сделать.
— Сынок, — вымолвил он наконец, — у тебя появились весьма скверные привычки, совершенно не совместимые с правилами хорошего тона. С каких это пор воспитанный ребенок позволяет себе открывать без разрешения мамины ящики?
Тут в комнату вошла их дочка Антония пятнадцати лет и пяти месяцев от роду, прозванная в семье Чиччи. Она ласково поздоровалась с младшим братом:
— Чао, как поживаешь?
— В общем, неплохо. Вот только пока мне немного не по себе. Но ведь я впервые родился на свет.
— О, ты говоришь мысленно. Да ты молоток! Как это тебе удается?
— Очень просто — когда хочешь заговорить, закрывай рот, а не открывай его. Кстати, это и гигиеничнее.
— Карло! — гневно воскликнул синьор Альфио. — Не смей с первого же дня портить свою сестру, послушную, воспитанную девочку!
— О боже! — простонала синьора Аделе, придя в себя. — Что скажет привратница, что скажет мой отец, служащий банка, человек сурового нрава и твердых обычаев, последний потомок целого поколения кавалерийских полковников.
— Ну, привет, малыш, — сказала Чиччи. — Мне еще нужно решить задачи по математике.
— По математике? — задумчиво переспросил Карло. — А, понял. Евклид, Гаусс и тому подобное. Но если будешь решать задачи по учебнику, который держишь в руках, учти, что ответ к задаче 118 неверен. Икс равен не одной третьей, а двум десятым.
— Он позволяет себе критиковать даже школьные учебники. Совсем как левые газеты, — с горечью сказал синьор Альфио домашнему врачу.
Они сидели в кабинете врача и беседовали, а в прихожей синьора Аделе развлекала младенца.
— Да, — тяжко вздохнул врач, синьор Фойетти. — Нет больше ничего святого. Эти беспрестанные забастовки. Кто знает, чем все кончится? А тут еще новый подоходный налог. Попробуйте найти служанку — ничего не выйдет. Полицейским запрещают стрелять, крестьяне не хотят разводить кроликов. И попробуйте дозваться слесаря-сантехника. Э, что говорить. Сестра, пригласите мать с ребенком.
Попав в кабинет, Карло сразу догадался, что доктор Фойетти долгое время жил в Загребе, и потому мысленно обратился к нему на хорватском языке:
— Доктор, я испытываю боль при глотании пищи. У меня бывает отрыжка. Особенно, когда съем морковку или свеклу.
Доктор Фойетти, застигнутый враслох, невольно ответил тоже на хорватском языке:
— Пожалуйста, прилягте на кровать.
Потом стукнул себя кулаком по лбу и, приободрившись, приступил к осмотру. Длился медицинский осмотр ровно два дня и шесть часов. Доктор выяснил, что младенец Карло сорока семи дней от роду: читает в мозгу доктора Фойетти имена всех его родных вплоть до четвероюродных братьев, а также впитывает в себя все научные, литературные, философские и футСольные познания, накопленные синьором Фойетти еще со времен детства; обнаружил марку Гватемалы, погребенную под восемнадцатью килограммами медицинских томов; силою взгляда передвигает стрелку весов, на которых медицинская сестра взвешивает больных; принимает и передает радиопрограммы, в том числе на ультракоротких волнах, а также стереофонические записи; воспроизводит на стене телевизионные программы, явно выкалывая нелюбовь к передаче 'Рискни всем'; движением рук проделал дырку в белоснежном халате доктора; глядя на фотографию одного из пациентов, ощутил сильную резь в желудке и безошибочно определил у больного острый приступ аппендицита; на расстоянии поджарил в оливковом масле семечки.
Кроме того, младенец сумел подпрыгнуть с кровати на пять метров девятнадцать сантиметров, волевым напряжением вынул медаль святого Антония из коробки сигар, запечатанной тремя мотками скотча. Не вставая, снял со стены картину Джулио Туркато, оживил муляж черепахи, хранившийся в шкафу с медикаментами, и лежавшего в ванне барсука, намагнитил несколько увядших хризантем, придав им прежний свежий вид. Притронувшись к куску уральского самоцвета, рассказал наизусть историю русских художников-авангардистов начала двадцатого века. Еще он сделал несколько птичьих и рыбьх чучел и остановил брожение вина.
