не продержишься за границей, если не научишься быть хитрым, коварным, беспощадным, жестоким.
– Да я об этом только и мечтал с детства, – съязвил Нолин.
Самойлов сделал вид, что не услышал иронии.
– Тогда считай, что твоя мечта начинает сбываться, – сказал он.
Поколебавшись, Нолин пожал протянутую руку. Через месяц он ушел из института и поступил в совсем другое учебное заведение. Туда, где учили не верить, не бояться и не прощать. Никому. Никогда. Ни за что.
4
Африканский Геркулес испытал на собственной шкуре, что значит cтолкнуться с русским разведчиком-нелегалом, вынужденным принять бой. Он все еще находился без сознания, когда Нолин умело и деловито опустошил его карманы. Обнаруженная среди прочих вещей визитка комиссара полиции Абу Фейяда принесла облегчение. Как Нолин ни убеждал себя, что действовал в пределах необходимой обороны, ему было бы неприятно сознавать, что он расправился с ни в чем не повинным человеком. Теперь все стало на свои места.
– Он мертв? – пролепетал бледный, как привидение, Банщиков, отважившийся наконец приблизиться к месту схватки.
– Не больше, чем я, – сказал Нолин, отряхивая колени.
– За что вы его?
– Я расист, разве вы не знали? Ненавижу негров и набрасываюсь на них при первом удобном случае.
– Зачем вы назвали меня своей фамилией?
– Обезопасил себя на случай судебного преследования, – ответил Нолин. – Пострадавший очнется в полной уверенности, что я – это вы, а вы – это я.
– Никак не могу привыкнуть к вашей манере шутить, – признался Банщиков, опасливо поглядывая на лежащего Геркулеса.
Его пальцы вздрогнули и поскребли асфальт. Ноги тоже пришли в движение. Приподнявшись на локтях, он дико посмотрел по сторонам, явно не соображая, где он находится и что с ним приключилось.
– Верните мне очки, – прошептал Банщиков. – Нужно немедленно уезжать отсюда.
– Позже, – сказал Нолин, задействовав один угол рта.
Его губы были сжаты, образуя слегка искривленную линию. Держась позади Геркулеса, он снял очки, сложил и сунул их в карман. Не вынимая руки, Нолин взял очки таким образом, чтобы они стали торчком, оттопыривая брюки на правой ляжке.
– Встать, – скомандовал он.
Геркулес не встал, а сел, еще не вполне полагаясь на подгибающиеся ноги. Его физиономия была страшнее любых ритуальных масок африканских колдунов. Один глаз совершенно заплыл, превратившись в щелку, второй увеличился в размерах, обнаружив перед собой Нолина в классической позе человека, изготовившегося к стрельбе, не вынимая руку из кармана.
– Месье Фейяд приказал тебя убить, – сказал он по-французски. – Это была ловушка.
– За что? – воскликнул потрясенный Геркулес.
– Ты слишком много знал.
– Я ничего не знал, я просто…
– Ты просто оказался не в то время не в том месте, – перебил Геркулеса Нолин, выуживая в памяти подходящие фразы из боевиков. – Мне искренне жаль тебя, парень. Сам я против тебя ничего не имею, но Абу Фейяд… Сам знаешь, как он подозрителен.
– Разрешите мне позвонить ему, – взмолился Геркулес.
– Тогда я сам попаду ему в немилость. Если комиссару донесут, что я не прикончил тебя на месте…
– Никто не узнает! Клянусь!
– Какой мне смысл тебя жалеть? – спросил Нолин.
– Кто-то идет, – трагически прошептал озирающийся Банщиков. – Нас арестуют.
Геркулес использовал выпавший ему шанс. Попытавшись лягнуть Нолина в живот, он перевернулся на четвереньки и сорвался с места, как спринтер, услышавший выстрел.
– Стой! – прошипел Нолин.
Оклик подстегнул беглеца лучше всякого хлыста. Делая огромные прыжки, он пересек открытое пространство и скрылся за углом, произведя совершенно неизгладимое впечатление на компанию подвыпивших британских матросов.
– Что с ним? – спросили они, не отваживаясь приблизиться к «Лендроверу». – Кто его так?
– Мы ничего не видели, – поспешно заявил Банщиков.
– Драка или поножовщина, – сказал Нолин по-английски. – Вы здесь поосторожнее, ребята. Это настоящие джунгли.
Возбужденно переговариваясь и озираясь, матросы пошли своей дорогой.
– Нам тоже нужно сматываться, – произнес Банщиков. – Если этот раненый буйвол вернется…
– Он уже забился в какую-нибудь нору, скулит и гадает, как избежать расправы, – сказал Нолин. – Способность мыслить логически восстановится не раньше, чем заживут синяки и ссадины, а это произойдет не скоро. Так что ничего не бойтесь, ждите меня и не вздумайте уезжать один. Я скоро.
Банщиков, который еще несколько минут назад не пожелал оставить джип без присмотра, испустил горестный вздох и покорился. В другой день он, возможно, не проявил бы такой сговорчивости, но не сегодня. Расправа над чернокожим детиной еще слишком живо стояла перед глазами Банщикова. Единственное, о чем он попросил, было:
– Постарайтесь не очень задерживаться, ладно? И возвратите мне очки, если они вам больше не понадобятся.
– Надеюсь, – улыбнулся Нолин и был таков.
5
В тупичке, где находился бар «Черный лев», остро воняло мочой и отбросами. В мусорных баках, выставленных на улицу, шуршали то ли бродячие кошки, то ли крысы. Дверь была закрыта, и это давало надежду на работающий кондиционер.
Действительно, внутри оказалось прохладно. Войдя в бар, Нолин был вынужден остановиться, привыкая к полумраку. Среди разноцветных кругов, плавающих перед глазами, вырисовались очертания заурядного питейного заведения со стойкой, высокими табуретами и круглыми столиками. Посетители присутствовали, но сперва Нолин заметил призрачное сверкание зубов и белков глаз, а потом уж стал различать темные лица. Он был единственным светлокожим посетителем. Странное место для посиделок выбрал Витков. Даже если ему, непьющему, вдруг страстно захотелось угоститься пивом.
За стойкой стоял жирный мулат. Учитывая его габариты, можно было предположить, что скудный ассортимент спиртного в баре объясняется дефицитом свободного места. Толстяк едва умещался в тесном пространстве между стойкой и стеной. Одно неверное движение – и разноцветные бутылки посыплются с полок на пол.
– Что будет пить месье? – осведомился бармен. Его французский язык заставил бы позеленеть от зависти завсегдатаев светских салонов Петербурга девятнадцатого века.
– Месье будет пить охлажденный апельсиновый сок, – тихо сказал Нолин. – И он заплатит пятьсот местных франков за угощение.
– О? – Бармен вздрогнул, зацепив полку с бутылками.
Если он будет вести себя так импульсивно, то запасы алкоголя в его заведении значительно сократятся. Предостерегающе вскинув руку, Нолин уточнил:
– При условии, что вы сообщите что-нибудь занимательное.
Бармен произвел несложные расчеты и решил, что лишние двадцать баксов ему не помешают.
– В Дакаре великое множество отличных музеев, – произнес он, наполняя стакан. – Я бы порекомендовал вам исторический музей на площади Совето Хаусиз. Там хранится уникальная коллекция масок, музыкальных инструментов и скульптур.
– Я не настолько любознателен, – сказал Нолин, вертя стакан на стойке.
– Понимаю, – кивнул бармен. – Признаться, я и сам не люблю шляться по музеям. Все равно там не
