Ему не нравилась эта женщина неопределенного возраста и с цветом волос, не поддающимся идентификации. Глаза у Людмилы были по-рыбьи холодные и прозрачные, как льдинки. Это плохо вязалось с улыбкой, растянувшей ее губы от скулы до скулы.
– Да, – сказала она, – здорово вы вчера наклюкались.
– Скажите об этом мужу, – предложил Нолин.
– Еще успею, – пообещала Людмила.
– Я думал, вы поехали вместе с ним в больницу.
– Чего я там не видела?
– А здесь чего? – абсолютно по-хамски осведомился Нолин.
Поведение Людмилы противоречило здравому смыслу. Вместо того чтобы осыпать собутыльника мужа упреками и проклятьями, она явно стремилась произвести впечатление. Это могло означать только одно: Банщиковы работали на ЦРУ вместе. Петр Семенович сошел с дистанции, и тогда за американскую сборную взялась играть его жена. Кем она себя возомнила? Женщиной-вамп? Кристиной Киллер? Матой Хари? Клеопатрой?
Подбоченившись, Людмила шагнула назад, давая возможность полюбоваться своей фигурой. Демонстрируемые формы Нолина не впечатляли. Кроме того, он сторонился зрелых женщин, тяготеющих к молодежным нарядам. Людмила Банщикова же обрядилась в тесные шортики и еще более тесный топик, не скрывающий ни веснушчатых плеч, ни тронутой увяданием груди, ни дряблых боков. А если бы собрать с нее все побрякушки и украшения, то их хватило бы для того, чтобы нарядить какую-нибудь искусственную мини-елочку. Она и сама была искусственной, фальшивой насквозь. Изображать чувственность и симпатию ей удавалось не лучше, чем кукле из секс-шопа. Эмоции, испытываемые Нолиным по отношению к ней, были примерно такими же.
– Я здесь, чтобы сказать вам спасибо, – произнесла Людмила, убедившись, что сидящий на кровати мужчина успел разглядеть ее с головы до ног. – А вы думали?..
– Я не думал, – сказал Нолин. – Я спал.
– Вы даже не хотите узнать, за что я решила вас поблагодарить? – кокетливо поинтересовалась Людмила.
Каблуки ее босоножек издали звук, напоминающий перестук нетерпеливо переставляемых копыт.
– Не хочу, – отрезал Нолин.
– Вы грубиян.
– Вот и оставьте меня в покое.
Людмила не сдвинулась с места.
– Но этим-то вы мне и нравитесь, – заявила она.
Нолин почесал переносицу. После тяжелого сна было не просто сообразить, как поступить в этой ситуации. Не спускать же гостью с лестницы. Двух неудачных падений за неполные сутки будет многовато.
– Я собираюсь принять душ и проделать еще кое-какие утренние процедуры, о которых не принято распространяться в приличном обществе, – заявил он, вставая. – Давайте побеседуем за завтраком.
– С удовольствием, – согласилась Людмила. – Но сперва нам необходимо пообщаться без посторонних глаз.
– О чем?
– Во-первых, вы даже представить себе не можете, как я обрадовалась, когда узнала, что Петр угодил в больницу. Он невыносимый человек. Ревнивец, неряха, лентяй, скупердяй. Признаться, я давно его разлюбила. Да и как я могу любить человека, загубившего мою молодость?
– Не до конца, – пробормотал Нолин, не имея возможности проскользнуть мимо Людмилы, застывшей в позе тюремной надзирательницы.
– Как вы сказали? – захлопала она ресницами.
– Настоящий талант не пропьешь, а врожденную красоту не загубишь…
Нолину сделалось тошно от приторности собственного комплимента, но Людмила восхитилась, издав нечто вроде возбужденного кудахтанья.
– Вы такой милый, – ласково произнесла она.
– Минуту назад я был грубияном.
– Милый грубиян, – прошептала Людмила. – Мужчины вашего типа – моя слабость. Я не стану сопротивляться, если вы воспользуетесь ею.
– Мне нужно в туалет, – проворчал Нолин. – Сказать зачем?
– Ха-ха! Не надо! Лучше возвращайтесь поскорей. Не забывайте, что вас ждет женщина… совершенно свободная и немного влюбленная.
– Такое не забывается…
Отстранив Людмилу плечом, Нолин отправился в ванную.
2
Брился он с удовольствием и не спеша, а душ принимал минут пятнадцать, с удовольствием представляя себе, как злится покинутая мадам Банщикова. Попутно Нолин обдумывал способы ее устранения. Кардинальных среди них не было. Просто Нолину хотелось избавиться от навязчивой бабенки и сделать это так, чтобы Людмилины поползновения прекратились раз и навсегда.
Однако, как выяснилось, не он один строил планы. Войдя в номер, Нолин обнаружил, что Людмила уже не стоит и даже не сидит, а лежит, раскинувшись на чужой кровати, как на своей собственной. Хорошо бы одетая. Впрочем, как говорится, нет худа без добра.
– А ты смелая, – одобрил Нолин, не торопясь присоединиться к Людмиле.
– Я решительная, – сказала она. – И не привыкла упускать свое.
Свое? На лице Нолина не дрогнул ни один мускул. Пройдясь по комнате, он остановился у открытой двери балкона и, стоя спиной к кровати, скрестил руки на груди.
– Я жду, – напомнила Людмила обиженным тоном.
– Петр Семенович говорил тебе, что у меня за профессия? – спросил Нолин.
– Ну…
– Значит, говорил.
– Допустим, – согласилась Людмила. – И что из того? Шпион – очень мужественная профессия. Ты любишь фильмы про агента ноль-ноль семь?
– Сказки для детей младшего и среднего возраста, – откликнулся Нолин. – Есть фильмы покруче.
– Какие же?
Судя по голосу, Людмила спросила это с кислой миной. Она пришла не для того, чтобы беседовать об искусстве. Даже о самом главном и самом важном из искусств, которым, по мнению Ульянова-Ленина, являлось кино.
– Документальные фильмы, – сказал Нолин. – Снятые скрытой камерой.
– Скры… Что?
– Скрытая камера. В этой комнате установлена как минимум одна.
– Почему ты меня не предупредил? – взвизгнула Людмила.
– Я не предполагал, что ты окажешься такой шустрой. – Нолин обернулся, ухмыляясь. – Как ты думаешь, твоему мужу понравится эта эротическая сценка?
– Идиот!
Вскочив с кровати, Людмила принялась облачаться, что, учитывая ее габариты и размеры легкомысленных одежек, оказалось нелегкой задачей.
– Тебе повезло, – сказал Нолин, едва удерживаясь от издевательского хохота.
– В чем это мне повезло, интересно знать?
– Если бы ты имела отношение к разведке, отснятый материал навсегда лег бы в твое досье, преследуя тебя до самой смерти. А так…
– Что
– Посмотрят человек пять-шесть и забудут, – пренебрежительно отмахнулся Нолин. – Другое дело – шпионаж. Обрати внимание, это слово рифмуется с другим специфическим термином. – Нолин поднял
