Проплыв бок о бок сотню метров, они, не сговариваясь, изменили курс и вскоре, фыркая и отдуваясь, как пара тюленей, выбрались на плоскую скалу, торчащую из воды. Опередив Ариану, Бондарь использовал фору для того, чтобы полюбоваться ее фигурой, облепленной мокрыми лоскутами материи.
– Ты, случаем, не рентгенолог? – поинтересовалась она. – Такое ощущение, что меня просвечивают насквозь.
– Не каждый день удается увидеть Афродиту, появляющуюся из морской пены, – напыщенно произнес Бондарь.
Брови Арианы приняли уже знакомый недовольный изгиб.
– Ты опять забыл мое имя? – сухо осведомилась она. – Меня зовут не Ариадной и не Афродитой. Я А- ри-а-на, усвоил?
– Усвоил, – кивнул Бондарь, в очередной раз отметив про себя, что она по какой-то необъяснимой причине не знает самых распространенных мифов своей исторической родины.
– Слава тебе, господи.
Улегшись на живот, Ариана расстегнула лифчик и, подставив голую спину палящим лучам солнца, оперлась подбородком на скрещенные руки. Бондарь поспешил принять аналогичную позу, пристроившись рядом.
– Знаешь, что это такое? – спросил он, демонстрируя девушке извлеченную из расщелины рапану.
– Обычная раковина. – Ее загорелые плечи поднялись и опустились снова, в результате чего лямки лифчика упали на каменную поверхность. – Таких тут полным-полно, – продолжала она как ни в чем не бывало. – Ими торгуют на каждом углу. Только у торговцев сувенирами ракушки красивые и блестящие, а твоя, – она покосилась на протянутую рапану, – а твоя вся грязная и замшелая. – Глаза Арианы насмешливо сверкнули. – Это и есть подарок, на который ты намекал вчера?
– Нет, – ответил Бондарь. – Просто у этой раковины удивительная история. Вообще-то это моллюск, который называется рапана. Он приплыл в Черное море с Дальнего Востока, представляешь?
– Такой маленький, – умилилась Ариана. – И плавников нет.
– Рапаны путешествуют, прилепившись к днищу кораблей. Ты когда-нибудь пробовала их мясо?
– Вот еще!
– Напрасно. По вкусу оно напоминает осетрину. Но знамениты рапаны не только этим.
– А, вспомнила! В них находят жемчужины, да?
– Нет, – усмехнулся Бондарь. – Но в давние времена эти существа ценились значительно дороже жемчуга.
– Неужели? – Заинтригованная Ариана колупнула ногтем находку. – Что же в ней особенного?
– Ты видишь перед собой потомка тех самых моллюсков, из раковин которых древние финикийцы получали свой знаменитый пурпур.
– Однажды мне подарили пурпурное платье. Закончилось это плохо. – Ариана уставилась на линию горизонта. – Я была тогда совсем молоденькая и глупенькая.
– Ты и сейчас далеко не старенькая, – заверил ее Бондарь. Вертевшееся на языке продолжение – «…и не слишком умненькая» – отпало само собой, потому что…
Потому что Ариана безмятежно перевернулась с живота на спину. При этом она вроде бы прикрыла грудь снятым лифчиком, но Бондарь успел увидеть все, что она решила ему показать. И проклятый лифчик то и дело норовил соскользнуть с обнаженной груди, которая, между прочим, вздымалась и опадала… вздымалась и опадала, приковывая взгляд Бондаря.
Изменившимся голосом, глухим и хриплым, словно он звучал не из его собственной глотки, а из допотопного рупора на захудалом вокзале, он заговорил снова, стараясь не терять ускользающую нить мысли:
– Так вот о рапанах…
– О пурпуре, – перебила Бондаря Ариана.
– Я и говорю, пурпур… Н-да… Его открытие приписывают финикийскому богу Мелькарту. Однажды он со своей любимой собакой гулял по берегу моря. Пес рылся в прибрежных водорослях. Вдруг Мелькарт заметил, что из пасти собаки стекает струйка крови…
– Боже, какой ужас! – Это прозвучало скорее ехидно, чем испуганно.
– Мелькарт, – продолжал Бондарь, – подозвал своего любимца и попытался стереть кровь с его морды. Оказалось, что никакой раны нет. Просто собака разгрызла раковину, из которой вытекла пурпурно-кровавая краска. Этот секрет Мелькарт передал финикийцам, которые неплохо нажились на рапанах.
Ариана забрала у Бондаря раковину и, вертя ее перед глазами, спросила:
– А сколько можно выручить за нее сегодня?
– Нисколько. Естественные красители давно утратили свою ценность.
Рапана взлетела в воздух, описала короткую дугу и плюхнулась в воду. Умудрившаяся не потерять лифчик Ариана пренебрежительно фыркнула.
И теперь Бондарь точно знал, на какую наживку может клюнуть эта рыбка.
Некоторое время они молчали, предоставив общаться чайкам, носящимся над морем. Их голоса звучали совершенно по-женски. Так могли бы переругиваться сварливые соперницы, выясняющие отношения. Разве что смысла в птичьей перекличке было все-таки побольше.
Наконец Ариане тоже захотелось высказаться.
– Признайся честно, Женя, – проникновенно произнесла она. – Тебя ведь не мое творчество интересует. Что тебе от меня нужно?
– Ты не поверишь, но у меня к тебе важное дело, – ответил Бондарь.
– Какое?
– Можно сказать, это для меня вопрос жизни и смерти.
Кожа на животе Арианы затрепетала, но она постаралась не выдать охватившее ее любопытство, когда пренебрежительно воскликнула:
– Ну, начинается! Станешь предлагать мне руку и сердце? А ведь на самом деле ты хочешь лишь переспать со мной, разве нет?
– Спасибо за предложение, не откажусь.
– Ничего себе! – возмутилась Ариана. – Не много ли ты о себе возомнил? Я что, напрашиваюсь к тебе в постель?
– Чья именно будет постель, не имеет значения, – заверил ее Бондарь. – Главное, что мы все равно ляжем туда вместе.
– Ух, какие мы прыткие!
– Я как раз считаю, что заниматься сексом нам еще рановато. Сначала тебе нужно как следует выспаться. Сегодня ты показалась мне вяловатой. Выдалась беспокойная ночь?
Это был пробный шар, пущенный без особой надежды на успех. С какой стати Ариане признаваться, что возле ее дома убили человека, следившего за ней и ее свитой? Музыканты ведь не сообщили об инциденте в милицию, значит, предпочитали не распространяться на эту тему. И все же заданный вопрос подразумевал хотя бы какой-нибудь внятный ответ, который Ариана дала после секундного замешательства.
– Ночь выдалась самая обыкновенная, – сказала она. – Я спала как убитая.
Сам папа римский поверил бы ей на исповеди, но что с него, старичка, возьмешь. Бондарь же был настроен весьма скептически, о чем не замедлил напомнить:
– В одном доме с четырьмя ухажерами?
– С чего ты взял, что мы живем вместе? – холодно осведомилась Ариана.
– Ты сама сказала, что вы практически не расстаетесь.
– Ну и что?
– Я решил, что вы спите на одной кровати.
– Ошибаешься, – отрезала Ариана. – Мы действительно снимаем один дом на пятерых, но спим порознь. Ребята у себя, я у себя. Это устраивает и их, и меня. Нам приходится много репетировать.
– Впервые слышу о том, что для группового секса требуются какие-то репетиции, – покачал головой Бондарь.
– Дурак!
Ариана тут же села к нему спиной, занявшись надеванием своей сбруи. Дело не шло на лад. Почему-то
