Последняя оставленная ею лужа еще не просохла, свидетельствуя о том, что порядок в камере был нарушен снова. Однако, против ожиданий, бить пленницу не стали. Швырнули ей ворох ношеной одежды, дали на сборы две минуты, вывели в длинный тюремный коридор, куда-то повели.
Просторные мужские штаны и клетчатая рубаха болтались на Вере, как на огородном пугале, растоптанные кроссовки соскакивали с ног, но ее это нисколько не смущало. Она привыкла быть пугалом. Она свыклась с ролью девочки для битья. Все попытки сохранить достоинство оказались тщетными. «Ну и пусть, – равнодушно подумала она. – Все равно некому оценить мои старания».
Комната, в которую завели Веру, была узкой и длинной. Потолок оказался столь непривычно высоким, что Вера не удержалась от опасливого взгляда вверх. Только потом она по-настоящему присмотрелась к мужчине, сидящему за скромным письменным столом, спиной к окну. Это был крепкий пятидесятилетний эстонец с красноватым лицом и жесткими светлыми волосами. Его мощный подбородок был отмечен чуть приметной ямочкой. Черный эсэсовский мундир, обтягивающий его широкие плечи, сверкал серебристой мишурой. Не предложив Вере сесть, он сухо представился:
– Штурмшарфюрер Рейн Вейдеманн. Будешь обращаться ко мне по званию. Господин штурмшарфюрер. Понятно?
– Понятно, – ответила Вера.
– Звучит неубедительно. Повтори как положено.
– Понятно, господин штурмшарфюрер.
– Уже лучше. Теперь назови свое имя.
– Вера Спицына.
– Глупо запираться, – нахмурился Вейдеманн. – Вынужден напомнить: ты и твой мнимый супруг обвиняетесь в смерти десяти эстонских граждан и в шпионаже. За это полагается смертная казнь.
– Неправда! – воскликнула Вера. – Никого я не убивала!
– Готов тебе поверить. Но только после чистосердечного признания. – Вейдеманн откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула. – Кем в действительности является человек, скрывающийся под именем Евгения Николаевича Спицына? Для чего вы прибыли в Пярну?
Не дослушав до конца заученные ответы пленницы, Вейдеманн пренебрежительно махнул рукой:
– Ложь. Продолжая в этом духе, ты лишь ухудшаешь свое положение.
– Хуже некуда, – буркнула Вера.
– Ошибаешься. Мы умеем быть очень жестокими по отношению к своим врагам. – Тонкие губы Вейдеманна растянулись в улыбке. – Но тех, кто раскаялся и перешел на нашу сторону, мы готовы поощрять. Ты, наверное, голодна? Хочешь кушать?
– Нет, – соврала Вера.
– Завидую тебе, – притворно вздохнул Вейдеманн. – А вот я, признаться, любитель вкусно поесть. Эстония – настоящий рай для гурманов. В 1501 году замок, в котором мы находимся, посетил достопочтенный епископ Николаус Роттендорп. Он и его свита в течение двух дней опустошили кладовые монахов. – Насмешливо наблюдая за подергивающимся кадыком пленницы, Вейдеманн причмокнул. – О, люди той эпохи знали толк в пище! Остались записи о рационе епископа. Вот меню только за один день. – Руки Вейдеманна переплелись на выпяченной груди, его глаза мечтательно вскинулись к потолку. – На завтрак ему подали курицу с шафраном в конопляном масле, стручки перца с медом и соленую лососину с уксусом и луком. На обед была треска в масле с изюмом и зеленью и салака, тушенная в подсоленной воде. За ужином епископ угощался жареной камбалой в масле, фаршированными яйцами, копченым угрем и рулетом из свинины… Ну как, разыгрался аппетит?
– Ерунда на постном масле, – сказала Вера, едва не поперхнувшись обильной слюной.
– Ты храбрая девушка, – одобрительно кивнул Вейдеманн. – Но мы в любом случае вытащим из тебя все, что ты утаиваешь. Ты человек, а не робот. Как всякий человек из плоти и крови, ты испытываешь страх и боль. К тому же у тебя имеется язык, который не так уж трудно развязать.
– Мне нечего рассказывать.
