она валяется у ног незнакомого мужчины, корча из себя непонятно кого.
Нимало не заботясь о том, как к этому отнесется гостья, Бондарь рывком вытащил из-под нее одеяло и укрылся по грудь, после чего повысил голос:
– Не понял: тебе разрешают курить или нет?
– Никто не видит, – отмахнулась Люда. – Если соблюдать все, что от нас требуется по контракту, то хоть в монастырь беги.
– Монахини не ходят по ночам в гости к мужчинам, – возразил Бондарь, – а тут, как я погляжу, разврат чуть ли не приветствуется.
– Ой, разврат, скажите, пожалуйста! У нас групповуха, что ли? У нас вообще ничего такого. А мне… а я…
Люда прикусила язык. Отметив это про себя, Бондарь забрал у нее окурок, отправил в пепельницу и, усевшись поудобнее, распорядился:
– Начинай.
– Без проблем.
Превратно понявшая предложение Бондаря, Люда проворно перевернулась на живот, подползла ближе и потянула на себя одеяло.
– Зачем вы держите? – заныла она голосом маленькой девочки, которой не дают конфету. – Сам говорит начинать, а сам не дается! Вы не бойтесь, я хорошо умею. Я еще классе в шестом в первый раз попробовала…
Бондарь как следует встряхнул Люду, заставил сесть рядом и терпеливо пояснил, что для начала желает выслушать ее историю. Она несколько раз повторила, что он не поп, чтобы ему исповедоваться, но в конце концов сдалась. Это произошло после того, как Бондарь многообещающе потрепал ее по волосам. Еще не окончательно испорченные химическими препаратами, они были приятны на ощупь. Хотя сосредотачиваться на своих ощущениях Бондарь не стал. Он обратился в слух, подбадривая рассказчицу короткими междометиями.
Биография Люды была типична для сотен тысяч ее сверстниц. Учеба, гулянки, работа реализатором на рынке, полуизнасилование, полупомолвка, жених-одногодок в армии, пожилой любовник в коммерческом банке, долги, порванные колготки, вонючая водка, шампанское с привкусом стирального порошка, родительские нравоучения, мечты о чем-то светлом и большом, и в мечтах Людмила, продвинутая и прикинутая по полной программе, имеет все, что душа пожелает, а ее саму имеют только те, кого она удостаивает своим вниманием.
Объявление в местной газете, последующие отборочные конкурсы и неожиданная победа свалились как снег на голову. Хотя мужики давно западали на Людмилу, она понимала: топ-моделью ей стать не суждено. И рост не тот, и сиськи чересчур вызывающе выпирают, и ноги не от ушей растут. Короче говоря, в свою удачу Люда поверила лишь после того, как была посажена в самолет и отправлена куда-то на Кавказ – куда именно, она до сих пор выяснить не удосужилась.
– А зачем? – пожала она плечами. – Мне от этого ни холодно, ни жарко. Достаточно, что меня здесь кормят, одевают, учат всяким полезным штучкам и вообще… Ненужных строгостей многовато, но не страшно. Здесь мы как у бога за пазухой, а внизу? – Люда кивнула на штору, не подозревая, что никакого окна там нет. – Опять лямку тянуть? Не-а, не желаю. Обрыдло все. Лучше годик перекантуюсь, зато при бабках буду. Что я, дурочка из переулочка – на рынке или в забегаловках корячиться?
– Ты умная, – похвалил Бондарь Люду. – Правильно рассуждаешь.
– А то, – тряхнула она волосами.
– Не важно, за что платят, важно – сколько. Верно?
– Ну.
– Много получаешь за клиента? – спросил Бондарь таким скучным голосом, что не удержался от зевка.
– Клиенты? – Округлившиеся Людмилины глаза походили в потемках на две черные дыры. – Я вам не проститутка, я…
– Кто?
– Никто.
Обняв Люду, Бондарь притянул ее к себе и наградил отнюдь не братским поцелуем.
– Наконец-то, – сказала она, когда получила возможность дышать и говорить. – А то я уж решила, что имею дело с бесчувственным чурбаном.
– Я просто немного растерян.
– Боитесь женщин? – игриво спросила Люда.
– Один на один – нет, – ответил Бондарь в полном соответствии с выбранной ролью. – Но когда вас много…
– То что?
– Не знаю, как у нынешних школьников, а в моем детстве была такая шутка. Ребята намечали жертву в своем кругу, неожиданно набрасывались на беднягу и заталкивали его в девчачью раздевалку. Там, разумеется, поднимался визг. Даже смельчаки начинали паниковать. – Бондарь снова приобнял девушку. – Колотили изнутри в дверь, требуя выпустить их. А чего, спрашивается, бояться?
– Нечего, – прошептала Люда.
– Вот и я так думаю, – согласился он. – Но все равно мне не по себе.
– А вы привыкайте.
– Трудновато. Никогда прежде не работал султаном.
– Султан, – пробормотала Люда. – Так зовут добермана одной моей подруги. Я все забывала спросить, что это такое. Типа нефтяного магната?
– Можно сказать и так, – уклончиво ответил Бондарь. – Но существует одно существенное отличие.
– Какое?
– У султана обязательно есть гарем.
– Теперь и у тебя есть, – перешла на «ты» Люда. – Почти тридцать девчонок, и все твои. Когда выйдешь на волю, дружки обзавидуются.
Обрывки чужих фраз и собственных мыслей Бондаря сплелись в замысловатый клубок, для распутывания которого требовалось отыскать нужную ниточку.
– А все-таки я первая, – пробормотала Люда, успевшая отбросить в сторону одеяло. Она дышала все чаще, норовя прижаться к Бондарю уже не только губами, а всем телом, очень сухим, очень горячим. – Сегодня ты мой. – Суетливо, совсем не грациозно Люда стащила пижамные штаны и всхлипнула от избытка чувств, когда почувствовала, что даже тонкая ткань не отделяет ее от полураздетого мужского тела. – Сними их, – порывисто потребовала она, наткнувшись рукой на плавки Бондаря.
– Не спеши, – прошептал он, механически лаская обвившуюся вокруг него девушку. – Ты ведь у меня первая?
– Да… – Ее начало лихорадить. – Перв…
– А завтра очередь другой?
– Дру… – выдохнула Люда. – Да…
– И так все по очереди? Все двадцать семь?
– Не… нет.
– Почему?
Бондарь отстранил девушку, держа ее перед собой на весу, словно разглядывая нашкодившего котенка. Размякшая, безвольная, она еле ворочала языком:
– Долго ты меня будешь мучить? Я тебя хочу, так хочу…
– Сначала ответь. Все двадцать семь?
– Нет… Пятерых уже положили…
– Куда?
