– Послушай, девочка моя, это прекрасный парень. Перспективный, из обеспеченной семьи, учился за границей…
– Мама! Я же тебя просила не вмешиваться.
– Послушай, мне все-таки небезразлична судьба моей дочери.
Лицо Маши приняло страдальческое выражение.
– Симпатичный парень с серьезными намерениями. Большая квартира, загородный дом, карьерный рост, наконец. Чего тебе еще надо?!
– Я его не люблю…
– Здравствуйте, приехали! Любовь, знаешь ли, как та кобыла: резво стартует и быстро выдыхается.
– Прошу тебя, давай сменим тему.
Та пропустила слова дочери мимо ушей.
– А кого ты любишь? Того докторишку-неудачника, который исчез два с лишним года назад? Или, может, его сумасшедшего дружка?
Мне еще больше захотелось задушить эту бабу, которая распаляла сама себя. Лесбиянка за стойкой бросала на ораторшу взгляды, полные ненависти и презрения.
– Тебе скоро двадцать три года. Смотри, деточка моя, молодость пройдет, потом будешь локти кусать…
На лице Маши появилось упрямое выражение. Так происходило всегда, когда что-то выводило ее из себя. Мать прекрасно знала, что родная дочь ненавидела, когда ее так называли. Никакого крика, никакой агрессии – только молчаливое несгибаемое упрямство.
Бизнесвумен сообразила, что сморозила полную ахинею, и чуток сбавила обороты:
– Я тебе только добра хочу. Неужели ты этого не понимаешь?
– Понимаю, мама.
– Почему ты отключаешь телефон? Вечером до тебя не дозвониться.
Маша пожала плечами:
– Много звонков.
– А если со мной что-нибудь случится?
– Хорошо, мама, я заведу для тебя отдельную симку.
В какой-то момент я понял, что мать завидует дочери, – совсем немножко, но и этого вполне хватало, чтобы портить ей жизнь. К счастью, Маша это понимала.
– Тебя подвезти?
– Нет, мама, спасибо. На улицах пробки, а мне в другой конец города.
Именно на такой ответ Тамара Михайловна и рассчитывала. Высокомерно подозвав официантку, она расплатилась за кофе, села в свой «БМВ» и укатила. Эта женщина умела портить настроение.
Маша зябко повела плечами, натолкнулась на молящий взгляд лесбиянки – одна секунда, молниеносное озарение. Она чуть качнула головой, пресекая попытки к знакомству, сняла с вешалки пальто и вышла на улицу.
Метро, маршрутка, десять минут до подъезда. Странно, обычно она всегда ловила тачку. Видимо, однажды нарвалась на какого-нибудь ублюдка. Я за ней. Панельный дом, сто тридцать седьмая серия, четвертый этаж, однокомнатная квартира – хоромы «развитого социализма». Лачуга по сравнению с квартирой, где она родилась. Зато очень уютно: хороший ремонт, чистота, порядок, коврики, цветочки, огромная телевизионная панель и очень приличная музыкальная система. Такое на зарплату врача не купишь…
Маша приняла душ. Я не стал подглядывать, хотя так и подмывало заглянуть в ванную.
Она вышла в розовом махровом халате, прекрасная, как древнегреческая богиня. Уселась на диван (такой же белый, как у матери), подобрала под себя ноги, направила пульт в сторону настенного экрана. В этот момент прозвенел звонок.
– Я слушаю.
На том конце был мужской голос:
– Маша, это я.
– Привет.
– Ты же обещала позвонить, собирались вместе поужинать…
– Витя, я очень устала. К тому же мы встречались сегодня с мамой.
– Как она?
– Спасибо, хорошо. Разве ты не в курсе? Ты у нее в фаворе. Пиарила изо всех сил.
– Я бы предпочел, чтобы это качество передалось по наследству.
– Может, я папина дочка.
– Скорее, причудливое сочетание генов.
