монаха, о которых скалолазам уже доводилось слышать.
— У них что, здесь монастырь? — спросил у Маши Женька, как будто уральская девчонка могла знать о костромских монахах больше него.
— Даже два, — серьезно ответила Маша, которая, как оказалось, действительно что-то знала. — И еще несколько скитов по Ярославской дороге.
Гришка, шмыгнув носом и подмигнув самому себе, поправил нож в потайных ножнах, скрестил пальцы и ухмыльнулся.
Торговались недолго. Собственно, цена скалолазов устраивала, Женька только для приличия попытался ее сбить, на что старший из монахов сразу же согласился. Ударили по рукам.
Уже рассчитавшись и забирая повод, Женька поймал внимательный взгляд и обернулся. Старший монах сделал ему знак рукой. Они отошли в сторону.
— Вы нездешние. Издалека идете. — Монах говорил тихо, не глядя в сторону Женьки, оглядывая обычную базарную суету. На них никто не обращал внимания.
— Может и так, — уклончиво ответил Женька.
Монах ему понравился, но доверять первому впечатлению не стоило. Вернее, он настолько привык, что любого человека может проверить Мирра, что сейчас ему как-то не хватало карлика.
— Вы чисты. У вас ясные, серые глаза.
Теперь Женька посмотрел на монаха с некоторым удивлением. Глаза у него всю жизнь были голубые. С возрастом, они, правда, действительно слегка посерели, но монах, скорее всего, имел в виду не цвет. Или не только цвет. Впрочем, в его ответах странный собеседник пока не нуждался. Маша, стоявшая в стороне, пялилась в их сторону с откровенным любопытством. Гришка строгал какую-то щепочку.
— Вы опасаетесь встречи с патрулем. Ничего не попросили у серых монахов. Кто вы и куда идете?
— Этого я вам не могу сказать.
Ответ Женьки монах воспринял как должное. На какое-то время он задумался и замолчал. Наконец, когда Женька уже счел разговор оконченным, он заговорил снова:
— Если хотите, я могу дать вам проводника. Он доведет вас, куда нужно. Если будете идти мимо скитов, возьмете еды. Хлеба, сыра. Не держите его больше двух недель. Оплата — марка в день, и в конце пути на монастырь столько, сколько сами захотите.
На этот раз задумался Женька. Условия были заманчивыми, и что-то в этом монахе ему понравилось, но… Хотя лучше рискнуть сейчас, чем потом полагаться в дороге на какую-нибудь местную пьянь. Он принял решение.
— Я согласен.
Монах подозвал своего спутника, сказал ему тихо несколько фраз и показал рукой на Женьку. Тот молча кивнул и снова взял в повод своего пони-переростка.
На прощание старший монах очень серьезно пожелал им серого света.
— И как это объяснить, Владимир? Заметь, я просто задаю тебе вопрос. — Ивс погасил сигарету в красивой пепельнице, напоминающей большого паука.
Рябов криво улыбнулся.
— Так и знал, что это плохо кончится. Ивс, Вова все понимает. Ты не ставишь даже детектор лжи; надеюсь, мы останемся друзьями. Хотя, конечно, ты можешь проверить мои слова. У тебя есть разные методы.
— Я попробую обойтись без них. — Ивс длинным ногтем подцепил за фильтр новую сигарету. Последнее время он пристрастился к американскому табаку с «той» стороны. Во всем Союзе только несколько человек могли позволить себе такую роскошь. — Почему ты упустил эту четверку?
— Мне даже неудобно это формулировать, мой фюрер. — Рябов проводил взглядом кольцо дыма, красиво уходившее под потолок, и снова криво усмехнулся. Затем через паузу выдохнул: — Я их пожалел.
Ивс не стал переспрашивать. Он чуточку приподнял одну бровь. Рябов, следивший за его лицом, кивнул и зачастил, развинчивая, разламывая в пьяных пальцах авторучку.
