Мать: Иногда мне помогали. Когда я просила помочь, мне помогали, Марта.
Марта: А бывало, что ты не просила, а я помогала.
Отец: Марта много помогала.
Мать: Ну ладно, помогала. Иногда готовила ужин. Только не говорите, что она делала это всегда, каждый вечер. Она этого не делала.
Отец: Одно время она делала это почти всегда.
Марта: Это было.
Характер организации этой триады таков, что, когда мать и дочь достигают определенного уровня стресса, отец активируется и становится на сторону дочери. Терапевт пока еще не знает, что это такое — сам предпочитаемый танец или же фигура в более широком танце, когда третья сторона активируется всякий раз, когда две другие вступают в конфликт.
Мать: Это было. До тех пор, пока она не начала плохо себя вести.
Минухин: Вера, вы замечаете, что Джордж и Марта иногда объединяются и осаживают вас? Только сейчас Марта возмутилась и накинулась на вас.
Мать: Мне все равно. Она часто так делает.
Минухин: И что тогда произошло с Джорджем?
Мать: Он пришел ей на помощь.
Отец: Разве?
Минухин: Да, вы только что это сделали. Безусловно. Он и дома так делает?
Мать: Раз уж вы об этом заговорили, то он и дома так делает. Когда я делала ей замечания и ругала ее, он говорил, чтобы я успокоилась, перестала кричать и оставила ее в покое. Он всегда ее защищал.
Отец: Ну, не только. Иногда я и Марте говорил, чтобы не раздражала мать. Я всего лишь стараюсь, чтобы все было благополучно. Я не вылезаю вперед. Я просто наблюдаю.
Очевидно, отец может исполнять одни и те же фигуры танца с разными партнерами. Однако терапевт, высвечивая определенные факты, сосредоточивает внимание членов семьи на стереотипном характере их взаимодействий.
Минухин: Вера говорит, что, по ее ощущению, вы больше на стороне Марты, чем на ее стороне. (Марте.) Ты очень слабая? Я видел, как ты легко справилась с мамой. Ты ее не испугалась. Тебе не понадобилась его помощь.
Марта:
Минухин: Нет. И часто бывает, что отец считает нужным вступиться за тебя, когда ты споришь с матерью? Он пытается помирить вас, становясь на твою сторону?
Марта: В общем, нет. Он просто говорит мне что-нибудь вроде: 'Почему ты не можешь оставить ее в покое, пусть делает, что хочет'. И тогда я чувствую себя виноватой, потому что мою мать это обижает, а я не хочу никого обижать.
Терапевт начинает с автоматического взаимодействия в семье, с обмена случайными репликами. Представив это как вопрос присоединения к одной из сторон в ссоре, он добивается того, что в ходе такого семейного взаимодействия словно по волшебству выявляются проблемы самостоятельности, власти, коалиций и вины.
Отец: Я не хотел бы, чтобы у вас создалось ложное впечатление. Вы, наверное, подумали, будто я постоянно так делаю. Нет. Я очень редко вмешиваюсь.
Марта: Но когда он вмешивается, бывает именно так.
Отец: Я не хочу видеть этих дурацких ссор. Они и в самом деле дурацкие. Когда я сижу в комнате и слышу, как они ругаются на кухне, и вижу, что это дурацкая ссора, — один говорит одно, другой — другое, ничего конструктивного, сплошные глупости, и обе взвинчивают себя, — естественно, я вмешиваюсь.
Минухин: Значит, вы выступаете как судья на ринге?
Отец: Можно сказать и так.
В этой семье, где все стараются избегать конфликтов, терапевт формулирует функцию отца как улаживание этих конфликтов.
Минухин (матери): Почему он это делает? Вас легко обидеть?
Мать: Раньше было легко. А теперь я словно одета в броню.
Отец: У нас тут есть один огненный вихрь (указывает на мать) и другой огненный вихрь (указывает на дочь). Обе убеждены, что они правы. И обе очень любят высказываться начистоту.
Минухин: Джордж, а обязательно нужно улаживать их ссоры?
Отец: Нет, необязательно, но я чувствую, что должен вмешаться, прежде чем кто-то скажет что-то такое, о чем потом будет жалеть.
Минухин: Вы не любите, когда в вашей семье происходят ссоры?
Отец: Нет, не люблю.
Минухин: А между вами и Верой?
Мать: Мы не разговариваем.
Отец: Когда я чувствую, что назревает ссора, когда жена начинает злиться или я начинаю злиться — только она злится сильнее, чем я, и заводится все больше и больше, пока я не почувствую, что лучше мне остановиться, — тогда я просто встаю и либо ухожу из дома, либо иду в другую комнату, лишь бы это прекратилось.
Минухин: И это помогает?
Отец: Помогает, только она потом злится на меня еще день или два. Она со мной не разговаривает.
Мать: Мы дошли до того, что ты не разговариваешь со мной целый месяц, и я отвечаю тем же.
Минухин (Марте): И что тогда делаешь ты?
Марта (смеясь): Ну, я ухожу в свой собственный мир. Там безопаснее и спокойнее.
Минухин: Это значит, что мама в своем углу, папа в своем углу, и ты уходишь в свой угол? Прекрасная семейка! И как вы из такого положения выходите? Ты не пытаешься поговорить с мамой или папой или попробовать их помирить?
Марта: Конечно, пытаюсь, только это очень неприятно. Они друг с другом не разговаривают, а потом мне начинает казаться, что я сделала что-то не то, потому что мать иногда может, сама того не замечая, рявкнуть на меня из-за чего-нибудь. Я начинаю думать, что я такого сделала, и решаю помалкивать, просто ухожу в свой собственный мир, чтобы не беспокоиться, как бы они снова меня не оттолкнули, не рявкнули на меня.
Отец: Марта, я на тебя не рявкаю.
Марта: Ты — нет, а мама рявкает. Но отец всегда со мной разговаривает. Вроде как: 'Ну, если твоя мать не хочет разговаривать, что ж, и прекрасно'. Говорит что-нибудь в этом роде, и все. Но тогда я чувствую себя виноватой, потому что должна бы что-то сделать. Я живу с ними в одном доме и должна бы стараться, чтобы им жилось лучше. Понимаете, я должна заставить их разговаривать друг с другом и жить хорошо.
Минухин: И тебе это удается?
Марта: Нет. Тогда я наказываю себя за это и начинаю объедаться.
Минухин: И это помогает?
Марта: Ну, мне помогает. Просто на время облегчает все проблемы. Это как алкоголь или наркотики. Но таким способом ничего не решается.
Минухин: Значит, тут передо мной уже два терапевта: отец, который пытается укротить бурю, когда ты ругаешься с мамой, и ты, когда пытаешься улаживать отношения между ними и помогать им. И ты не такой уж хороший терапевт. У тебя не очень хорошо получается.
Приписав отцу роль судьи на ринге, терапевт выдвигает на первый план симптом дочери как выполняющий ту же функцию, однако добавляет к этому еще и представление о ней как о целителе.
Марта: И не может получаться. Они мне не дают. Они говорят: 'Не лезь не в свое дело'.
Мать: То, что происходит между нами, тебя не касается.
Марта: Для меня это означает, что они меня отталкивают, потому что я считаю себя частью семьи. Я должна что-то делать.
Минухин: Давно ты пытаешься исцелить их?