хлебом, к празднику вдвоём,вошли они в желанный дом.Жена сидела у печи,держа ребенка на груди:ты задержался, милый мой,входи скорей к себе домой,и гостя пригласи, – самаспокойно отрока ввела.Казалось от её любви,огонь теплее стал в печи,она забыла про нужду,и стол готовит к ужину,хлеб радостно она взяла,и молоко, что припасла.Соломой крыт холодный пол,рождественский сегодня стол,уже садится детвора,остался отрок у огня,его хозяйка позвала,и посадила у стола.Молилась дружно вся семья,жена хлеб резать начала;благословен будь нищих дар:гость юный с места так сказал,слеза в глазах его была,когда ломоть взяла рука.Хозяйка делит каравай,но тот в руках не убывал,была она изумлена,на гостя взгляд перевела,но перед ней не тот, кто был,а словно облик изменил.Глаза, как будто две звезды,лицо светилось изнутри,лохмотья пали с плеч долой,как след туманный над горой,гость превратился в ангела,прекрасного, как небеса.Избу свет дивный озарил,сердцам надежду подарил,свершилось чудо здесь в глуши,для праведных людей в ночи,и нет прекрасней Рождества,посланец среди них Творца.С тех пор прошло немало зим,я как-то дом тот посетил,пришел туда под Рождество,у очага, за тем столом,с седеющею головой,сидел хозяйский внук с семьей.С ним рядом чуткая жена,детей веселая гурьба,и радостно всем в доме том,они молились за столом,и было видно, как онив святыню верят во все дни.А под единственной свечой,за той смиренной трапезой,стояла кружка с молоком,и рядом белый хлеб ломтем,спросил я – для кого еда,в ответ – для ангела Творца.1832<p>Из «Сказаний фенрика Столя»</p><div align="center" style="margin:15px auto"></div> </div><subtitle><strong>Кульнев</strong><a type='note' l:href='#n_1'>[1] </a></subtitle><poem><stanza><v>Пока воспоминания влекут,</v><v>Пока ночь за окном,</v><v>Про Кульнева рассказ начну,</v><v>Что слышал ты о нем?</v><v>В бою он лучше всех рубил,</v><v>А на пирушке больше пил,</v><v>Как – истинный народный сын,</v><v>Он воевал и жил.</v></stanza><stanza><v>Забавой было для него,</v><v>Сражаться напролет – день, ночь,</v><v>Как истинный герой всегда</v><v>Готов жизнь превозмочь,</v><v>Любым оружием громить,</v><v>Однажды голову сложить,</v><v>В бою, а может на пиру,</v><v>С бокалом, на скаку.</v></stanza><stanza><v>Со страстью вольною любил,</v><v>Свободно жил и выбирал,</v><v>Из боя только выходил,</v><v>Он сразу шел на бал,</v><v>Где веселился до зари,</v><v>Под утро туфельку с ноги</v><v>Подруги верной он снимал,</v><v>С шампанским выпивал.</v></stanza><stanza><v>До сей поры хранят в домах</v><v>Портрет огромной бороды,</v><v>Так кажется издалека,</v><v>Поближе подойди —</v><v>Увидишь ты в улыбке рот,</v><v>Открытый, будто гротный вход,</v><v>И ласковый, и честный глаз,</v><v>Вот Кульнев наш в анфас.</v></stanza><stanza><v>Лишь стойкий, опытный солдат</v><v>Сумеет совладать с собой,</v><v>Других охватывает страх,</v><v>Как перед сатаной, —</v><v>Уже противник чуть живой,</v><v>Когда в атаке наш герой,</v><v>Кудрявый смольный чуб его,</v><v>Страшнее, чем копье.</v></stanza><stanza><v>В сражении он на войне,</v><v>Со вздетой саблей, на коне,</v><v>На отдыхе и в тишине, —</v><v>Естественный вполне,</v><v>Вот он идет из дома в дом,</v><v>Устраиваясь на постой,</v><v>Там, где понравится ему,</v><v>Он находил семью.</v></stanza><stanza><v>К кроватке в доме подходил,</v><v>Где маленький ребенок спал,</v><v>Без церемоний, как любил,</v><v>Чем матерей пугал,</v><v>Малютку нежно целовал,</v><v>Улыбкой кроткой покорял,</v><v>Так свой портрет напоминал,</v><v>Что я обрисовал.</v></stanza><stanza><v>По сути, золотой душой</v><v>Правдивый Кульнев обладал,</v><v>Конечно, мучился грехом,</v><v>От пьянства своего страдал,</v><v>Но совестливо жил,</v><v>Когда был мир, когда служил,</v><v>Когда молодку целовал,</v><v>Когда врага сражал.</v></stanza><stanza><v>И в русской армии дела</v><v>Страны вершили имена,</v><v>Молва до нас их довела,</v><v>Скорее, чем война.</v><v>Каменский и Багратион,</v><v>Барклай: ждал каждый финн и дом</v><v>Стремительные их штыки,</v><v>Когда на нас пошли.