— Тяжелый случай, да? — тревожно спросил синьор Альфио.
— Почти безнадежный, — пробормотал доктор Фойетти. — Если он так себя ведет в возрасте сорока семи дней, то что же будет в сорок семь месяцев!
— А что с ним станет в сорок семь лет?
— О, к этому времени он уже давным-давно будет на каторге!
— Какой позор — для его дедушки-полковника! — воскликнула синьора Аделе.
— А нельзя пока что-нибудь сделать? — с надеждой спросил сняьор Альфио.
— Прежде всего надо унести младенца в прихожую и сунуть ему полный комплект 'Официального вестника'. Тогда малыш отвлечется и перестанет слушать наши разговоры. Попытаться стоит.
— Ну а потом? Когда он покончит с 'Официальным вестником'? — допытывался синьор Альфио.
Тут доктор Фойетти что-то зашептал ему в правое ухо. Таким образом он десять минут инструктировал синьора Альфио, а тот в свою очередь нашептывал полученные инструкции жене в левое ухо.
— Да это же просто и гениально, как колумбово яйцо! — радостно воскликнул наконец синьор Альфио.
— Какого Колумба? Христофора или же министра Емилио? — спросил телепатический младенец из прихожей. — Ссылка на кого-либо всегда должна быть точной.
Доктор подмигнул синьору Альфио и синьоре Аделе. Все трое улыбнулись и ничего не ответили.
— Я спросил, о каком из двух Колумбов идет речь? — настаивал малыш, силою умственного напряжения проделав дыру в стене.
А они молчат словно вареные рыбы. Немного спустя малыш Карло, чтобы его услышали, жалобно захныкал:
— УУУУ-УУУ
— Действует! — возликовал синьор Альфио.
Синьора Аделе схватила руку доктора Фойетти и с жаром ее поцеловала.
— Вы наш благодетель. Великое вам спасибо. Я впишу ваше имя в свой дневник.
— Ууу-ууу! — не унимался младенец.
— Действует!
Синьор Альфио от восторга закружился в вальсе.
И средство оказалось действенным. Весь секрет заключался в том, чтобы не отвечать на телепатические вопросы Карло. Вот ему и пришлось, как всем нормальным детям, объясняться с помощью звуков.
Малыши очень быстро воспринимают новое и еще быстрее забывают. В шесть месяцев Карло даже не помнил, что еще совсем недавно он все ловил лучше любого транзисторного приемника. Тем временем из дома вынесли все книги, включая энциклопедии, купленные в рассрочку. Теперь Карло уже не мог упражняться в чтении закрытых книг на расстоянии и, к великой радости родителей, быстро утратил такую способность. Прежде он успел выучить наизусть библию. А теперь начал ее забывать. Наконец-то приходский священник вздохнул спокойно.
Три года Карло еще развлекался тем, что силою взгляда подымал стулья, заставлял танцевать кукол-марионеток, очищал на расстоянии апельсины, сунув палец в нос, менял, лежа в постели, пластинки в проигрывателе. Но потом родители отдали его в детский сад. Там он в первый же день решил повеселить своих новых друзей и показал им, как можно ходить по потолку вниз головой. В наказание его поставили в угол. Карло страшно обиделся и поклялся, что отныне будет прилежно вышивать бабочек, втыкая иглу в точечки, нарисованные для него на куске материи сестрой-монахиней.
В семь лет Карло пошел в начальную школу и, не долго думая, посадил на учительский стол чудесную лягушку. Учительница вместо того, чтобы объяснить происхождение этих земноводных и рассказать, какой из них получается вкусный бульон, позвала сторожа, а Карло отправила к директору. Синьор директор доказал Карло, что лягушки — преглупые животные, и пригрозил ему исключением из всех школ
