два года, а его опять арестовали и сослали в Сибирь. Сын рос и воспитывался у родственников жены. О создании новой семьи не приходилось даже думать. Только спустя 10 лет он встретил и полюбил Надю Аллилуеву. Чувство было взаимным, но мешала большая разница в возрасте: ему 38, а Наде — 16 лет. Он знал ее родителей по партийной работе. Часто бывал у них в доме, помнил Надю еще ребенком и держал ее на руках. Потом он надолго исчез. Был в ссылке, вел подпольную работу, скрывался от полиции, а когда вновь появился в доме Сванидзе, то увидел уже не маленькую девочку, а взрослую девушку.
Из рассказов родителей Надя знала, что однажды Иосиф спас ей жизнь. Это случилось в 1903 году, когда Наде было всего два года. Играя на набережной в Баку, она упала в море. Ее мама отвлеклась и даже не заметила исчезновения дочери. Зато увидел случайно проходивший по набережной Иосиф. Он бросился в море и вытащил из воды тонувшего ребенка. После того случая Иосиф всегда был желанным гостем в доме Аллилуевых. И если он долго не появлялся, его не забывали. Что касается Нади, то в ее глазах он был не просто человеком, спасшим ей жизнь, но и героем, сражающимся (как говорили ее родители) с несправедливостью и злом.
В свои 16 лет Надя читала Чехова и любовные романы, тогда как Иосиф уже досконально усвоил марксистскую науку, философию, социологию, историю, издавал газеты и побывал в сибирских ссылках. Но любовь не учитывает разницу взглядов, возраста, опыта и отношения к жизни. Она вообще ни с чем не считается. Видимо, поэтому ее и называют слепой. Они поженились. Родители Нади благословили их брак. Но как объединить юную романтическую душу с душой, прошедшей огонь и воду, претерпевшей множество бедствий, которая знает жизнь не понаслышке, а людей не по романам. И эта разница в возрасте и взглядах станет трагедией Надежды и Иосифа, когда первая волна чувств схлынет.
Первые годы после революции они жили в кремлевской квартире. Не богато, но и не бедствовали. Родился сын. После работы Сталин спешил домой. Дом, семья, любимая жена — это то, о чем он мечтал всю свою неспокойную жизнь. Ради них он даже поломал свою привычку работать по ночам, изо всех сил стараясь выкроить время, чтобы чаще бывать в семье. Не всегда удавалось, но он старался. Не по душе ему были только многочисленные протекционистские просьбы тещи, Ольги Евгеньевны, к которым иногда подключалась и Надежда. Кому-то требовался хороший врач, кого-то нужно было пристроить на хорошую работу, кто-то нуждался в модной одежде. Сталин категорически и в резкой форме отказывался выполнять эти просьбы. Сам он был неприхотлив в быту. Ходил в поношенной шинели, шапке-ушанке. В сильные морозы одевал такой же поношенный полушубок и подшитые валенки, которые сохранились еще с сибирской ссылки.
Его отказы обижали Надю. Но особенно недовольна была его «жизненной философией» Ольга Евгеньевна. Теща была на четыре года старше зятя и почему-то считала, что он во всем должен ее слушаться. Это была эксцентричная женщина. Она вела бурный образ жизни, о котором говорила не стесняясь. Отношения между полами интересовали ее больше всего на свете. Что касается мужа, Сергея Яковлевича, тестя Сталина, то она его, как говорится, и в грош не ставила. С возрастом они вообще потеряли интерес друг к другу и только по какой-то непонятной причине продолжали жить под одной крышей. Сталин с большим трудом, но все же отбил у тещи охоту обращаться к нему с всевозможными просьбами. Однако обиделась и Надежда. В отношениях между ними образовалась первая малозаметная, но все же трещина. Впрочем, подобные разногласия случаются во всех семьях. Только конечный результат этих так называемых обид и недоразумений бывает разный.
У Иосифа Виссарионовича все оказалось сложнее. Во-первых, он не считал себя в чем-то виноватым; во-вторых, его обидело то, что самый близкий человек, жена, ставит его в ложное положение, не понимая, что всякий протекционизм противоречит его убеждениям; и, наконец, в-третьих, ему некогда заниматься подобной чепухой. Он уже тогда решал сложнейшие проблемы строительства государства, от которых зависели судьбы тысяч людей, целых отраслей промышленности и безопасность страны.
