— Закройте рот! Думаю, сцена сойдет до того момента, где героиня хватается за пистолет. Включите вторую камеру. Все по местам…
Тори Герш стояла рядом.
— Ну, давай, Элли, ты ведь можешь! — пробормотала она.
— Внимание! Камера!
— Откуда у тебя пистолет?
— Мне без тебя не жить. Пойми, я…
— Стоп! Стоп! — крикнул актер, игравший в фильме режиссера. — Ты что, совсем дурочка? Или ты не в состоянии запомнить элементарную реплику?
— Я стараюсь, как могу!
— Стоп! Стоп! — закричал Потемкин со своего кресла. — И это ты называешь чувствами?
— Мне казалось, они били через край.
— А от тебя требовалось другое — в тебе их столько, что ты уже не знаешь, что это такое — чувствовать. Я этого не вижу. Вместо этого я вижу чувства!
— Мне что, расплакаться?
— Ты меня не слушаешь! Эта сцена про то, как старая студийная система бесчеловечно обращается с людьми. Это самый главный эпизод. Ты больше не в силах терпеть накопившиеся обиды и унижения, и все они разом вырываются наружу. Ты должна убедить зрителей в том, что милая и разумная девушка доведена до того, что способна совершить убийство. Ты хватаешь якобы незаряженный бутафорский пистолет и стреляешь в режиссера. Но в том-то и вся фишка, что в перерыве между дублями ты тайно его зарядила, потому что больше не в силах сносить унижения, ты, безмозглая телка!
Элли подняла пистолет и выстрелила холостым патроном в Потемкина. После чего швырнула пистолет и в слезах бросилась вон со съемочной площадки.
Потемкин растерянно обвел взглядом съемочную группу.
— Неужели она только что выстрелила в меня? Кажется, здесь все до единого посходили с ума.
Губы его затряслись, по режиссерским щекам скатились слезы. Он тоже бросился вон со съемочной площадки, только в другую сторону.
В студии воцарилась гробовая тишина.
Элли Стрит и Потемкин рыдали каждый в своем углу.
Тори Герш закрыла глаза, чувствуя, как надвигается мигрень.
Первый ассистент режиссера поднялся со своего кресла.
— Ладно, на сегодня хватит. Все могут быть свободны.
Киношедевр всех времен и народов «Все, что блестит» давно отстал от графика. Да, собственно, никакого графика и в помине не было. На завтра съемочный павильон номер двадцать три был зарезервирован для репетиции съемок встречи участников реалити-шоу, и съемочную группу Потемкина перевели в семнадцатый павильон. Было решено заново снимать уже отснятую сцену, которую Потемкин с тех пор переписал.
Актеры начали занимать свои места. Тори стояла рядом со съемочной площадкой, обнимая Элли за плечи.
— Ты великая актриса. И не бери в голову, он просто привык орать по поводу и без повода. Иди покажи им класс!
Хлоп! Мегафон снова прижат к губам.
— Внимание! Мотор!
На Элли был облегающий фигуру виниловый комбинезон. Она забросила крюк и отстегнула с ремня набор инструментов. Еще мгновение, и она сняла крышку с атомного взрывного устройства. На жидкокристаллическом дисплее замелькали цифры 1:01, 1:00, 0:59, 0:58… Элли поднесла к зеленому проводу кусачки, затем к красному, желтому, голубому и вновь к зеленому.
— Я тебя не держу, можешь идти, — сказала она, обращаясь к главному герою. — Здесь хватит одного человека.
— Я никогда не покину тебя. Моя любовь к тебе не имеет границ…
— Ты это говоришь лишь потому, что знаешь — за минуту тебе не преодолеть радиус взрыва.
— И поэтому тоже. Как, по-твоему, какой из проводов и есть тот самый?
— Похоже, мне сегодня везет. Обожаю красный цвет. Поцелуй меня!
И они сжали друг друга в страстных объятиях. Камера поехала вокруг влюбленной пары. Герой мял Элли правую грудь. Наконец их губы разъединились. Элли краешком глаза покосилась на сменяющие друг друга цифры. Восемь секунд, семь, шесть…
— Кажется, пора спасать мир…
Элли поднесла к проводу кусачки. Хрясь! Желтый провод перерезан.
— Стоп! Стоп! — заорал Потемкин. — Ты, безмозглая дура! Ты перерезала не тот провод.
— Я забыла, какой нужно, — ответила Элли.
— Но ведь ты только что сама сказала, что красный!
— Это поцелуй виноват. От него у меня голова идет кругом.
Первый ассистент, не вставая с кресла, наклонился к Потемкину:
— Попросим звукооператоров, пусть наложат слово «желтый».
— Нет! Нет! И еще раз нет! Красный и никакой другой. Это метафорический намек на черные времена маккартизма. Кстати, где дежурный электрик?
Пока меняли провод, съемочная группа собралась у кофейного автомата.
Наконец все снова было готово.
— Дайте ее последнюю реплику, — рявкнул Потемкин.
Первый ассистент зачитал по сценарию слова.
— Кажется, пора спасать мир.
— Внимание, мотор!
— Кажется, пора спасать мир, — произнесла Элли и поднесла кусачки к красному проводу. — Черт!
Кусачки провалились внутрь взрывного устройства и вызвали короткое замыкание. Жидкокристаллический дисплей погас. Вверх поползла струйка дыма.
— Стоп! Стоп! Что там за фигня такая случилась?
— Я сломала ноготь, — ответила Элли.
— Черт, неужели можно быть такой идиоткой? Тебя чему-нибудь учили в школе?
Дежурные электрики принялись паять новый дисплей. Вокруг Элли суетились три гримера, старавшиеся приклеить на место сломанного ногтя пластмассовый.
— По местам! — скомандовал ассистент режиссера.
Электрики и гримеры бросились по углам.
Человек с хлопушкой:
— Дубль пятьдесят девять.
— К черту реплики! — заорал Потемкин. — Начинай с того места, где ты перерезаешь провод… Элли! У тебя, часом, не отшибло мозги? Напоминаю, тебе нужно перерезать красный провод.
— Не смейте разговаривать со мной таким тоном!
— Каким хочу, таким и разговариваю, бездарная потаскушка!
Элли и ее партнер заняли места на площадке.
— Внимание! Мотор!
Элли потянулась к взрывному устройству и разом вырвала все провода.
— Стоп! Стоп! Ты что, рехнулась?
Элли схватила бутафорскую пластмассовую бомбу и подняла ее над головой.
— Какого хрена ты задумала?
Элли со всех сил швырнула бомбу об пол. Та разлетелась на мелкие осколки.
— Моя ядерная бомба!
Павильон изображал подземелье гробницы. По полу покатилась одинокая пластиковая шестеренка.
