Интересно, сколько настоящих влюбленных вдыхают сейчас оживший вирус иммунодефицита?
С начала операции «Счастье народов» прошло уже несколько дней.
Женька так и не открыл монаху настоящих целей группы, хотя кто знает, что понял из отрывочных разговоров их молчаливый проводник. Серый капюшон почти всегда был низко опущен, но Мирра ни разу не выказал тревоги по поводу его советов или действий. Иногда Женьке казалось, что карлик избегает и разговаривать о монахе, и оставаться с ним наедине. Но, в общем, все было нормально. Двигались они много быстрее, чем прежде, удачно обходя опасные или труднопроходимые места. Проводник знал маршруты всех окрестных патрулей, как автолюбитель знает излюбленные «секреты» гаишников. Он сказал, что в Москве до сих пор живут люди, а вокруг Москвы стоят заставы регулярных войск. Шоссе они пересекали дважды, обычно двигаясь лесными дорогами или вдоль каких-то малоприметных троп.
На окраины огромного города скалолазы вышли на двенадцатый день. Здесь Женька щедро расплатился с провожатым и вернул ему пони. Монах взял деньги, с достоинством поклонился и ушел, медленно растворяясь в вечернем сумраке.
Мирра как-то сразу приободрился.
Последнюю лошадь оставили у крестьянина с побитым язвами лицом и гноящимися глазами. Договорились, что скалолазы заплатят за пригляд, либо, если до зимы они не вернутся, лошадь останется в собственности хозяина. Очень довольный соглашением мужик щедро отсыпал «хорошим людям на дорожку» мелких, чуть отсыревших семечек. Поговорили, не особо раскрывая душу, обменялись слухами и новостями. Где-то под Костромой у мужика жил двоюродный брат, которого тот не видел уже четыре года. Отношения регулярных войск и населявших руины мутантов были сложными. Облавы с проверкой медицинских карт и документов не мешали мирному сосуществованию, и даже сотрудничеству. Мутанты постепенно вымирали, даже на грязную работу их брали только в самых исключительных случаях, но в последние годы все-таки специально не расстреливали.
Москва действительно была мертвой. Руины бывшей столицы, заросшие жесткой травой и кустарником, осевшие здания с глазницами окон, дочиста обглоданные крысами кости. Много костей, в основном черепа. Они, видимо, дольше сохранялись.
Скалолазы шли притихшие, настороженные, с обязательной круговой разведкой. Продвигались медленно, но никто этим не тяготился. Не хотелось погибнуть так близко от цели из-за какой-нибудь случайности.
Они шли по району Медведково, хотя здесь он назывался иначе.
Огромное пепелище.
Ближе к центру на улицах начали встречаться люди. Народ попадался самый разный, поэтому на скалолазов никто особенного внимания не обращал. Оружие ребята до времени убрали под плащи. Наблюдалось что-то похожее на движение транспорта: по улице проезжали телеги, большие армейские тягачи и машины, напоминающие гибрид джипа и «уазика». Проезжали мотоциклы, с колясками и без, и даже обычные легковушки. В разбитых подъездах курили кошмарного вида дети. Кое-где народ бойко торговал несвежими продуктами, а однажды им встретился мусорный грузовик.
Мелкой, противной пудрой сыпал дождь. Иногда поднимался ветер, порывистый и холодный — казалось, дождь вот-вот перейдет в снежную крупу. Все вокруг было влажным, осклизлым и, по слухам, небезопасным для кожи. На ночлег устроились в одном из множества пустых домов.
Надвигалась еще одна зима, и дожидаться ее прихода на пропитанных ядами руинах Москвы скалолазам не хотелось. Они уже знали, что гильбростанцию надо искать в направлении Клина, так что идти осталось совсем немного.
Уже через день впереди показался бетонный забор пятиметровой высоты.
ГЛАВА 37
За гильбростанцией сразу установили посменное наблюдение, парами — по числу биноклей. Любые перемещения охраны, даже самые незначительные, фиксировались в специальную тетрадь. Специальная группа «кольцевой разведки» зарисовала весь периметр, который неожиданно оказался не сплошь бетонным, а частично состоял из густо, в несколько рядов натянутой проволоки. В то же время и просто изучали окрестности. Осматривали заброшенные дома, канализацию и водопровод, любые мало-мальски скрытые коммуникации — все, что могло пригодиться для проникновения на базу или при уходе от преследования.
