удостоверением капитана милиции хранились в непромокаемой и несгораемой сумке-поясе, плотно облегающей бедра Бондаря. Все остальное уместилось в рюкзаке за его спиной. Что у вас, ребята, в рюкзаках? Честно говоря, ничего интересного: белье, фляга с водой, сухпаек, маскировочная сеть «Крона», маска-чулок, портативная рация, всякая мелочовка. От спального мешка и даже от обыкновенной брезентовой подстилки для ночлега Бондарь решительно отказался, напомнив полковнику, что он не в турпоход по лермонтовским местам собирается, а всего лишь к чеченским боевикам в гости, где задерживаться не намерен. Тщательная подготовка лежбищ, выстланных хвоей и занавешенных масксетью, в планы Бондаря не входила. Безмятежный сон часиков эдак по восемь в сутки – тоже. Все расчеты строились на предельно простой математике: возьми быт, отними комфорт, в итоге останется самое необходимое. Хотя, конечно, самое необходимое – это все же удача, подумал Бондарь, петляя между древесными стволами.
Его бег через подлесок на склоне горы был нетороплив, зато почти бесшумен, чтобы потревоженные птицы не подняли гвалт на всю округу, предупреждая чеченцев о приближении непрошеного гостя. Все здешние обитатели были заодно, все настроены против одинокого чужака, вторгшегося в их владения. Каждый сучок норовил хрустнуть под его подошвой, каждая ветка целилась ему в глаза, но он продвигался все дальше и дальше, и его сердце билось мерно, как часовой механизм взрывного устройства.
Тики-так, тики-так… Тщательно подогнанная амуниция не сковывала движений, не натирала кожу, не выдавала своего владельца предательским бряцанием. Автомат, пистолет, несколько запасных обойм, подсумок с гранатами да нож – вот и весь арсенал, который захватил с собой Бондарь, решивший, что всякие там «шмели» да «мухи» не облегчат жизнь, а очень даже осложнят ее на труднопроходимой местности. Не до жиру, быть бы живу. Его вполне удовлетворял тот минимум оружия, который у него имелся, и он почти не побеспокоился о пропитании, поскольку рассчитывал справиться с заданием быстро и сегодня же, в крайнем случае завтра вызвать вертолет, который унесет его с захваченным компьютером обратно. Останется лишь получить причитающиеся деньги и возвратиться домой с победой. Несмотря на то, что в последнее время Бондарь чаще всего действовал в городских условиях, военно-полевое обмундирование сидело на нем, как вторая кожа. Спасибо полковнику Реутову, снабдившему его современнейшим комплектом боевой одежды, новехонькой, упакованной в полиэтилен, пахнущей добротной материей и такой же добротной краской.
Бондарь с удовольствием погладил ткань рукава, испещренную желтыми, бурыми и болотными пятнами. Эластичный комбинезон со множеством карманов и карманчиков идеально облегал фигуру, не стесняя движений. Грудь и спину комбинезона защищал голландский таврон, куда более прочный, чем пресловутый кевлар, из которого делают бронежилеты по лицензии американской компании «Дюпон». Тавроновая ткань, легкая и прочная, запросто противостояла удару пули, выпущенной из «макарова», а также осколкам гранат и мин. Правда, ощущение человека, защищенного слоями таврона, при попадании пули приятными не назовешь. Однажды Бондаря расстреляли в упор, так он при этом чувствовал себя так, будто его лупят в грудь ломом, круша ему ребра и оставляя на теле один огромный кровоподтек. Тот комбинезон, в котором Бондарь шел теперь, был значительно усовершенствован. Во-первых, тут присутствовала прокладка из пористого эластика, смягчающая удары пуль или осколков. Во-вторых, поскольку пропотевший таврон быстро теряет прочность, он был упакован под хлопком в водонепроницаемый нейлон. Все вместе весило прилично, однако Бондарь предпочитал таскать на себе лишний груз, вместо того чтобы прогуляться налегке и обзавестись пулевыми отметинами. Наличие синяков на теле еще как-то объяснить можно, а как объяснишь Лизе происхождение дополнительных отверстий в теле?
