. Лед зеппелин.
Покидая каюту, Скиф посмотрел на коллаж из фотографий и подумал, что воздействие рок-музыки на массовое сознание советского народа до сих пор не оценено по достоинству.
Плавсредство – скатанную в здоровенный рулон резиновую лодку мужчинам пришлось вытаскивать на палубу сообща, такой тяжелой и неудобной она оказалась. Потом Егорыч прилег передохнуть, а Скиф с Ринатом раскатали лодку на берегу.
– Метра четыре будет, – прикинул Скиф. – Знатная бригантина. Вот только чем надувать? Помпа на борту есть?
– На хера козе баян? – удивился Егорыч и, спустившись в моторный отсек, выкинул оттуда резиновый шланг компрессора. – Ловите, джулай монин.
– Ого! – обрадовался Скиф.
– Ковыляем в ногу с техническим прогрессом, – пропыхтел Ринат, прилаживая шланг к надувному клапану.
Зарокотал на холостых оборотах дизельный двигатель, лодка стала набухать, резиновые борта округлились, вызвав приступ бешенства у Зорро, явившегося на шум. Стараясь не поворачиваться к нему задом, Ринат систематически щелкал по резине, пока она не начала издавать звон спелого арбуза.
– Хорош! – крикнул он и занялся установкой деревянных сидений, выполняющих одновременно роль распорок.
– На веслах пойдем? – удивился Скиф, которому было поручено вставлять уключины.
– Последний отрезок пути нужно преодолеть бесшумно, – напомнил Ринат, прикрепляя к корме алюминиевую конструкцию для мотора. – Зато остальное расстояние полетим, как ракета.
– Смо-о-ок он зе во-о-отэ-э! – загорланил выбравшийся на сушу Егорыч.
Предвкушение пьянки придало ему сил и почти юношеского задора. Открыв сарай, он в одиночку выкатил на тележке двигатель в деревянной обшивке, которую Ринат сокрушил голыми руками. Под слоем плотной вощеной бумаги обнаружился закутанный в полиэтилен новехонький двигатель «Ямаха» с дюралевым топливным баком.
– Мэйд ин джапан, – провозгласил Егорыч. – У «Дип-пёрплов» такой альбом был, слыхали?
Ринат послал его вместе с дип-пёрплами так далеко и так энергично, что заступившийся за хозяина Зорро едва не отхватил ему кусок ляжки. Угомонив пса, Егорыч помог загнать «Ниву» во двор. Предметы первой необходимости перенесли в надувную лодку, спущенную на воду. Сумка Скифа осталась в багажнике машины. Решив, что в черной футболке ему будет жарковато на солнце, он переоделся в подпорченную бандитами белую рубаху и тщательно закатал рукава. Ринат в последний раз проверил крепления мотора, подсоединил к нему патрубок топливного бака, прокачал его и объявил, что можно отправляться в путь.
– А аперитив? – всполошился Егорыч.
– В багажнике «Нивы» твой аперитив, – успокоил его Ринат. – На неделю хватит. Никуда не отлучайся, а псину на цепь посади, не то я ее по возвращении угрохаю.
– Придержал бы язык, – посоветовал Скиф, но было поздно.
Услышавший угрозу Зорро забегал по берегу, раздираемый приступом яростного лая. Проявляя неожиданное для своей комплекции проворство, Ринат оттолкнулся от причала и дернул капроновый трос, запускающий мотор.
Японская техника, она и в Астрахани японская. Двигатель завелся с полоборота. Ринат плюхнулся на корму, включил скорость. Задрав легкий резиновый нос, лодка устремилась в открытое море.
На закате причалили к безымянному островку, где решили дождаться наступления темноты. До базы Заирова оставалось около десяти километров по прямой, но Ринат предупредил, что ночью шум мотора разносится очень далеко, так что лучше не рисковать.
– Придется сделать изрядный крюк, а потом добираться на веслах, зайдя с моря, – сказал он.
Скиф согласился, полагая, что грести будет куда приятней, чем гнуть спину за письменным столом.
– Как называется остров, на котором мы собираемся высадиться? – спросил он, когда совместными усилиями лодка была вытащена на берег.
– Никак, – ответил Ринат, извлекая из рюкзака пятнистый жилет со множеством карманов и всевозможных отделений. Облачившись в него, он затянул пояс потуже и повел плечами.
– Так не пойдет, – пробормотал Скиф.
– Почему не пойдет? Сидит как влитой.
