забавны.
3
Плавая, Юрьев всегда держал глаза открытыми, а выходя на берег, любил поваляться с зажмуренными глазами. Это позволяло ему не видеть окружающих, в особенности вездесущих пышных матрон, взявших моду загорать топлес. Смотреть на них было не слишком приятно. Не только из-за их рыхлых форм и обилия складок. Стоило случайно повернуться в сторону такой перезрелой красотки, как она спешила принять картинную позу, а ее супруг начинал подозрительно коситься на Юрьева. Мужья не любят одиноких бездельников, ошивающихся поблизости. Вместо того чтобы обрядить жен в нормальные купальники, они нервничают, ревнуют и отравляют себя ядом желчи.
Дабы не будоражить общественность понапрасну, Юрьев завел привычку являться на пляж с первыми лучами солнца, пока гости Албены видели десятые, самые сладкие утренние сны. Приходя к морю задолго до завтрака, он успевал как следует размяться и обзавестись поистине зверским аппетитом.
Чем-то это напоминало молодость, когда Юрьев был физически силен, морально устойчив и готов к любым подвигам во славу отечества. Если бы ему приказали свернуть горы, он взялся бы за эту задачу без колебаний. С годами сил поубавилось, пыл уменьшился, будущее перестало видеться в радужном ореоле, а вера в идеалы сменилась сарказмом. Иногда он чувствовал себя постаревшим мушкетером, только без верных боевых товарищей. Двадцать лет спустя – это совсем не то, что двадцать лет назад. Когда Юрьев уяснил для себя, насколько подла и продажна любая политическая система, он утратил смысл жизни, ощутил себя преданным, брошенным, никому не нужным.
Года три назад он даже написал прошение об отставке, но, проходив всю ночь из угла в угол своей квартиры, порвал рапорт, привел себя в порядок и как ни в чем не бывало отправился на службу. Без нее Юрьеву и жить становилось незачем. Ему постоянно требовалась труднодостижимая цель, риск, испытания, опасности. Существование на грани позволяло чувствовать себя востребованным и не испытывать угрызений совести за бездельничанье на пляже.
Ему нравилось купаться и загорать в одиночестве. Уборщики еще копошились где-нибудь в отдалении, спасатели и аттракционщики только-только заволакивали в воду свои катера и скутеры, а Юрьев уже покидал пляж, получив прекрасный заряд бодрости.
Так должно было произойти и сегодня. Заплыв далеко в море, он нырнул поглубже и устремился навстречу солнцу. Извиваясь над песчаным дном, Юрьев напоминал себе летающего персонажа какой-то фантастической повести. Прозрачная, как воздух, вода усиливала иллюзию полета. Ощущение было сказочное, словно в детском сне, когда без всякого усилия отрываешься от земли и паришь над ней, то взмывая вверх, то снижаясь, чтобы рассмотреть какие-то детали.
Перед глазами Юрьева проплывали размытые изображения ракушек, камней и водорослей. Они виделись не слишком отчетливо, но зато очень ярко, как на экране старенького кинотеатра, когда, прокручивая цветную пленку, киномеханик забывает навести резкость, за что публика освистывает его и клянет последними словами. В данном случае единственный зритель помалкивал, да и изображение было немым. До тех пор, пока Юрьев не осознал, что является персонажем мутного фильма ужасов.
Издав под водой сдавленное мычание, он поплавком выпрыгнул на поверхность и шумно зафыркал, отплевываясь от едкой воды, попавшей в носоглотку.
На берегу все оставалось по-прежнему. Вдоль линии моря медленно полз миниатюрный игрушечный трактор, волочащий за собой сеть с пустыми бутылками, пакетами, окурками и прочим мусором, оставшимся на пляже со вчерашнего вечера. Мускулистые, загорелые дочерна парни расстанавливали лежаки и раскрывали пестрые паруса тентов. Из желто-синего шатра выносились надувные бананы, парашюты и водные лыжи. Тишь, гладь да божья благодать. Даже не верится, что в нескольких десятках метров от мирного берега можно обнаружить кошмарные находки, от которых к горлу подступает тошнотворный ком, а волосы торчат дыбом.
Бред? Временное помрачение рассудка? Галлюцинация? В таком случае крайне тошнотворная галлюцинация.
