боя внезапно получал резкий прирост скорости и делал этакий «супертрюк».
Весной 1937 года на маленьком аэродроме Нойхарденберг к северо-востоку от Берлина прошли первые испытательные полеты. Пилотом был капитан Варзиц. Он совершил два или три успешных полета. В очередном Варзиц едва только отключил силовую установку, как мы с ужасом увидели, что он круто спикировал к земле и, не выпуская шасси, совершил посадку прямо на брюхо в густом кустарнике. Мы в панике ринулись к нему. Оказывается, сразу же после отключения он почувствовал запах горения и, решив, что хвостовое оперение охвачено пламенем, пошел на аварийную посадку. Мы выяснили, что даже после отключения двигателя из дюз еще несколько секунд вылетали языки пламени, от которых и загорелось несколько кабелей. Защиты в виде обтекателя между выхлопными дюзами и внутренними перегородками в хвостовой части оказалось недостаточно. К сожалению, техника получила такие серьезные повреждения при приземлении, что на время дальнейшие полеты пришлось прекратить.
Перебравшись в Пенемюнде, мы продолжили работы для военно-воздушных сил. На испытательном стенде номер 4 мы под руководством инженера Делмайера помогли сконструировать стартовые устройства для тяжелых бомбардировщиков. Силовые установки тягой 660 килограммов каждая, работавшие тридцать секунд, были размещены в двух гондолах. По окончании горения они сбрасывались и опускались на парашютах. Расположенные под крыльями по обеим сторонам фюзеляжа, они позволяли бомбардировщику нести более тяжелый груз или сокращать дистанцию пробега, когда он взлетал с нормальным грузом на борту.
В 1939–1940 годах в «Пенемюнде-Запад» прошла серия испытательных полетов «Не-111», оборудованного этими вспомогательными установками. И лишь сложности материально-технического снабжения, особенно с поставками жидкого кислорода, в конечном итоге заставили принять решение отказаться от использования этой техники, хотя работала она более чем удовлетворительно. Со временем во вспомогательных стартовых установках стала использоваться перекись водорода, которую производила фирма Гельмута Вальтера в Киле, и они стали широко использоваться. Необходимые испытания проводились в «Пенемюнде-Запад».
Мы обрели точно такой же опыт, разрабатывая новую силовую установку с тягой 660 килограммов и со временем горения триста секунд, с насосами для закачки топлива. Она предназначалась для реактивного истребителя, способного за две минуты достичь высоты 12 000 метров. Двигатель Вальтера был проще по конструкции и производить его можно было быстрее, но работал он куда хуже.
Летом 1938 года в «Пенемюнде-Запад» в воздух поднялся первый реактивный истребитель. Когда, описав круг над аэродромом, самолет заложил первый вираж, от которого перехватило дыхание, он как-то неуверенно держался в воздухе.
Созданная нами силовая установка была поставлена на новый «Не-112». Время ее горения составляло сто двадцать секунд, и она успешно показала себя в ходе нескольких полетов. К сожалению, во время одного из испытательных полетов пилот, отключив ракетный двигатель, потерял контроль над машиной, и самолет разбился.
С началом войны нам пришлось сосредоточить усилия на ракете дальнего радиуса действия «А-4», и эти проекты были заброшены.
Свист «Ме-163» по-прежнему стоял у меня в ушах, когда я вылез из машины перед большим сборочным корпусом испытательного стенда номер 7. Доктор Тиль и инженер-испытатель Шварц ждали меня. Мы прошли через небольшие воротца в зал со стенами из кирпича и особо прочного бетона примерно 30 метров высотой и 45 метров длиной.
Разговаривая с доктором Тилем, я лишь вполуха слушал знакомые жалобы, что нашу систему с сорока пятью автоматическими клапанами почти обязательно постигнет неудача. Я предпочитал наблюдать, как ракеты водружали на одну из двух больших подвижных испытательных установок, которые занимали добрую половину просторного зала. Поскольку стендовые испытания проводились ежедневно в течение нескольких месяцев, команда обрела такой опыт, что все шло с точностью часового механизма. Было рассчитано каждое движение. Огромный кран без усилий подхватил ракету.
