Кирилл Кононов. Старый Новый Год. Древние
— Бать, а бать, почему Новый Год Старым-то зовётся? — в который раз допытывался домовёнок Васька по пути на первый этаж.
— Ну скажи, скажи, скажи!
— Хватит, Василий, не до того сейчас. Работы ещё много. Надо квартиры прибрать после праздника, проветрить вентиляцию, вымести чердаки… Опять эти городские весь подъезд изгадили! Давай-ка, бери тряпку и помогай.
Несколько минут прошли в сосредоточенном сопении. Наконец домовой разогнулся и с оханьем размял спину.
— Эх, не так всё, не так. Вот когда я жил в деревне, никому бы в голову не пришло у себя в сенях стенки урыгивать! Все горожане бессовестные…
— Ой. Батя…
Домовой почесал затылок.
— Да, что-то я забылся малость. Всё-таки здесь теперь наш дом… Никогда так не говори, понял?
— Понял, батя. Но…
— Никаких но! Иди лучше Степаныча разбуди, пусть он тоже поработает. Скажешь ему, чтоб в котельную шёл. И помоги там — когда надо будет, он тебя к нам приведёт.
— Батя!..
— Иди!
Степаныч — старейший домовой в районе — жил в подвале. Обычно он спал сутки напролёт, завернувшись в кучу тряпок у труб парового отопления, и добудиться его было непросто. Степаныч постоянно жаловался, что ему постоянно холодно, а сон и толстый слой тряпья помогают ему согреться. Его уважали, как старейшего и мудрейшего, и старались без нужды не беспокоить. А когда всё-таки приходилось это делать, добудиться Степаныча было нелегко.
Но сегодня всё было не так, как обычно. Едва Васька откинул решётку вентиляции, Степаныч покосился на него синим-синим глазом:
— Что, Васятка, пора дом убирать?
— Да, Фома Степанович, батя сказал, чтобы мы с вами в котельную шли… А откуда вы знаете?
— А ты что же?.. — смутился старик. — Постой-постой-ка, у тебя это что — первый Старый Новый Год?
— Да, в прошлом году меня отправляли в деревню к бабушке. Я вот только в толк никак не возьму, зачем такая спешка?!
— Потерпи, сам всё увидишь, полночь уже скоро. Давай-ка руку, — Степаныч поёжился, выбираясь из-под старого пледа. — Нам с тобой сейчас надо котельную вычистить. А там я тебя провожу куда нужно…
— А…
— Отцу потом от меня спасибо скажешь. Знал, что я холод не люблю, вот и нашёл работу, где потеплее. Всё-всё, пошли.
И они пошли. Мимо старых насквозь проржавевших труб, мимо сырых облупившихся стен, мимо дыры в канализацию, из которой высунулась было Дрымга, но, увидев домовых, махнула спутанными волосами и исчезла. Много интересного было в подвале, но прогулка быстро закончилась, и Василий со Степанычем оказались в тёмной душной котельной. Степаныч выудил откуда-то потёртые тряпки и пару ведёрок, которые наполнил из-под хмуро-рыжего старого крана. Принялись за уборку. В котельной было шумно и грязно, и домовым приходилось то и дело прерывать работу, чтобы подбежать к окну и глотнуть уличного воздуха. Работа не особенно тяжёлая, но скучная и изнуряющая.
Сколько пробыли в котельной, Васька не знал. Когда он в очередной раз выглянул в окно, уже давно стемнело, и о тусклое стекло тихо-тихо бились мокрые январские снежинки. Рядом, крякнув, присел Степаныч.
— Фух. Что-то я взопрел, — на лбу старика в самом деле выступили капельки пота. А ведь говорил, что согреться не может!
— Давай-ка, Васятка, прибери тряпки да воду, и пошли к отцу.
И они пошли. Дом гудел. Всюду лихорадочно носились его обитатели. Чердачники, глухо ругаясь, тащили на помойку здоровенное гнилое полено, невесть как попавшее в дом. Лифтовый с энтузиазмом поливал подъёмный механизм подсолнечным маслом, выделывая на кабине невозможные кульбиты, пока она возила жителей дома туда-сюда. По шахте разлетались жёлтые брызги. Бывший горовик один из всей нечисти согласился следить за этим механическим чудовищем. Да не просто содержал его в порядке, а ещё и постоянно катался на нём, свесившись с головой за край. Говорили, что расставшись с горами, он потерял и часть ума — ну разве такое может нравиться?! Соседская семья домовых внушала пенсионерке со второго этажа, что ей немедленно надо выжить тараканов из квартиры: невесть откуда взявшийся инеит уже гонял по кухне особо крупных рысаков, кидаясь в них маленькими сосульками. Огромный волосатый банник гномьей змейкой прочищал свежий затор в канализации.
Степаныч с Васькой поднялись в давно пустующую квартиру на последнем этаже. Домовёнок огляделся по сторонам. Пришла, наверное, уже половина Хозяев дома. Васька не помнил, чтобы все когда- либо собирались вот так — забыв о мелких склоках и почтительно уступая друг другу места. Кое-кого он вообще видел впервые, и эти кое-кто выглядели совсем странно — маленькие, шумные, остроухие. Иностранцы, решил Васька, вспомнив недавние разговоры родителей. У них там теперь тоже жить не сладко.
Степаныч провёл Ваську в первый ряд — туда, где уже сидели его отец и мать. Его усадили между родителями. Вскоре подоспели и Моховики — вторая семья домовых, вместе с которыми убирали подъезды. Потихоньку подходили и остальные. Кто бы мог подумать, что маленькая комнатка с единственным окном способна вместить всех Хозяев многоэтажного дома! Правда, кое-кому из мелочи пришлось забраться на кладовика, и теперь они сидели у него на голове, вцепившись в гриву и большие серые уши. Кладовик время от времени ими прядал, каждый раз вызывая буранчик смеха, писка и толкотни.
Часы пробили без четверти двенадцать, и стоящий у окна Степаныч громко цыкнул. Воцарилась тишина.
Прошла минута. Потом ещё одна. А потом ещё и ещё. Кто-то из молодняка — даже моложе Васьки — было зашевелился, но тут на улице рокотнуло. Мелкие тут же затихли.
Земля загромыхала. Мелькнула неуместная мысль, что люди, наверное, считают, что это начали рваться новогодние петарды, но Хозяева ясно слышали шёпот земных глубин.
— Они пришли, — облизнул пересохшие губы Васькин отец.
Резко рванул ветер и тут же успокоился. Уши сдавила необычно плотная тишина. А потом она вдруг лопнула, и в дом ворвались странные шорохи, печальная старая музыка и звенящий смех. И тут Васька понял — шли Старые Хозяева.
Мимо окна с улюлюканьем промчались прежние сибирские ведьмы. В небе радужно засияли рароги. Серым туманом промчались навки. В окрестных дворах затопотали индрики и пещерники. Сквозь дома, отмечая порядок в квартирах, пролетели духи ревизоров и имперских чиновников. В свите Последнего Истинного Императора тенью скользнул Семаргл. Огненной кометой пронёсся Змиулан, осёдланный Даной.
Все, кто оказался не нужен в этом мире, все, кого не захотели видеть потомки, собрались под знамёна старых царей. И раз в год они возвращались на Родину. Посмотреть, что происходит Дома. И каждый год надеялись, что время их возвращения пришло…
Пока Васятка, замерев, смотрел на развернувшееся перед ним великолепие, из трещины в земле выпорхнула большая серая тень. Взлетела над городом и расправила широкие крылья. Древние почтительно затихли, глядя в небо.
Птица Гамаюн пела в ночи.