Первая мировая и Гражданская войны, иностранная интервенция дотла разрушили страну. Промышленность упала практически до нулевой отметки. В 1920 году продукции производилось почти в семь раз меньше довоенного уровня. Заводы и фабрики не работали, шахты и рудники были разрушены и затоплены, чугун плавила одна Енакиевская домна. Если в 1913 году Россия выплавляла 4,2 млн. тонн чугуна, то в 1920-м — всего 115 тыс. тонн. Это столько, сколько производили в 1718 году, еще при Петре I.
Количество индустриальных рабочих сократилось в два с лишним раза. В 1922 году страна отставала от США по производству чугуна в 72 раза, по стали — в 52, по добыче нефти — в 19 раз. В стране царил голод. Правда, новая экономическая политика, которая по замыслу Ленина должна была послужить фундаментом для строительства социализма, немного улучшила ситуацию в экономике. Появились мелкие частные предприятия, оживилась торговля… Однако наряду с этим выползли на свет божий всякого рода мелкобуржуазные элементы, спекулянты, перекупщики, ловкачи и просто грабители. Они набирали силу. На повестку дня ставился вопрос: кто кого. Было очевидно: еще немного, и страна попадет в полную зависимость от нэпманов.
Ленин был смертельно болен, и этим решили воспользоваться Троцкий и его единомышленники. Они подняли вопрос о необходимости внутрипартийной демократии и отмене решений X, XI и XII съездов, запрещающих фракционную и групповую деятельность внутри партии. Фактически ставился вопрос о целостности и единстве партии и превращении ее в дискуссионный клуб. А главной темой дискуссии являлась троцкистская теория о перманентной революции, где ленинское учение подменялось троцкизмом. Вместо реальной работы на восстановление страны, троцкисты вносили хаос и сумятицу.
Сталин, как Генеральный секретарь партии, был в центре всех этих событий. Его день, начиная со второй половины 1923 года, был расписан по часам и минутам. Он руководит работой пленумов, проводит совещания с ответственными работниками национальных республик и областей, выступает по вопросам о едином союзном государстве, готовит обращение «Ко всем народам и правительствам мира», публикует статьи «Октябрьская революция и вопрос о средних слоях», «О дискуссии…», работает над докладом на XIII конференцию РКП(б), где он намерен дать бой троцкистской оппозиции.
Он редко бывает дома, а когда появляется, то и тогда думает лишь о работе. Он все еще там, в самом центре политического котла, от которого он отошел, но в котором не перестал вариться; где один неверный шаг может привести к катастрофе, где все так зыбко и приходится не семь, а семьдесят раз все отмерить и только один раз отрезать. Он молча обедает или завтракает и уходит, или, запершись в кабинете, снова и снова просчитывает ходы и ищет ошибки.
Наде скучно. Она не понимает, чем объяснить такое поведение мужа. Первая мысль, которая приходит ей в голову: у него есть другая женщина. Разыгрывается дикая сцена ревности.
— Ты меня разлюбил, — заявляет Надя, — я больше так не могу. Ты не бываешь дома, а когда появляешься, все время молчишь.
Вначале он даже не понимает, о чем говорит жена. Он только что пытался сформулировать тезисы о положении партии в связи с новой троцкистской платформой.
— Ты это о чем? — растерянно спрашивает он жену. — Что случилось?
— Не притворяйся, — уже кричит Надя, — и не считай меня дурой. Ты думаешь, я не знаю, что у тебя есть женщина.
— Ну и ну, — внешне спокойно говорит Иосиф Виссарионович и уходит к себе в кабинет.
Сейчас, спустя годы, Сталин вспоминая взаимоотношения с женой, критически оценивает свое поведение.
«Возможно, нужно было тогда с ней поговорить, — думает он, — успокоить, сказать о своей занятости».
Но что он мог сказать жене о своей работе? Говорить ей о платформе Троцкого, о кознях оппозиции, о том, что за его спиной ведутся интриги с целью его отставки, о разрухе и голоде в стране… Он знал, что ей это неинтересно. Она была молодая, красивая, и ее не волновали мировые проблемы. Она чисто по- женски думала о себе, о своей судьбе, о своем неудавшемся замужестве с человеком, который вдвое старше ее и обременен государственными заботами. Ей было трудно подняться выше обычного житейского уровня и оценить роль мужа в происходящих событиях, понять его «странные» тревоги и дела. Ей хотелось более понятной, веселой и беззаботной жизни, хотелось компании, где бы она могла блистать, кружить головы мужчинам и ловить их восхищенные взгляды…
