– Внизу, в моей каюте. Учится, как надо разговаривать с капитаном.
Энни сидела на краешке койки, мысленно перечисляя, что надо сделать завтра. Ей удалось привести в порядок книги, разложив их по тематике, что временами было непросто, так как ей не хватало систематического образования. Здесь было несколько работ, написанных, насколько она поняла, по-латыни, которые ей пришлось расставлять по догадке. Но все было лучше, чем способ «бросить куда попало», которым пользовался капитан при хранении своих книг. Сухопутные и морские карты были аккуратно свернуты и сложены рядом со столом, поверхность которого стала теперь видна.
Вообще ей удалось много сделать, и эти хлопоты отвлекали ее от мыслей о том, что Джеми Маккейд повернул шлюп в сторону Нью-Провиденса.
Не то чтобы она не обдумывала, как заставить его изменить свое намерение. Но она ничего не смогла придумать, кроме того, чтобы бросить ему вызов и открыть команде, кто она такая. А капитан убедил ее, что этого делать не стоит.
Энни покусывала нижнюю губу. Пока она сегодня прибиралась, ей не давала покоя еще одна мысль. Почему Стими так избил Джо? Она могла лишь надеяться, что это не имело отношения к тому, что Джо рассказал капитану. Энни качнулась назад, обхватив руками колени и уткнув в них подбородок. Ей надо поговорить с капитаном. И с Джо.
Но никто из них не появлялся внизу с тех пор, как капитан с ревом ворвался в каюту несколькими часами раньше. Вообще никто не приходил. Это означало, что еды тоже не было. Энни вздохнула, укладываясь на недавно приведенной в порядок койке.
Не собирается же капитан заморить ее голодом? С этой мыслью Энни уснула.
И проснулась из-за громкого стука, от которого она рывком села. У нее сердце ушло в пятки, когда она поняла, что в комнате есть еще кто-то. Кто-то большой, шумный и рассерженный.
– Черт побери, женщина! Я вам сказал не трогать мои вещи! – Джеми наклонился потереть ушибленное колено. – Что это такое? – спросил он сквозь зубы.
Энни никогда не умела просыпаться легко и быстро. Она позволяла себе одну роскошь – медленное, постепенное осознание наступившего утра. На этот раз подъем был внезапным и неприятным… и утро совсем еще не настало. Спустив ноги с койки, она несколько мгновений сидела, приходя в себя. Пока она спала, шапчонка свалилась, и она пальцами пригладила спутанные кудри.
Когда она подняла глаза, то в луче лунного света увидела капитана, который, напрягаясь, всматривался в нее. Она перевела взгляд с него на еще недавно аккуратную стопку книг, теперь как попало разбросанных по полу. Со вздохом она поднялась на ноги.
– Смотрите, что вы наделали.
– Что я наделал? – Когда она наклонилась, чтобы поднять одну из книг, Джеми рывком схватил ее за плечо. – Я наделал?! – повторил он, на этот раз громче. – По-моему, милочка, это вы делали больше, чем следовало.
Исключительно терпеливо – во всяком случае, по сравнению с тем, как она могла бы, – Энни сказала:
– Я просто навела порядок в ваших вещах.
– Вот как. – Джеми угрожающе наклонился к ней. – Значит, вы признаете, что это мои вещи.
– Конечно. – Она оказала ему услугу, хоть это совсем не было ее целью. – Я не могла бы жить в таком хлеву.
– Хлев? – Он приблизил к ней лицо почти вплотную. – Моя каюта была такой, как меня устраивало.
– В ней был ужасающий беспорядок.
– Беспорядок или нет, это был мой беспорядок, такой, какой мне нравится.
Его глаза были так близко, что даже в почти полной темноте Энни могла видеть зеленые и синие прожилки, делавшие их такими загадочными. Такими завораживающими.
– И неудивительно.
– Ах, неуди… – Он помолчал. – Какого черта это должно значить?
Энни чуть пожала плечами. Его волосы, посеребренные слабым лунным светом, проникавшим сквозь обросшие солью решетчатые окна, беспорядочными волнами спадали к плечам. Ей не требовалось смотреть, чтобы убедиться, что его рубашка расстегнута. Жара от его груди было вполне достаточно.
Энни сглотнула.
– У вас есть туалетное зеркало, хоть оно всего-то чуть больше чешуйки. Наверняка вы в него заглядывали. – Она знала, что заглядывал. Она видела, как он брил бороду, которая теперь снова вылезла в виде щетины, очерчивавшей его челюсти более темными контурами, чем осветленная солнцем грива на его голове.
– Если это сомнение в моей чистоплотности, то получается как в истории со сковородкой, которая обзывала горшок грязнулей. – Он провел пальцем по ее щеке. Ошибка, которую он осознал сразу, как только почувствовал шелковистость кожи. Он почти испытал облегчение, когда она оттолкнула руку.
– Вы отлично знаете, почему я грязная. И мне это отвратительно. – Энни прикусила губу, пожалев о сказанном. Это слишком походило на ослабление ее решимости. Ей даже показалось, что прежде, чем он отвернулся, она заметила промелькнувшее по его лицу выражение сочувствия.
– Ну, насколько мне помнится, вы это сами себе устроили. И вам придется терпеть, пока мы не дойдем до Нью-Провиденса.
Его слова заставили ее задуматься. Они напомнили Энни, что задуманный ею план действий терпел неудачу, а она оказалась неспособна разработать новый. Она глубоко вздохнула:
– Я прошу прощения.
– Конечно, вы и должны… – Джеми смолк, внимательно разглядывая ее чумазое, с тонкими чертами
