лет 8 месяцев и и дней. Это тоже было неимоверно трудное время — время огромной, тяжелой работы по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства.
В то же время началась подготовка к предстоящей конференции глав держав-победительниц. Сталин не возлагал на эту встречу каких-либо надежд на взаимопонимание с союзниками. После смерти Рузвельта и прихода к власти в США Трумэна отношения с Америкой осложнились. Трумэн не только отказался от поставок по «ленд-лизу», но и постоянно делал (информация об этом проскальзывала в зарубежной печати) недружественные заявления по отношению к СССР. Сталин на них не реагировал. Однако накануне встречи «Большой тройки» позвонил Жукову, который в то время находился в Берлине и предупредил:
— Не вздумайте для встречи с союзниками выстраивать почетные караулы с оркестрами, — сказал он. — Обойдутся без этих почестей.
15 июля прибыл на самолете из Антверпена Трумэн. В тот же день прилетел и Черчилль, и до начала работы Трумэн и Черчилль (Сталин еще был в пути) успели уточнить и согласовать свои позиции на переговорах с русской делегацией. Ни о какой дружбе с Советским Союзом они уже не говорили. Напротив, речь шла об изоляции СССР и отстранении его от решения каких-либо проблем. Трумэна распирало от самодовольства. Накануне огьезда в Берлин ему доложили, что завершаются работы по подготовке к испытанию атомной бомбы. Теперь он ожидал добрых вестей.
— Если бомба взорвется, — говорил он Черчиллю, — то это будет та дубинка, которой я огрею Сталина.
Забегая вперед, скажем: бомба взорвалась, но Сталина ему так и не удалось «огреть». Здесь вышел прокол. Казалось, все было рассчитано. Черчилль и Трумэн долго обсуждали, в какой форме подать новость Сталину — в письменном виде, во время выступления на заседании конференции или в перерыве между заседаниями? Остановились на последнем варианте. Роли были распределены: Трумэн говорит Сталину о бомбе, а Черчилль со стороны наблюдает за его реакцией. Так и действовали по этому сценарию. 25 июля во время перерыва Трумэн подошел к Сталину и, как бы между прочим, сообщил:
— У нас в США создана бомба невероятно большой силы.
Трумэн не назвал ее атомной, чтобы больше заинтриговать Сталина. Однако Сталин никак не отреагировал на его сообщение, сделав вид, что в словах американского президента нет ничего нового. Никакой реакции со стороны Сталина на сообщение Трумэна не обнаружил и Черчилль.
— По-моему, он просто не понял, о чем идет речь, — разочаровано жаловался Трумэн Черчиллю. — Он не задал мне ни одного вопроса.
Однако Сталин, разумеется, все отлично понял. Об этом позже в своих мемуарах свидетельствовал Жуков, в присутствии которого Иосиф Виссарионович рассказал Молотову о сообщении Трумэна.
— Цену себе набивают, — сказал Молотов.
И.В.Сталин рассмеялся:
— Пусть набивают. Надо будет сегодня переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы.
Я понял, что речь идет о создании атомной бомбы».
С того дня Сталин взял под свой личный контроль изготовление атомной бомбы. О положении дел ему докладывали практически каждую неделю, а в особых случаях, когда возникали проблемы, каждый день.
29 августа 1949 года в 6 часов утра на Семипалатинском полигоне была взорвана первая советская атомная бомба. Этого никак не ожидали союзники. Они были в полной растерянности. По их расчетам, Советский Союз мог получить атомное оружие не раньше 1955 года. Атомная монополия США была ликвидирована. Сталин снова «обыграл» Америку, где к тому времени шла полным ходом подготовка к атомной войне с Советским Союзом. Горячие головы из Пентагона уже разработали программу атомной бомбардировки 70 советских городов. Однако, узнав о том, что и Советский Союз обладает такой же бомбой, как и США, и к тому же имеет ракеты для доставки их через океан, умерили свой пыл. Сталин и на сей раз достиг своей цели: он спас не только советский народ, но и все человечество от атомного кошмара.
Однако вернемся в Потсдам, где проходила конференция. Дискуссии шли по всем вопросам. Но Сталину удалось не только удержать натиск вчерашних союзников по антигитлеровской коалиции, а сейчас откровенных противников, но и атаковать их. Он сумел отстоять интересы страны. Участники встречи согласовали политические и экономические принципы по обращению с Германией в начальный контрольный период; была достигнута договоренность о репарациях с Германии, о германском военно-морском и торговом флоте, о передаче Советскому Союзу города Кенигсберга и прилегающего к нему района, о предании суду военных преступников. Были согласованы заявления об Австрии, Польше, о заключении мирных договоров, приеме новых членов в Организацию Объединенных Наций. В официальном сообщении об итогах встречи говорится, что конференция «укрепила связи между тремя правительствами и расширила рамки их сотрудничества и понимания». Было заявлено, что правительства и народы трех держав — участниц конференции «вместе с другими Объединенными Нациями обеспечат создание справедливого и прочного мира».
Но это было заявлено, так сказать, для всеобщего прочтения, чтобы изобразить хорошую мину при плохой игре. Участники Потсдамской конференции отнюдь не были единодушны в принятии важнейших политических решений и разъезжались по домам с настроением, далеким от благодушия. Но если Сталин был удовлетворен итогами конференции, то у союзников ее результаты вызывали головную боль. Вскоре Сталину стало известно, что в узком кругу Трумэн высказал свое откровенное мнение по поводу недавней конференции.
— Потсдамский эксперимент, — сказал он, — привел меня теперь к решению, что я не допущу русских к какому-либо участию в контроле над Японией… Сила — это единственное, что русские понимают, и я поставлю их на то место, которое им укажу.
Что касается самого Черчилля, то с ним во время Потсдамской конференции случилась неприятная история. 25 июля он попросил Трумэна и Сталина сделать перерыв в работе конференции, а сам отправился в Англию, чтобы узнать результаты только что прошедших там выборов. Они были неутешительными. Его партия, партия консерваторов, проиграла выборы, и он вынужден был подать в отставку. В Потсдам он не вернулся, а вместо него прибыл К. Эттли и новые члены правительства. Однако каких-либо серьезных изменений в потсдамские переговоры это не привнесло. Позиция лейбористов по внешнеполитическим вопросам не отличалась от позиции консерваторов. Что касается самого Черчилля, то свое мнение по отношению к Советскому Союзу он высказал спустя семь месяцев после Потсдамской конференции в городе Фултоне (штат Миссури, США) в присутствии президента Трумэна. В своем выступлении Черчилль призвал к созданию военно-политического союза против СССР и стран народной демократии. Фактически с этого выступления началась политика, получившая впоследствии название «холодной войны». Силы, враждебные Советскому Союзу, поняли, что СССР нельзя победить с мечом в руках, и решили перейти к длительной осаде.
Черчилль не был одинок в таком подходе к Советскому Союзу. Такие же идеи высказывал и директор ЦРУ, руководитель политической разведки США Ален Даллес 18 августа 1948 года в своем докладе № 20/1 «Цели США в войне против России» на Совете национальной безопасности США.
(Его высказывание уже приводилось выше. Повторимся для того, чтобы люди помнили, по какой программе мы живем. Она, к сожалению, в наше время насаждается и осуществляется в полной мере.)
«…Окончится война, — говорил он, — все как-то утрясется, уладится. И мы бросим все, что имеем, — все золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей… Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности поверить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного народа, окончательного, необратимого угасания его сознания.
Из литературы и искусства, например, мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением, исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино — все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства… Мы будем всячески поддерживать и подымать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, — словом, всякой безнравственности…
В управлении государством создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и