Сплюнув в сторону, Юрьев вспомнил деревню, куда частенько ездил во время школьных каникул. Перед Новым годом дедушка, бабушка и многочисленная родня непременно запасались холодцом, именуемым деревенским народом «холодное». Поедалось кушанье с хреном или горчицей, непременно под самогон, а готовилось оно из говяжьих и свиных ног, или «булдыжек». Желтые, пупырчатые, окостеневшие, они лежали в сенях навалом, словно поленья. Маленький Юрьев не мог смотреть на них без отвращения, и теперь, много лет спустя, испытал аналогичную тошноту.
Двигая руками осторожно и плавно, чтобы не делать волн, мешающих обзору, он посмотрел вниз. Сомнений не оставалось. Внизу, на трехметровой глубине, покоилась человеческая рука, косо отсеченная по линии запястья. Пятерня, несомненно, принадлежала взрослому мужчине плотного сложения. Масти он был рыжеватой и, как показалось Юрьеву при ближайшем рассмотрении, отличался обилием веснушек. Если…
Вздор, сказал себе Юрьев, снова погружаясь на глубину. Вода смывает кровь. И следы она тоже смывает.
Зависнув вниз головой, он сделал несколько расчетливых гребков, чтобы приблизиться к находке, не подняв тучи песка. Ладонь никуда не делась. Она действительно лежала на дне тыльной стороной вверх. Рядом суетились два маленьких юрких краба, терзающих лохмотья кожи. Судя по характеру повреждения, рука была не оторвана и не отпилена, а отсечена каким-то острым предметом. Вряд ли это был топор, сабля, турецкий ятаган или японский меч катана.
Вынырнув, Юрьев почти не сомневался, что руки неизвестный лишился в отчаянной схватке с противником, вооруженным ножом. Он даже нож себе приблизительно представлял. Широкий прямой клинок с плавно изогнутым острием – безотказное, бесшумное оружие подводного пловца. Не тот псевдоармейский нож, который преподносится рекламой как «идеальное холодное оружие, прошедшее сертификацию для элитных частей специального секретного десантно-штурмового суперподразделения суперморских суперкотиков». Нет. Какой-нибудь стандартный «кабар» из арсенала морских пехотинцев США, применявшийся еще во время Второй мировой войны и снискавший себе такую же грозную славу, как автомат Калашникова. Узкая, тщательно заточенная полоска нержавеющей стали, способная перерубить толстый сук и человеческую кость.
С одинаковой легкостью.
С профессиональным мастерством.
Но откуда взяться диверсантам на болгарском курорте? Повернувшись в сторону яхты, Юрьев не заметил ничего похожего на радары, пулеметы или зенитки. Обычное прогулочное судно с компашками людей на палубе. Они не собрались вдоль борта, наблюдая за человеком, заплывшим далеко в море. Хотя все может быть.
Отдышавшись, Юрьев набрал полную грудь воздуха и нырнул в третий раз, подавляя позывы к рвоте. Пришлось приблизить лицо к страшной находке почти вплотную, чтобы рассмотреть детали. Зачем? Юрьев не сумел бы ответить на этот вопрос. Пары секунд хватило, чтобы увидеть на мертвых пальцах золотой перстень и золотое же кольцо – обручальное.
Юрьев поспешил на поверхность и, улегшись на спину, погреб к берегу. Небо вверху было синее, яркое. Не верилось, что под этим небом могут происходить столь дикие, столь страшные вещи. Это не укладывалось в голове. Не поддавалось логическому осмыслению. Не вписывалось в общую картину светлого, солнечного утра.
Но, к своему несчастью или счастью, Юрьев отлично знал, как обманчив окружающий мир, каким хрупким и ненадежным бывает он на самом деле. А еще он знал, что жуткая находка и будущее задание каким-то образом взаимосвязаны. Одним словом, отдых закончился.
4
Доплыв до берега, Юрьев с трудом добрел до своих вещей, плюхнулся на полотенце и подпер подбородок кулаком, не отдавая себе отчета, что копирует классическую позу «Мыслителя» Родена.
«Что же это получается? – спрашивал он себя. – Жил-был крупный рыжий мужчина, которому ни с того ни с сего вдруг взяли и оттяпали руку. Или – за дело. Заманили в море и…»
Юрьев раздраженно почесал переносицу. Нет, конечно же, никто мужчину в море не заманивал, потому
