дрожащими пальцами, то от вас не отвяжутся. Тут нужна выдержка, а у вас чересчур импульсивная натура. Роль молодой вдовы трудна. К ней нужно готовиться заранее.
– Чушь! – воскликнула Оксана. – Я не собираюсь становиться вдовой.
– Но все равно ею станете, верно? – Взгляд Бондаря прямо-таки лучился отеческой теплотой. –
– Прекратите! Я не намерена говорить об этом!
– Молчу. Вы совершенно правы. Об этом лучше переговорить с Григорием Ивановичем. – Бондарь озабоченно нахмурился. – Скажу ему, что, оставляя завещание любимой жене, он фактически обрекает ее на незавидную участь.
– Так он и станет слушать ваши идиотские советы! – вспыхнула Оксана.
– Почему бы нет? – удивился Бондарь. – Григорий Иванович прислушивается к моему мнению. Он даже подумывает о том, чтобы нанять меня в качестве консультанта.
– Не может быть! – вырвалось у Оксаны.
– А вы попробуйте выведать у него. Вы ведь полагаете, что он вам все рассказывает.
– У него нет от меня секретов.
– У бизнесмена нет секретов? – Бондарь сделал вид, что ему ужасно смешно. – Вы шутите! Хорошо, если Григорий Иванович говорит вам хотя бы половину правды о своих делах. Но это вряд ли. Иначе его бизнес давно пошел бы прахом. Женщины чересчур болтливы. По секрету всему свету – вот ваш девиз.
– Ошибаетесь, – возразила Оксана, на лице которой появилось выражение крайней озабоченности. – И вообще, я ни с кем не общаюсь. Ни друзей, ни подруг. – Приняв какое-то важное для себя решение, она пригляделась к собеседнику с новым интересом. – Так вы действительно собираетесь стать консультантом моего мужа?
– Время покажет. – Небрежный взмах руки.
– И он посвящает вас в свои планы?
– Даже чересчур назойливо, я бы сказал. – Бондарь подавил мнимый зевок. – Честно говоря, я не готов к резким переменам в жизни. Моя нынешняя карьера меня вполне устраивает.
– Карьера русского агента ноль-ноль-семь? – спросила Оксана. Наверняка она казалась себе в этот момент необыкновенно хитрой и проницательной.
Бондарь снова зевнул, на этот раз по-настоящему.
– Какой там агент. Приехал, оценил обстановку, изложил свои выводы. Скорее инспектор. Или ревизор.
– И каковы ваши выводы?
– Там видно будет. Пока ничего определенного.
Бондарь поднес к глазам пустую чашку и принялся изучать рисунок на ее боку. Потом та же участь постигла кофейник. Фарфоровый сервиз был расписан сценками из жизни немецких пастушков и пастушек. Все они выглядели на миниатюрах краснощекими, неуклюжими и неправдоподобно опрятными. Трудно было поверить, что эти невинные создания способны хлестать пиво кружками, заедать его горами сосисок, а затем уединяться в кустах, дабы плодить детишек. Еще меньше верилось в то, что столь добродушные люди способны вести кровопролитные войны, хотя именно этим немцы занимались на протяжении всей своей истории.
– Правда, красивый сервиз? – спросила Оксана, голос которой неожиданно приобрел кокетливые интонации.
– Сплошная фальшь, – сказал Бондарь. – Трава слишком зеленая, люди чересчур чистенькие. В жизни так не бывает.
– Но пастушки очень милые.
– Я бы удавился от тоски, если бы мне пришлось иметь дело с одной из них.
– Предпочитаете женщин типа Милочки? – Оксана прищурилась.
– Предпочитаю женщин типа женщин, – возразил Бондарь, вертя в руках сигаретную пачку.
Нетрудно было догадаться, для чего Оксана затеяла этот игривый разговор. Ее целью был легкий флирт, переходящий в доверительные отношения. Некоторые дурехи убеждены, что достаточно напроситься в постель к мужчине, чтобы тот сразу начал выбалтывать им свои тайны. В принципе, такое случается на каждом шагу, но только не с сотрудниками Главного управления ФСБ. В данном случае мадам Пинчук просчиталась, а рассеивать ее наивное заблуждение было некому.
– Женщины в моем вкусе встречаются крайне редко, – печально произнес Бондарь. – Их слишком мало в природе.
– И какие же они? – быстро спросила Оксана.
– Почему это вас интересует?
– Хочу узнать, какой должна быть женщина, способная вскружить голову человеку, носящему пистолет за поясом. – Оксана хихикнула. – Мужчине вроде вас. Настоящему мужчине.
Невероятно, но факт: ее грудь явно увеличилась в объеме, а платье сделалось еще более прозрачным, чем в начале завтрака. Дивясь этому загадочному обстоятельству, Бондарь принялся фантазировать:
– Моя избранница должна быть молода, хороша собой…
– Да уж не уродливой старухой!
– …Хороша собой и скорее сдержанна, чем говорлива…
Собиравшаяся подать реплику Оксана осеклась и ограничилась понимающим кивком.
– Кроме того, – продолжал Бондарь, – мне нужна подруга, способная рисковать. Решительная, смелая, готовая все поставить на кон ради любви. Что за радость обхаживать какую-нибудь клушу, квохчущую при каждом комплименте? И почему инициативу должен проявлять непременно мужчина?
– Действительно. Так много глупых предрассудков.
– Слишком много, – вздохнул Бондарь.
Оксана порывисто встала и принялась расхаживать по комнате, давая понять, что в ее душе происходит мучительная борьба. Даже руки попыталась заламывать, впрочем, не прикрывая ими взволнованно вздымающуюся грудь. Актриса она была никудышная. Чтобы не выдать себя насмешливым взглядом, Бондарь уткнулся в тарелку.
– Хочешь знать правду? – внезапно спросила Оксана, остановившись прямо напротив собеседника. Тот факт, что она перешла на «ты», свидетельствовал о многом. Решение принято. Осталось лишь осуществить его.
– Правда всегда лучше лжи. – Для того чтобы изречь эту банальность и сохранить серьезность, пришлось здорово поднапрячься.
– Я очень уважаю Григория Ивановича и по-своему люблю его, но…
– Разница в возрасте, – подсказал Бондарь, опасаясь, что сцена слишком затянется.
– Да, разница в возрасте. – Оксана театрально прикоснулась пальцами к вискам. – Иногда хочется быть… быть такой… такой…
– Безрассудной.
– Вот именно.
– Отчаянной.
– Точно.
– Но совесть не позволяет делать то, что хочется.
– Да, совесть. – Оксана, вряд ли представлявшая себе, о чем толкует, вернулась на место и принялась запивать выстраданную истину мелкими глотками кофе. Поскольку напиток успел остыть, на ее лице возникло выражение неподдельной горечи.
– Так всегда, – печально заметил Бондарь. – Встречаешь девушку и уже, кажется, готов открыть ей душу, но в этот момент что-то мешает.
– Я могла бы прийти к тебе ночью. – Это был даже не шепот, а едва различимый шелест. – Ночью нам ничто не помешает.
– А Григорий Иванович?
– Он будет спать, – тихо сказала Оксана.