</v></stanza><stanza><v>Про Кульнева никто не знал,</v><v>Но он пришел, как ураган,</v><v>Когда костер здесь воспылал,</v><v>Мы приняли удар</v><v>Его, как молнию из туч,</v><v>Который был силен, могуч,</v><v>И не взирая ни на что,</v><v>Влюбились мы в него.</v></stanza><stanza><v>Тогда сражались до луны,</v><v>Хотели все конца боев,</v><v>Швед, русский, – так изнемогли,</v><v>Бойцам хотелось снов;</v><v>Уснули мы, и снится мне</v><v>Наш лес в осенней красоте,</v><v>Вдруг часовой: к оружию!</v><v>То Кульнев вновь в бою.</v></stanza><stanza><v>Вдали от русской армии,</v><v>С обозами гружеными</v><v>Мы шли, припасы стерегли,</v><v>И вот в разгар еды,</v><v>Когда у нас привал в глуши,</v><v>Вдруг Кульнева отряд в пыли,</v><v>Сверкают пики у груди,</v><v>Несутся казаки.</v></stanza><stanza><v>Мы тут же в седла на коней,</v><v>И отражаем их разбой,</v><v>Уходит бородач ни с чем,</v><v>Живой, но и пустой;</v><v>Но, если бьемся мы не зло,</v><v>Тогда он наше пьет вино,</v><v>И приглашает нас на Дон,</v><v>Зовет сразиться вновь.</v></stanza><stanza><v>Снег, дождь, тепло, мороз трескуч,</v><v>Всегда, в любую благодать,</v><v>Казалось, Кульнев вездесущ,</v><v>Готов он нас достать;</v><v>Когда две армии сошлись,</v><v>Так ярко рубит сын степи,</v><v>Что виден всем издалека —</v><v>Чужой родной солдат.</v></stanza><stanza><v>Нет в нашей армии бойца,</v><v>Кто Кульневу не очень рад,</v><v>По возрасту он за отца,</v><v>Товарищ нам и брат,</v><v>Но в бой выходит будто зверь,</v><v>Навстречу финский наш медведь,</v><v>Но выросший не на Дону,</v><v>На Саймы<a type='note' l:href='#n_2'>[2]</a> берегу.</v></stanza><stanza><v>Когда шел против русских лап,</v><v>Испытывал такой азарт,</v><v>За честь ведь бился, не за страх,</v><v>Он не искал наград;</v><v>Вот в схватке, наконец, сошлись,</v><v>И финн, и Кульнев увлеклись,</v><v>Хотя друг другу и страшны,</v><v>Но силою равны.</v></stanza><stanza><v>Теперь нет Кульнева в живых,</v><v>Он с шашкою в руке убит,</v><v>Давно могилой он укрыт,</v><v>Но славы свет горит:</v><v>Смелей, отважней и храбрей —</v><v>Любой эпитет здесь верней,</v><v>Отчизна помнит про него,</v><v>Солдата своего.</v></stanza><stanza><v>Хотя рука его несла</v><v>Нам раны и страдания,</v><v>Для нас герой он навсегда,</v><v>В нем видели себя;</v><v>Война врагов всех единит,</v><v>В боях, сражениях роднит,</v><v>И слава высшая в том есть,</v><v>И для солдата честь.</v></stanza><stanza><v>Герою Кульневу – ура!</v><v>Подобного нет воина,</v><v>Хотя в крови его рука,</v><v>На то она, война;</v><v>Врагами были – он и мы,</v><v>Весьма бескопромиссными,</v><v>Но воевали искренно,</v><v>Достойно потому.</v></stanza><stanza><v>Заслуживает жалкий трус</v><v>Позора и забвения,</v><v>Кто честно делал ратный труд, —</v><v>Лишь восхваление!</v><v>И троекратное «ура», —</v><v>Кто бился, честию горя,</v><v>И все равно, кто он и я,</v><v>Враги или друзья! </v></stanza><stanza><v><strong>1848</strong></v></stanza></poem><subtitle><strong>Умирающий воин</strong></subtitle><poem><stanza><v>День кровью павших обагрен,</v><v>На Лемо<a type='note' l:href='#n_3'>[3]</a> берегах</v><v>Был бой, умолк последний стон,</v><v>Кто спит, а кто угас;</v><v>Темно над морем и землей,</v><v>В могиле и в ночи покой.</v></stanza><stanza><v>У кромки темных волн морских,</v><v>Бесстрастных зрителей</v><v>Резни, солдат седой утих,</v><v>При Гогланде<a type='note' l:href='#n_4'>[4]</a> он в бой</v><v>Ходил, здесь, голову склонив,</v><v>Лежит, бледнея, весь в крови.</v></stanza><stanza><v>И некому произнести</v><v>Прощальные слова,</v><v>И родину не обрести,</v><v>Здесь не его земля;</v><v>Где Волги плеск – его края,</v><v>А здесь в нем видели врага.</v></stanza><stanza><v>Он взгляд потухший иногда</v><v>Устало поднимал,</v><v>Вдруг на песке, где бьет волна,</v><v>И там, где он лежал,</v><v>Бойца он юного узнал,</v><v>Последний раз взглянул в глаза.</v></stanza><stanza><v>Свистели пули взад, вперед,</v><v>Кровь теплая текла,</v><v>Бойцы водили хоровод,</v><v>Чтобы убить врага,</v><v>Теперь едва живой седой,</v><v>Не ищет схватки молодой.</v></stanza><stanza><v>В ночи пустынной и глухой</v><v>Вдруг слышен звук </v></stanza></section>