Бондарь ухмыльнулся на бегу, но тут же нахмурился, приказывая себе не расслабляться, а действовать с удвоенной, нет, лучше с утроенной осторожностью. Почти не сбавляя скорости, не оскальзываясь, не оступаясь и не сбиваясь с курса, он продолжал бежать вперед. Ему было отлично известно, как трудно придерживаться прямого пути в лесу, где нужно то бурелом обогнуть, то под ветви поднырнуть, то между стволами протиснуться. Бондарь знал, что ноги так и норовят вынести его на открытое пространство, где побольше света. Причем левая нога, делающая шаги чуточку короче, заставляет отклоняться вправо, и так может продолжаться до тех пор, пока бегущего не развернет на сто восемьдесят градусов и не понесет по кругу. Вместо того, чтобы постоянно сверяться с компасом, теряя темп и время, Бондарь просто привычно корректировал маршрут, то и дело заставляя себя отклоняться левее. Он делал это автоматически, через равные промежутки времени. В противном случае тридцатикилометровый отрезок пути, который ему предстояло пробежать, закончился бы совсем не там, куда он стремился. Чтобы чеченские волки не учуяли его раньше времени, пришлось высадиться из вертолета подальше от лагеря. Шум моторов разносится в горах далеко, слухи – еще дальше, еще быстрее. Бондарь вывалился на ходу с пятиметровой высоты, пока вертолет делал вид, что выискивает подходящее место для посадки. Произошло это в так называемом четырнадцатом квадрате, хотя Бондарю это ни о чем не говорило. Генерал Конягин продемонстрировал ему лишь маленький фрагмент карты Чечни, заявив, что этого будет вполне достаточно. Судя по масштабу, зеленое пятно, изображенное на топографическом листе, можно было обойти за полдня хорошей ходьбы: это и был тот самый лесной массив, где базировались боевики Черного Ворона. А начинался он с опушки дубовой рощи, как выяснил Бондарь, преодолев еще десяток километров. Устроив себе небольшой привал, он сверился с компасом, забросил ноги на снятый рюкзак и, лежа на спине, постарался восстановить по памяти фрагмент карты, показанной ему генералом. Синяя ниточка ручья пересекала зеленую кляксу рощи почти параллельно курсу Бондаря, и, судя по рельефу местности, этот ручей протекал по дну оврага. Слева роща примыкала к сосновому бору, справа граничила с горным отрогом. С военной точки зрения, место для лагеря было выбрано бездарно, наобум. Но к чему Черному Ворону осторожничать? Его ведь никто особо не ищет, да и чего его искать, когда он весь как на ладони? Сегодня со спутника бородавку на носу интересующего субъекта разглядеть можно, а уж скопища террористов – и подавно. Пункты их базирования наперечет известны военному командованию. Почему лагеря боевиков атакуют выборочно – большой вопрос. Тот самый вопрос, ответ на который никакой порядочный офицер знать не желает, потому что правда слишком тяжела, чтобы носить ее на сердце.
Так что к черту правду, сказал себе Бондарь. У тебя появилась возможность добраться до одного из чеченских бандитов, вот и доберись, вцепись ему в глотку, а спрашивают и отвечают пускай участники телевизионных ток-шоу. Вообразив себя участником одного из них, Бондарь ухмыльнулся.
– Как вы расцениваете инициативы либеральной общественности по проведению переговоров с лидерами чеченских сепаратистов? – осведомился он у верткой пичуги, пристроившейся на ветке прямо над ним.
Пичуга склонила головку набок, не зная, как расценивать этот идиотский вопрос. Пришлось поискать к ней иной подход:
– Верите ли вы в необходимость признания независимости самопровозглашенной республики Ичкерия?
Взглянув на Бондаря, как на круглого идиота, пичуга сорвалась с ветки и, резво махая крылышками, исчезла среди листвы. Похоже, она не питала иллюзий насчет мирных инициатив. Проводив ее взглядом, Бондарь подумал, что во многом он солидарен с нигилистически настроенной птичкой. Правда, аппетит от этого не страдал. Бондарь расстегнул рюкзак и занялся приготовлением обеда, который вполне мог стать последним до возвращения на «большую землю». Поколдовал над брикетиком сухого спирта, занявшимся синим пламенем, нагрел пару баночек из сухпайка, добавил в них по кубику куриного супа, выпил похлебку и спросил сам у себя:
– Думается, сэр, теперь вы не отказались бы от чашечки хорошего крепкого кофе и пары сигар?.. – Помолчав пару секунд, Бондарь откликнулся своим обычным голосом: – Думается, только последний мудак станет баловаться кофе с сигарами в непосредственной близости от логова лесных братьев.
Привычка разговаривать с собой возникла у Бондаря давным-давно, во время многодневных одиночных рейдов, когда лишь подобное бормотание под нос помогало осознавать, что ты не исчез, не растворился, что ты – это ты, а не плод собственного воображения. Подобные диалоги никоим образом не мешали Бондарю действовать в соответствии с заданной программой. Следы нехитрого пиршества были методично уничтожены – не было никого и нет в тылах чеченских боевиков. Взвалив на спину рюкзак, Бондарь попрыгал, удостоверяясь, что не выдаст себя случайным звуком, проверил, как сидит в ножнах клинок, как висит на плече взведенный автомат. Задрал голову к синему небу, по-кошачьи жмурясь на солнце. Шепнул себе:
