протереть второй глаз и замер. Рука — вся в крови не по локти, а по самые плечи.
Что же произошло? Чья эта кровь? Хоть дерево особо не церемонилось, я чувствовал, что не ранен. Синяки и вывихи — не в счет. Я невредим, а на всем теле кровь. Похоже, это она запеклась и закрыла мне глаза и рот. Первым делом нужно освободиться. Я не был силен в воздействии на стихии, но на такое дело моих навыков хватит. Каменные шипы ударили из земли, разбивая спутавшие меня корни. Я чуть-чуть не рассчитал, и один пропорол мне бедро. Впрочем, это лишь царапина. Хорошо, что голова на плечах осталась. Далеко не все из погибших этой ночью могли похвастаться этим.
Я упал на землю мешком. Все тело затекло. Оружие вроде бы при мне. Тоже непонятно. Тело Грешника дернулось. Он вскочил на ноги, прыгнул вперед, подхватил с земли свой шест и развернулся ко мне, полностью готовый к бою.
— Это не друид, — хрипло произнес я, все-таки умудрившись разлепить губы. — Не дергайся, у тебя рана на спине. Кровотечение опять начнется.
— С кровотечением я как-нибудь справлюсь, — ответил он, не меняя позы. Неужели Грешник собрался со мной драться? Чем, интересно, я сумел его до такого довести. Не мог же он так разозлиться из- за изгнания Шута!
— Что было ночью? — спросил я, не делая попыток встать.
— А ты не помнишь? — В его голосе звучало недоверие.
— Абсолютно, — честно признался я. — Кто на нас напал и почему мы живы, а остальные мертвы?
— Действительно не помнишь, — удивленно произнес Белый, расслабляясь и опираясь на шест. И тут память сыграла со мной злую шутку. Воспоминания выскочили как чертик из табакерки и навалились подобно десятку Леонидов.
Вспомнил свет кровавой Луны, вспомнил собственную ярость. Это был я и в то же время не я. Тот, кого звали Мираклом, оставался простым наблюдателем, а в его теле бушевал зверь — страшный плутонский тигр. Но зверь этот обладал всеми моими способностями. Лицо сокрушающего врагов, глаза, полные удивления. Мои — не мои руки, тянущиеся к нему. Он что-то закричал, и вдруг там, где было его лицо, оказался затылок, хотя тело не меняло своего положения. И противный хруст. А краем глаза я видел черное мускулистое тело. Пантера, плутонская пантера, встав на задние лапы, приняв полузвериный облик, бушевала посреди нашего небольшого отряда. Мечи низших отскакивали от ее шкуры, как от стальной, а когти страшной твари рвали с равным успехом кольчуги и тела. И мое понимание, что ее я убью последней, когда с кричащими двуногими будет покончено. Все это было так ярко, что я застонал.
— На нас никто не нападал, так ведь? — Мой голос показался каким-то чужим.
— Так, — просто ответил Грешник.
— Она жива? — Я кивнул на сестру.
— Она в беспамятстве. Скоро очнется. И ты скажешь, что напали друиды, что выжить сумели только мы трое. А потом мы уйдем с Земли. Ты понял?
— И спеленал меня корнями тоже ты? — Я проигнорировал его слова, но глаза Грешника сверкнули той яростью, которой раньше я в нем никогда не видел. Он шагнул ко мне и одной рукой поднял меня на ноги.
— Да, это сделал я, — твердо произнес он. — И сделаю еще раз, если ты не будешь меня слушать. Отволоку в лес поглубже и спеленаю. Жезлом воспользоваться я и без тебя смогу. Твоя смерть расстроит ее, — он кивнул на Пантеру, — но не больше, чем воспоминания об этой ночи. Понял?
— Понял, понял. — Я попытался высвободиться из стального захвата, но куда там. — На нас напали друиды. Напустили какое-то помутнение разума, а потом атаковали врукопашную.
— Правильно. — Он отпустил меня.
— Только я все вспомнил сам. Не боишься, что и она вспомнит?
— Она слабее тебя, — просто ответил Белый. — Не вспомнит. — И уже более мягким и привычным мне тоном добавил: — Вон там есть ручей, умойся и принеси воды.
Он повернулся ко мне спиной, и я заметил, что его одежда уже начала восстанавливаться сама собой, но сквозь прорехи все еще видны ужасные раны.
— Но что это было? — спросил я.
— Неправильное приобщение, — ответил он, не поворачивая головы. — Мне о таком рассказывали. Зря ты убил того тигра. Теперь тебе нельзя находиться на Земле в полнолуние.
— Какого тигра? — не понял я.
— Белого, плутонского.
В тот же день, когда произошел штурм, я вошел в Новгород. Я не крался, не использовал звериного облика, просто подошел к воротам. Стража хотела забрать у меня оружие. Понятно, что у них это не получилось из-за отсутствия такового. Мой приход вогнал их в оцепенение. С одной стороны, не так давно их высшие сражались против людей в одежде служителей Круга, а с другой — среди защитников не было ни одного посвященного, чьи глаза приобрели цвет молодой листвы, а лицо скрыто маской. С одной стороны, город захвачен северянами, а с другой, когда его контролировали мы, им не возбранялось приходить сюда даже с оружием.
Словом, всего ждали доменовцы, кроме того что явится безоружный человек, желающий просто пройти в Новгород. Меня все-таки пропустили. Я прекрасно знал, куда мне надо идти. У боли свой запах, а я чувствую его тоньше, чем гончая след дичи.
За ранеными ухаживали новгородцы. Так уж получилось, что среди людей Альва не осталось лекарей. Как оказалось, погибло мятежников гораздо меньше, чем мне сперва показалось. Большинство тех, кто попал под удары повелевающих стихиями, сейчас лежали в лазарете либо с переломами, либо с ожогами. Хватало и пострадавших от острой стали. Высшие щадили противников.
Местные лекари восприняли мое появление как нечто само собой разумеющееся. Даже седобородые старцы внимательно выслушивали мои указания. Они сразу поняли, что в лечении я понимаю больше всех них, вместе взятых. Ноги еще держали меня, хотя уже и не помню, когда последний раз спал. Но здесь было не меньше сотни тех, кто балансировал на грани жизни и смерти. Я приступил к своей привычной работе.
Время летело незаметно. Прошел день, ночь, люди вокруг меня сменялись. Низшим требовался отдых. А я все занимался ранеными. Троих пришлось вытаскивать, что называется, из лап смерти. Борьба за их жизни стоила мне немалых сил. Раненые не смотрели мне в глаза, отводили взгляд. Я чувствовал давящий на них груз вины. А также их угнетала неопределенность. Друиды не принимают дезертиров назад в свои ряды. Большинству попавших в плен к северянам лишь один путь — назад, в свои полудикие племена. Кто-то, возможно, подастся в наемники, но каждому придется начинать новую жизнь. Круг дал им возможность повидать мир, вырваться из обыденности, а они эту возможность отбросили. Запоздалое раскаяние помочь не могло.
К вечеру второго дня, когда работы мне оставалось минут на пять, пришел кто-то из власть имущих. Я понял это по притихшим голосам и общей ауре почтения, которая вдруг возникла в лазарете. Сам я никак на это не отреагировал. А пришедшие, понимая, что меня сейчас лучше не трогать, стояли молча, ждали. Почувствовал, что ждали меня. Магические коконы ощущались ясно, значит, пришли высшие. Кто-то из несущих спокойствие. У северян правили только адепты Марса. Философия домена располагала к этому.
Я дал последние указания местному лекарю, вымыл руки в поднесенной чаше с теплой водой, подхватил свой плащ, брошенный прежде на спинку ложа, и только тогда обернулся. В двух шагах от меня стоял конунг. С ним было человек десять. В основном молодежь — ученики, наверно. Одного из старших я узнал: видел его у городских ворот. Кажется, он командовал стражей.
— Кто отобрал у друида оружие? — хмуро поинтересовался Альв.
Все притихли. Начальник стражи даже попятился.
— Я спросил: кто посмел отобрать у друида оружие? — чуть повысил голос конунг, но не сильно, понимая, где находится.
— Но ведь он в нашем городе, — пробормотал кто-то из молодых, словно объясняя все одной этой фразой.
