Техники семейной терапии

вероятно, совершенно необычное переживание для семьи, которая до сих пор реагировала на идентифицированную пациентку только в плане ее потребностей и страхов. Подчеркивание терапевтом компетентности пациентки изменяет ее восприятие своих взаимоотношений с остальными членами семьи. В результате к концу этого разговора некоторые ее высказывания становятся более подробными ('Потому что она все спрашивала меня, хорошо ли я себя чувствую, а я говорила 'да'. Только я на самом деле плохо себя чувствовала'). Они длиннее и обстоятельнее, чем обычные ответы этой девочки во время сеанса. Остальные члены семьи остаются пассивными, выступая в качестве слушателей, в то время как девочка превращается в центральную фигуру, рассказывающую о каждом из них. Это означает изменение характера их обычных взаимодействий, которое выдвигает на первый план ее компетентность и сильную сторону, а не патологию и потребность в защите.

Минухин: Что ты чувствуешь перед тем, как начинается приступ? Иногда дети-астматики ощущают стеснение в груди. Иногда они чувствуют легкую головную боль. Иногда они задыхаются, чувствуют себя неуютно. Но ты не привыкла прислушиваться к ощущениям своего тела. Ты ждешь, когда о тебе начнут беспокоиться мама, или бабушка, или дяди. Я хочу, чтобы ты научилась прислушиваться к своему телу. То, что я говорю, не очень понятно, и я не знаю, доходит ли это до тебя. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Полин: Нет.

Минухин (кладя руки на грудь Полин и сильно ее сдавливая): Что ты почувствовала?

Полин: Давление.

Минухин: Хорошо. Ты почувствовала свое тело. Теперь не дыши. (Зажимает двумя пальцами ноздри Полин.) Что ты почувствовала?

Полин: Я не могла дышать.

Минухин: Ты почувствовала что-то внутри себя. Ты чувствовала, что хочешь дышать и не можешь?

Полин: Да.

Минухин (снова зажимая ей ноздри): Значит, ты почувствовала свое тело, да? Иногда перед началом приступа ты будешь чувствовать что- то в этом роде. Что ты будешь делать, если я не перестану зажимать тебе нос? (Полин открывает рот и делает вдох.) Конечно. Ты сказала: 'Этот ненормальный зажимает мне нос. А я все равно буду дышать'. Правильно ведь? Значит, ты изменилась, ты сделала кое-что.

Девочка начинает глубоко дышать. Терапевт и пациентка пять минут занимаются дыхательными упражнениями, причем Полин предлагается обращать внимание на свои проприоцептивные реакции.

Минухин: Ты делаешь упражнения с мамой или одна?

Полин: Иногда с мамой, а иногда сама.

Минухин: Почему ты делаешь их с мамой?

Полин: Чтобы она могла сказать, помогают они или нет.

Минухин: А сама ты не можешь это сказать? (Обращается к членам семьи.) Снова и снова то же самое. Она полагается на помощь других. (Обращается к Полин.) Ты их любишь, и у тебя любящий характер, и ты умеешь хорошо думать, и мне нравится, как ты рассказала мне, как все остальные в семье тебе помогают, как они беспокоятся. Но ты должна помочь своей семье не говорить за тебя и не пугаться за тебя. Повтори это мне, чтобы я видел, что ты поняла. Что я сказал?

Полин: Я должна делать все это сама. Больше говорить.

Минухин: Я хочу, чтобы ты сейчас сказала это своей маме.

Полин: Мама, я умею думать сама.

Мать. Ну, тогда я хочу, чтобы ты мне это показала. Сегодня же посмотрим.

Минухин: Скажи это бабушке, чтобы она тоже знала.

Полин: Бабушка, я умею думать сама.

Бабушка: Ладно. (Полин встает, подходит к каждому члену семьи и в разных вариантах повторяет ту же тему: 'Мне не нужна ваша помощь, чтобы говорить самой за себя'.)