– Неужели? – весело удивился Вейдеманн. – А известно ли тебе, что женщины, попавшие в руки инквизиции, были готовы признать себя ведьмами и взойти на костер, лишь бы их не мучили? В этом замке, кстати, сохранилась камера пыток, в чем ты скоро убедишься. – Поднявшись из-за стола, Вейдеманн приблизился к Вере, чтобы взять ее за подбородок и не позволить ей отводить взгляд. – Это будет поучительная экскурсия, – вкрадчиво пообещал он. – Ты узнаешь, что никаких «железных баб», «испанских сапогов», раскаленных щипцов, плетей и кнутов инквизиция не использовала. В арсенале палачей было всего три пытки, утвержденных католической церковью. Пытка водой, которой тебя недавно подвергли, – лишь первая из них, причем проделанная неумело. Но стоит взяться за дело настоящим специалистам и…
У Веры похолодело в животе, как при падении в пропасть. Слова эстонца в гитлеровской форме доносились до нее словно издалека. Обстоятельно и с видимым удовольствием он поведал ей про пытку веревкой, заключающуюся в том, что обвиняемых подвешивали за руки, связанные за спиной. Их подтягивали вверх на специальном блоке, после чего палач резко отпускал и вновь удерживал веревку. Приводило это не только к вывихам плечевых суставов, но и к сдиранию кожи с запястий. После чего, как весело продолжал Вейдеманн, начиналась пытка огнем: смазав ступни несчастных жиром или маслом, их держали над жаровней с пылающими углями.
– Обожаю барбекю, – неожиданно признался Вейдеманн, отвернувшись от трепещущей пленницы. – Впервые меня угостили барбекю американцы. Славные ребята!
– Я ничего не знаю, – с отчаянием выкрикнула Вера.
– Пусть будет по-твоему, – равнодушно пожал плечами Вейдеманн. – Только это не избавит тебя от пыток, предупреждаю. Повторишь мне все то же самое, когда тебе сорвут клещами ногти, раздробят пальцы, обольют кипящим маслом и выколют глаза. Возможно, тогда я тебе поверю. А для начала тебя отведут в подвал. Но учти, ровно через десять секунд, – Вейдеманн сверился с часами, – менять что-либо будет поздно… Звать конвой или дашь показания?
Вера не хотела в подвал, и она туда не попала. Не прошло и часа, как ее вернули в камеру, выдав ей в качестве награды миску густого супа с рыбой и гречкой. Варево показалось ей пресным. Несмотря на то, что в миску упало немало жгучих горьких слез.
Глава 33
Проверка на вшивость
Бондарь ненадолго выныривал из сна лишь для того, чтобы вновь провалиться в него, а в перерывах размышлял – чем еще заниматься в одиночной камере?
Мысли были невеселыми. Убеждать себя в том, что все обойдется, становилось с каждым днем труднее. Размышления в тюрьме не бывают оптимистическими.
Что с Верой? Что будет с ним, с Бондарем? Полковник Роднин, наверное, уже отказался от надежды увидеть их снова. Но Бондарь был по-прежнему жив…
Ведь каждому сотруднику спецслужб есть что рассказать, и каждого сотрудника можно заставить разговориться. Рано или поздно из пленника вытягивают правду. Пусть со скрипом, по крупицам, но постепенно показания становятся все более конкретными и подробными. Называются имена сотрудников и начальства, даются словесные портреты, адреса, раскрываются оперативные связи, осведомители, выкладываются планы секретных операций. Бондарь собирался продержаться до последнего, но знал, что конечный результат предрешен. Но какие именно сведения могут интересовать эстонских «борцов за свободу»? И почему они возятся с Бондарем так долго, не подвергая его допросам с пристрастием?
Щетина на его щеках и подбородке уже не кололась, становясь шелковистой на ощупь. Следовательно, Бондарь провел в плену не меньше четырех дней. Ему исправно давали воду, его обеспечили сносной пищей и парашей. К чему такие сложности? Бондарь собственноручно уничтожил восьмерых эстонских фашистов, так что не мог рассчитывать на снисхождение. Почему же с ним нянчатся? Может быть, рядовые исполнители дожидаются прибытия главного начальства?
На то, что его и Веру обменяют на какого-нибудь иностранного шпиона, Бондарь не рассчитывал. Их миссия была не просто секретной, а откровенно противозаконной, даже с точки зрения самого гуманного суда в мире. Особенно в свете того, что ликвидация профессора Виноградского непременно будет приписана супругам Спицыным. Выходит, как минимум два пожизненных срока каждому. Но это при официальном