— Первого я убил сам, поторопился, начало боя, азарт, я вообще люблю метать ножи, я его срезал. Я часто так делаю, это засчитывается как рукопашка, да обычно нож и идет в рукопашной; этот лопух стрелял, я спешил, в общем… Зато следующего мы взяли вполне нормально, хотя у него оказалось тяжелое вооружение, чего никто не ожидал. Но манекены это манекены, сам понимаешь, и ребята, видно, не смогли настроиться всерьез. Ивс, этот парень оставил у себя на животе гранату. Как он смог взорваться, ума не приложу. То ли случайно, то ли специально, то ли бросить ее хотел, сейчас только гадать можно.
— Вот именно, — обронил реплику Ивс.
— Я понимаю, это надо было разобрать и выяснить, это сбой, но его на части разорвало, а Ваське руку посекло. Остальные осколки ушли в панцирь. А последние, ты не поверишь — это была влюбленная парочка. Оторвались от наших, или они так думали, что оторвались, и сидят себе, соловьев слушают. Солнышко встает, почки распускаются. Картинка. Ты бы, конечно, разобрался, что там съехало в программе, — Рябов криво усмехнулся, — но я вспомнил… Кстати, и тебя тоже вспомнил. В общем, я отдал им легкую смерть.
Ивс молча курил, только на скулах его проступили желваки. Рябов закончил терзать пластиковое тело авторучки и ссыпал обломки в корзинку для мусора. Повисло долгое молчание. Наконец Ивс очень тихо, на выдохе, произнес:
— У тебя был приказ.
— Букву приказа я выполнил. Приказ взять материал живым носил рекомендательный характер. — В голосе Рябова сверкнула сталь; они встретились глазами и напускная покорность, будто шелуха, слетела со спецназовца — перед Ивсом щетинился матерый, очень опасный волк. Он знал, что не прав, но не считал себя заслуживающим наказания. Из-под верхней губы Рябова на мгновение показались клыки. Ивс смотрел на него тяжелым, пронизывающим взглядом. Рябов, набычившись, хмуро молчал в ответ, и постепенно становилось ясно, что сильнее в этой паре Ивс. Наконец огромный эсэсовец моргнул и, потупившись, отвел глаза.
— Ты понимал, что ставишь себя под подозрение?
— Нет, обергруппенфюрер. На тот момент нет. Это была сентиментальность, — Рябова пробил пот, — наитие какое-то. Больше такое не повторится. Если бы я мог что-то исправить, я бы лично доставил тебе всех четверых.
Ивс кивнул, неотступно глядя на Рябова.
— Твои действия объяснимы, но не оправданы. Я извиняю твою ошибку. Надеюсь, впредь будет выполняться не буква приказа, а его суть.
Рябов кивнул и еле уловимо качнулся к выходу. Небрежным, но не оскорбительным жестом Ивс позволил ему уйти и отвернулся к окну кабинета.
Значит, манекены не просто взбунтовались. Там якобы была любовь. Забавно.
Рябов говорит правду. Его показания совпадают с показаниями косвенных свидетелей, и унижать штурмбаннфюрера специальным допросом не стоит. Повторять свои ошибки Ивс не собирался. Разумеется, он далеко не всегда полагался на обычную психологию. Людям свойственно ошибаться. Всех своих наиболее важных агентов, а иногда и простых охранников, Ивс обязательно проверял на специальных осциллографах, синусоидальные графики которых очень многое говорили специалисту. «Липучку» для контроля над подчиненными, как многие другие высшие чины СС, Ивс не применял никогда, и за это его очень уважали. У него были другие, более изящные способы воздействия на персонал. Через браслеты, с их тонизирующими уколами, через обручи защиты, которые не всегда являлись собственно защитой, реже — специальные блокирующие инъекции или «обучающая» кассета-волна. Ивс никогда не вмешивался в чужой мозг без причины. Так, чуть-чуть. Добавить преданности, ответственности, увеличить работоспособность. Иногда, для спецопераций, убрать страх. Многие близкие, и даже не очень близкие к нему люди, работавшие в его лабораториях, вообще не подвергались обработке.
Рябов — это его щит, броня от всякого рода семеновцев. Плохо поддается пси-воздействию, а сентиментален. Слабость. При случае можно будет использовать. В манекенах увидел влюбленных.