В конце сеанса терапевт вовлекает девочку в серию упражнений и действий, усиливающих ее способность воспринимать проприоцеп- тивные сигналы обратной связи. Это взаимодействие подчеркивает самостоятельность функционирования девочки, ее умение прислушиваться к своему телу и возрастание у нее сосредоточенности на самой себе, вместо того чтобы прислушиваться к словам всех членов семьи, которые наблюдают за ней. В заключение терапевт предлагает ритуал, закрепляющий эту мысль, и сеанс завершается тем, что идентифицированная пациентка вступает с каждым членом семьи в ритуальные взаимодействия, в ходе которых заявляет о своей способности, своем праве и своей обязанности функционировать самостоятельно и независимо. Последующее обследование через три месяца позволяет установить, что за это время у нее не было ни одного приступа астмы.

Билл Саймон — тринадцатилетний слепой мальчик, который был направлен в клинику в связи с разрушительным поведением: он ломает радиоприемники и другую бытовую технику. Его родители не в состоянии с ним справиться и беспокоятся, как бы он не причинил вред своему трехмесячному брату. Минухина, который выступает в качестве консультанта, поражает тот факт, что и терапевт X. Гоа, и отец часто употребляют в речи неглагольные определения и слова, подразумевающие видение, — вероятно, не отдавая себе отчета в том, что Билл по необходимости воспринимает мир иначе, чем они. Ми- нухин садится рядом с Биллом, чтобы мальчик чувствовал его близость и мог дотронуться до него. Мать на этом сеансе отсутствует, потому что должна оставаться дома с маленьким ребенком.

Минухин: Ты, Билл, большой специалист в том, в чем я не специалист. Ты умеешь понимать вещи, не видя их. Дело в том, что я вижу, поэтому я многого не знаю. Как ты понимаешь предметы?

Билл: Потому что могу до них дотронуться. Необязательно видеть вещь, чтобы ее понять.

Минухин: Не знаю. Ты можешь до них дотрагиваться, и что происходит, когда ты до них дотрагиваешься? Например, что это такое? (Протягивает Биллу книгу.)

Билл: Я знаю, что это такое. Это книга.

Минухин: Можешь ли ты сказать о ней что-нибудь еще? Я просто хочу знать, как человек, который не видит, понимает вещи.

Билл: Ну, я не знаю, как эта книга называется, потому что не могу читать, а это напечатано.

Минухин: А что еще? Скажи мне, что еще ты знаешь об этой книге. Она большая?

Билл: Это маленькая книга, довольно маленькая.

Минухин: Да. А у нее твердый переплет?

Билл: Нет. У нее мягкая обложка.

Минухин: Что еще ты можешь сказать мне об этой книге?

Билл: В ней много страниц. Не знаю, сколько.

Минухин: Хорошо. Значит, вот как ты понимаешь предметы — ты дотрагиваешься до них. А ты их еще и нюхаешь?

Билл: Нет.

Минухин: Ты можешь сделать так, чтобы она издала звук? Я просто хочу узнать, можешь ты слышать книгу или нет. (Шуршит страницами книги.)

Билл: Да, я могу слышать книгу.

Минухин: Так, можешь слышать книгу. Хорошо. А как ты можешь понимать ребенка? Как ты понимаешь своего брата, если его не видишь?

Билл: Я могу слышать, как он плачет, но не понимаю, какой у него будет голос.

Минухин: А он плачет в разное время по-разному? Бывает, что он плачет то тихо, то громко?

Билл: Он начинает злиться и плачет все сильнее и сильнее, пока мы не поймем, что у него что-то неладно, или что он голодный, или мокрый.

Минухин: Ну, конечно.

Консультант проявляет как свое незнакомство с миром идентифицированного пациента, так и свое желание с этим миром познакомиться, демонстрируя и отцу, и сыну модель взаимоотношений между ребенком-инвалидом и взрослым, которая идет вразрез с семейной программой, потому что предполагает компетентность у слепого ребенка.

Минухин: Я хочу, чтобы ты слышал то, что я скажу доктору Гоа. Когда я тебя слушал, Билл, я начал думать, что на самом деле не могу взять в толк, как ты понимаешь вещи, потому что, когда мне нужно