Самая-самая

Матье. Пока что я ловил только синиц – актрис без ролей, или воинственных цапель, стремившихся меня завоевать и подчинить, или незамужних наседок, непременно жаждавших «уз брака»!

Роксана. В таком случае надо продолжать охоту, ворошить постельное белье, извлекать руду на поверхность…

Матье. Не могу же я в принудительном порядке спать с женщинами ради творческих интересов?

Роксана. В поисках вдохновения писатель должен уметь жертвовать собой.

Матье. Прошло золотое времечко! Я вышел из того возраста. Настала пора стрекозе ползти к муравью.

Роксана. Лестная формулировка!

Матье. Но я придумал! Двойничок нашептал мне ее утром на ухо. И он же надоумил пойти к тебе.

Роксана. Надеюсь, не с намерением поживиться в моих закромах?

Матье. А почему бы нет?

Роксана. Потому что они пусты или, вернее, полны, но не тем, что тебе полезно: мыслями о сыне, о мастерской, о книгах, о доме, о тебе, о других моих друзьях, о заказчиках…

Матье. И в перспективе никакой идиллии?

Роксана. Ни малейшей. Кроме одной восхитительной авантюры.

Матье. А?

Роксана. Ее герой – жизнь.

Матье. О!

Роксана. Редко кто так воспринимает жизнь, но, хоть это и необычно, для сцены – невыразительно.

Матье. Среди твоих знакомых, даже деловых, нет кого-нибудь… из ряда вон выходящего?

Роксана. Нет… Не припоминаю.

Матье. Не хочешь мне помочь!

Роксана. Мне очень жаль!

Матье. Мне еще больше!

Роксана. Послушай, Матье, все не так трагично. Ты придумаешь сюжет. У тебя еще столько времени.

Матье. А мои налоги, которые я должен внести до пятнадцатого июля?

Роксана. Ты получишь деньги, когда начнутся съемки по твоему последнему сценарию, двенадцатого мая.

Матье. Да, но только аванс. Поставь себя на мое место – между остатком прошлого налога, который я должен платить в будущем, и первым взносом будущего налога, который я должен уплатить раньше срока, мне не так уж много остается времени, чтобы перевести дух.

Роксана. В крайнем случае я, может быть, смогу тебя выручить… немного…

Матье. Нет-нет, спасибо тебе… С тебя хватит и Николя. И потом, это не основание – в конце концов я их откопаю где-нибудь, моих будущих героев!

Роксана. Хочешь, мы их вместе поищем? Сегодня! У меня сегодня свободный день.

Матье. С радостью! Но где?

Роксана. Как ты смотришь на новый микрорайон Понти?

Матье. Вот уж не вдохновляет!

Роксана. Наш друг Ванно открывает там сегодня новое помещение для мэрии и культурного центра. Он приглашал меня приехать.

Матье. Ты думаешь, это мне что-то даст?

Роксана. Посмотрим!

Матье. Что я теряю?… И кроме того, на обратном пути можно будет заглянуть в Льеду!

Роксана. Ну нет! Я не могу видеть дом в этом состоянии! Меня охватывает такая тоска…

Матье. Однако надо бы…

Роксана. В другой раз.

Матье. Ну, пусть в другой. Иди собирайся.

Роксана. Я только переоденусь. Одна минута. (Выходит.)

Матье (беря куклу). Не торопись, Юлиус со мной побудет. (К кукле.) Дружок, помоги мне, пожалуйста.

Кукла хлопает себя ручкой по сердцу.

Да, верно, я сам знаю, великий человек сказал: «Гений – в сердце». Но для меня это слишком. Я столько не прошу.

Кукла хлопает Матье по лбу.

Да, это уже ближе к делу: «Талант – в голове». (Ударяет себя кулаком по голове.) Только сейчас там звучит пустота. Ее надо заполнить; всего-то надо – женщину и мужчину. Да и женщина… (бросает взгляд в сторону комнаты Роксаны) вроде бы есть… но мужчина!..

Звонок в дверь. Матье удивлен. Он открывает и оказывается лицом к лицу с красивым, элегантным молодым человеком – Дэвидом, держащим в руке чемодан.

Дэвид. Простите, здесь живет мадам Обертэн?

Матье. Да.

Дэвид. А вы – Матье Метайе?

Матье. Да.

Дэвид. Я – Дэвид Грэг.

Матье. Грэг?

Дэвид. Да, сын того самого. Мы однажды виделись, в поместье моего отца, в Швейцарии, на озере Тюн.

Матье. Ах да! Правда!.. Проходите же, прошу вас. Озеро Тюн… Как давно это было…

Дэвид. Четырнадцать лет назад.

Матье. Ну, естественно, я вас не узнал. Вы тогда были маленьким мальчиком.

Дэвид. На вид – да, но, по существу, мне уже было под сорок.

Матье. А сейчас?

Дэвид. Быстрыми темпами приближаюсь к восьмидесяти.

Матье. Значит, у вас ранний старческий маразм?

Дэвид. Деньги никогда не были омолаживающим эликсиром… по крайней мере для морали.

Матье. О вашем отце этого нельзя было сказать. У него был очень молодой характер, а тем не менее его богатство…

Дэвид. Он! Он… с ним не родился. Он добился его в трудной борьбе, и очень не скоро. Власть денег для первого поколения – хмель и стимул; для второго – похмелье и тяжелый сон… У вас кофе нет?

Матье. Кофе?

Дэвид. Да, хотя бы растворимого. А то я никак не проснусь.

Матье. Не проснетесь? Растворимого? Может быть, здесь найдется. (Направляется к кухонной части комнаты.)

Дэвид. Вы по-прежнему живете внизу?

Матье (останавливается, удивленно). Откуда вы знаете?

Дэвид. От отца: он мне часто говорил о вас… и о мадам Обертэн, конечно.

Матье (из кухни). Меня это не удивляет: я знаю, что он ее очень любил… Впрочем, она его тоже.

Дэвид. Он был ее лучшим заказчиком.

Матье (за кухонным столом). Это верно, мистер Грэг. Но дело не в этом.

Дэвид. Все-таки это не способствует ухудшению отношений.

Матье. К ней с такой меркой нельзя подходить!

Дэвид. В точности эти слова и он сказал мне… еще вчера утром.

Матье. Он в Париже?

Дэвид. Нет, в Аргентине. Я его навещал на ранчо, где он поселился после того, как удалился от дел.