Доктор Тиль показал на ракеты, которые, опираясь на хвостовые стабилизаторы, в три ряда одна за другой стояли у левой стены. И снова я испытал восхищение при виде совершенной красоты их обводов. Доктор Тиль унылым голосом поведал, сколько «клопов» его отдел проверки обнаружил в двигателях, клапанах или компонентах системы управления, поступающих с заводов. Выпуск экспериментальных ракет необходимо приостановить, пока мы не приведем в порядок те, что уже получены. Я не мешал его излияниям. Если ему вообще не поступят ракеты для испытаний, он все равно будет жаловаться – как и в том случае, если он их получит. Он всегда испытывал облегчение, выпустив пар. Как и все мы, он был бесконечно предан своему делу и, без сомнения, сможет найти способ справиться с трудностями. К моему следующему визиту он конечно же найдет какие-то новые трудности, на которые можно посетовать. Но в конечном итоге все будет как нельзя лучше.
Еще две ракеты стояли на поворотных столах в дальнем конце зала, окруженные деревянными лесами с площадками и лестницами. Многочисленные кабели и трубопроводы тянулись за стену в испытательную лабораторию отдела электрооборудования, которая располагалась в пристройке. Выйдя из зала, мы прошли к только что поставленному стенду для проверок газовой струи. Здесь, когда ракета была полностью собрана, струя истекающих газов подвергалась испытаниям в условиях, которые могли встретиться ракете в настоящем полете. В «спиртовой» системе мы использовали спирт; в «кислородной» – воду. С помощью этих испытаний, все показатели которых фиксировались, мы устанавливали стабильные данные выброса топлива в каждой системе. Нашей целью было установить усредненные показатели качественной работы, ускорить выпуск продукции и приемку ее, сведя к минимуму испытания отдельных компонентов после доставки их и сборки ракеты.
Мы прошли сквозь большой проем в окружающей стене, которая защищала испытательный стенд и стартовую площадку от порывистых ветров с моря и туч песка. Перед нами тянулось обширное пространство. На рельсах стояла могучая передвижная платформа. Ей предстояло переместиться к точке строго над центром отводного туннеля, который вертикально уходил вниз в землю и был оборудован системой охлаждения из металлических труб. Они-то и принимали на себя удар огненной струи газов. Бетонный канал шириной 7,5 метра, плавно изгибаясь до глубины 6 метров, снова выходил наружу с другой стороны.
Выхлопные дюзы полностью собранной и вертикально подвешенной ракеты, способной поворачиваться во всех направлениях, находились в 7,5 метра над верхним краем колодца охлаждения. Лифт пронес нас мимо рабочих платформ, где опытные техники и инженеры вели последние приготовления к старту. Ракета уже была полностью заправлена, и оставалось ждать минут десять.
Вместе с доктором Тилем я прошел к бункеру, где размещались наблюдательная и измерительная аппаратура. Укрытие было пристроено к окружающей стене в узком южном конце пространства, в 135 метрах от места старта. Повсюду стояли транспортные средства – большой передвижной лафет с поднятым вылетом крана, небольшой узкий «Видал» и другие, – а между ними располагались стартовые площадки самых разных типов, только что возведенные кабельные мачты и специализированный транспорт.
Всем сердцем я чувствовал, что нам повезет. Еще месяц-другой – и все самое худшее останется позади.
Рядом с доктором Тилем я стоял за пуленепробиваемой стеклянной дверью наблюдательного бункера и смотрел на испытательный стенд. Все члены команды статических проверок покинули его. Отвели и рабочую платформу. Теперь я ясно видел черно-белый корпус ракеты, покрытый полосами изморози. Ветерок, дующий с устья Пенемюнде, относил в сторону легкие белые облачка испаряющегося кислорода, который травили клапаны.
Мы запускали наши ракеты в сторону моря. Любой некачественный клапан, отказ любого реле, любой дефект даже самого крохотного компонента этой сложной конструкции мог сбить ракету с пути, привести к потере тяги, к преждевременной отсечке подачи топлива – или даже к взрыву.
Тем не менее ракету, стоило ей взмыть со стартового стола, можно было считать потерянной. Мы никогда не могли выяснить, что же конкретно стало причиной неудачи. Виновный компонент практически всегда находил свой конец на дне синевато-серого Балтийского моря. И посему я ввел правило: каждая ракета перед стартом должна быть проверена с наивозможной тщательностью. Все ее отдельные компоненты, а также ракету целиком необходимо снова и снова подвергать проверке. Чтобы обрести
