долларов.
Отец: Вы ошибаетесь. Я заплатил за эти 14 долларов на оптовом складе, честное слово, клянусь.
Минухин (Биллу): Но когда ты пойдешь покупать туфли, ты купишь себе пару, которая будет стоить 50 долларов. Ты купишь пару туфель своего размера, которая будет стоить 50 долларов. Можешь купить и дороже, но не покупай дешевле. И я хочу, чтобы ты сам это сделал. Меня очень, очень беспокоит, что ты не будешь знать, где кончается твое тело, пока не начнешь разбираться в том, что непосредственно прилегает к своему телу. Я хочу помочь тебе понять, где ты, а начать хочу с того, что помогу тебе понять, кто ты. Мы начнем с самых простых вещей, например, с вещей, которые прилегают к твоему телу. Я хочу, чтобы ты пошел и купил себе пару туфель. Ты знаешь, как покупают одежду?
Терапевт придает туфлям значение конкретного носителя проблемы отделения, опираясь на простой здравый смысл: 'Носить отцовскую обувь неудобно', 'Поверхность тела человека — это его внешняя граница', 'Нельзя знать, где ты, пока не узнаешь, кто ты'. 'Всякому известно', что это проявления объективной реальности. Исходя из этих универсальных истин, терапевт формирует задание, для выполнения которого идентифицированному пациенту потребуется вступить во взаимодействие с внесемейным миром.
Билл: Просто входят в магазин и покупают?
Минухин: Ты когда-нибудь выбирал себе одежду или ты из тех людей, кто всегда покупает одно и то же?
Билл: Обычно я мало что покупаю. Я покупаю одно и то же.
Минухин: Давай узнаем у Роба. (Робу.) Ты знаешь, как выбирать одежду для себя?
Роб: Да.
Минухин: Ты пойдешь с Биллом, но ничего не будешь делать, пока Билл тебе не скажет. (Биллу.) Если тебе понравится пара туфель и ты захочешь узнать чье-то мнение, ты можешь спросить Роба, и он скажет, да или нет. Но не спрашивай его, пока не решишь сам. Ладно?
Билл: Ладно.
Минухин: Ты купишь себе… Сколько у тебя рубашек?
Билл: Штук семь… Шесть или семь.
Минухин:
Билл: Не больше и не меньше, чем другие.
Минухин: Но тебе нужна еще пара рубашек?
Билл: Да, наверное, рубашки мне всегда могут пригодиться. Но я могу носить отцовские.
Минухин: Нет, нет, нет, нет, потому что тогда ты не будешь знать, кто ты есть. Я хочу, чтобы ты начал понимать, что есть твое тело, покупая собственные вещи. Я хочу, чтобы вы с Робом выбрали какой- нибудь магазин, где ты купишь себе одежду. Я не хочу, чтобы ты носил отцовскую одежду. Это очень запутывает. Если хочешь знать, где ты, надо начать с того, чтобы узнать, что есть твое тело. А узнавать свое тело ты начинаешь с того, что будешь одевать его. Ладно? Пока ты в отцовской одежде, я не знаю, ты это или твой отец.
Билл: Ладно.
Из пары чужих туфель терапевт конструирует универсальный символ смысла индивидуации, который затем использует, чтобы усилить отделение сына от отца, поддержать холон сиблингов и облегчить идентифицированному пациенту новое вхождение во внесемейный контекст. Конструкция задания имеет конкретные элементы: идентифицированному пациенту кроме пары туфель предлагается купить еще четыре рубашки, две пары брюк и дюжину пар носков. Он уходит из кабинета босиком, а его отец несет туфли, завернутые в бумагу. Все эти элементы усиливают напряженность созданной терапевтом конструкции.
Терапия продолжается восемь месяцев. Идентифицированного пациента так и не госпитализируют, хотя у него на протяжении четырех месяцев бывают моменты дезорганизующей паники и суицидальные мысли. Обследование, проведенное пять лет спустя, показывает, что члены семьи функционируют хорошо. Идентифицированный пациент переехал из дома и работает самостоятельно, младший брат работает в отцовском деле, и родители соблюдают четкие, автономные границы.
Семейные истины
Терапевт обращает внимание на то, как семья обосновывает свои взаимодействия, и использует само ее мировосприятие, чтобы расширить возможности ее функционирования. Это нечто вроде айкидо[10], в котором терапевт пользуется инерцией семьи, чтобы подтолкнуть ее в новом направлении: 'Вы заботливые родители, и поэтому вы дадите вашему ребенку возможность расти', 'Вы не будете отнимать у него его голос', 'Вы отпустите вожжи', 'Вы потребуете уважения к себе', 'Вы будете проявлять уважение', 'Вы предоставите ей возможность потерпеть неудачу'. Выбрав в культуре данной семьи метафоры, символизирующие их суженную реальность, он использует их как конструкцию всякий раз, когда они возникают или могут быть введены, трансформируя метафоры в ярлык, указывающий на семейную реальность и задающий направление изменений. 'Ага, снова натянули вожжи!' — эта метафора усиливает ощущение нежелательного стеснения. Такой прием соответствует второму уровню топологии Бергера и Лакмана — он перестраивает простые объясняющие схемы.
Реальность семьи Скоттов состоит в том, что семнадцатилетний сын Джон прогуливает школу и ворует в магазинах, невзирая на любые наказания. Члены семьи полагают, что у него какие-то психические нарушения, потому что никакой нормальный ребенок не станет воровать в магазинах после того, как его наказали, отобрав проигрыватель и мотоцикл. Дисфункциональность структуры этой семьи заключается в том, что мать и дети — Джон и его младший брат — образуют холон, из которого исключен отец.
В терапевтической конструкции представления семьи о сыне суживаются до двух неприемлемых альтернатив: либо он преступник, либо не отдает себе отчета в своих действиях, то есть сумасшедший. Когда мать отвергает обе альтернативы, терапевт предлагает еще одну возможность — выяснить точку зрения отца на создавшуюся ситуацию. В рамках этой конструкции существует возможность изменить структуру семьи, укрепив положение отца в руководящем холоне. Через десять минут после начала первого сеанса мать, Джон и его брат объясняют психологический склад идентифицированного пациента, оправдывая его поведение.
Минухин (матери): Позвольте спросить вас, считаете ли вы Джона сумасшедшим?
Мать: Считаю ли я его сумасшедшим?! Нет.
Минухин: Считаете ли вы, что он отдает себе отчет в том, что делает?
Мать: Если бы вы спросили меня об этом, когда мы только начали в декабре, я бы сказала 'да'. Он прогуливает, потому что он нормальный мальчишка, который не хочет сидеть в классе; ему интереснее другое. Но как только мы стали отбирать у него вещи, которые ему так дороги, тут я и начала беспокоиться.
Минухин: Значит, вы считаете его сумасшедшим.
Мать: Что значит 'сумасшедшим'?
Минухин: На мой взгляд, это человек, который что-то делает, не осознавая, что он это делает.
Мать: Ну, он осознает, что делает, только не осознает, почему.
Минухин: Считаете ли вы, что у него странное поведение?
Отец: Жена возражала, когда я употребил слово 'аномальное'.
Минухин: Может быть, вы считаете его преступником?
Мать: Преступником? Нет. Нет, потому что дома этот мальчик…
Минухин (отцу): Позвольте мне спросить вас, считаете ли вы его преступником?
Отец: В своем поведении — да.
Минухин: Это означает, что, по вашему мнению, кражи в магазинах — преступление?
Отец: Да, безусловно.
Минухин (матери): Но вы не считаете его преступником?