Уйти, будучи обнаруженными, отсюда получалось непросто. Гор здесь не было. Редкий лес и протравленные химическим коктейлем проплешины полей.
Прямо перед ногами Женьки выделялась странная, мягкая, какая-то асфальтовая на вид грязь. Больше всего это походило на гудрон, разогретый летним солнышком. Вот только погода сейчас — не май месяц. С утра опять были заморозки, так что это явно не гудрон. И не асфальт. На вид эта гадость была весьма липучей, а на ощупь проверять не хотелось. Женька поискал глазами, где можно перепрыгнуть, и не нашел. Хоть мосты наводи. Пакостная лужа.
В фильмах ужасов подобную дрянь только пошевели, она тут же начинает пучиться и всех подряд жрать. Называется это обычно биомассой. Очень похоже. На вид у нее характер именно такой: всех сожрать.
Женька отломил от кустарника длинную ветку, отодвинулся подальше от черного пятна и осторожно в него ткнул. Палка прилипла. Он дернул, с еле слышным чавканьем палка освободилась. На самом конце ее налипло несколько длинных черных волосков. Он еще раз проверил счетчик — радиация, по здешним местам, была практически в норме. Ладно.
Гудрон — он и есть гудрон. Обычный холодный расплавленный гудрон. Ногой, что ли, попробовать? Потом ботинки не отчистишь. Женька поискал палку побольше, чтобы упершись в дно канавы, оттолкнуться и перемахнуть на ту сторону «в прыжке с шестом», но кустарник вокруг был слишком хил. Совершенно гнилой, развалившийся сарайчик неподалеку тоже не внушал доверия — с таким шестом можно плюхнуться в самую середину. М-да. Обычная химическая гадость. Может быть, едкая, может быть, ядовитая. А может, и безвредная или даже какая-нибудь лечебная грязь. Тут все может быть… Вспучиваться и поедать окружающих оно, похоже, не будет. И на том спасибо. Но как же его перейти, не вляпавшись? Женька пошел вдоль канавы. Метров через триста он увидел руку, торчавшую из гудрона. Совершенно черная рука со скрюченными пальцами. Высохшие пальцы, высохший гудрон. Канава здесь чуть-чуть сужалась, а дальше шло заметное расширение. Видимо, какой-то мутант решился перепрыгнуть на ту сторону. Или, наоборот, оттуда сюда. Неудачно решился; и не так уж безобидна эта липкая кашица. Или его здесь искупали? И откуда, интересно, натекла вся эта дрянь?
Ему пришлось довольно далеко пройти, прежде чем он нашел переход — большая кирпичная глыба, сброшенная в канаву с другой стороны, и длинное, плохо обтесанное бревно в качестве моста на его берег. Женька проверил, насколько устойчиво стоит бревно. Одним концом оно упиралось в кирпичную выемку, другой был глубоко вбит в грязную, серую землю. Как будто прочно. Пробный шаг, нормально.
Он легко перешел на глыбу и перескочил на другую сторону. Неплохое место. Если это бревнышко за собой сбросить… Ни машина, ни пехота, пока мост не наведут, вослед не бросятся. Можно отсечь любую погоню. Хотя обычно они на крутолетах охотятся.
Все равно надо запомнить, эта канава будет еще похлеще противотанкового рва.
В принципе, подойти к забору гильбростанции было достаточно легко — за десятилетия мирной жизни ослабевает режим самого жесткого военного положения. Гильбростанция занимала приличную площадь в несколько десятков квадратных километров, скрытых, в основном, за глухим бетонным забором. Четыре КПП, четыре поста охраны. Множество строений, площадка боевых крутолетов, хорошо асфальтированная шоссейная дорога, уходившая от одного из КПП на юго-запад. Внутри работала строительная техника, что-то там то ли достраивали, то ли расширяли.
Прогулявшись по ближайшему поселку мутантов, Мирра собрал множество самых разных сведений,
