– Почему? – изумился Фредерик.
– Я боюсь. Отпусти меня, пожалуйста, обратно.
Бездвижное озеро отражалось в огромных серых глазах – или озеро было всего лишь отражением этих глаз? Фредерик так и не смог ответить на этот вопрос.
– Ну уж нет! – рассмеялся он, но смех получился какой-то ненатуральный, бездвижный, как и природа вокруг них. – Я тебя никуда не отпущу сейчас, когда только что заполучил. Пойдем пить чай. И не волнуйся ты так, все будет хорошо, у нас достаточно продуктов, чтобы не начать есть друг друга, даже если природа расшалится.
Энн вздрогнула, но вновь просить Фредерика не решилась.
Он не отпустит меня, пульсировала в ее голове навязчивая мысль. Он сам сказал, что не отпустит. Я должна как-то выбраться. Должна.
Гроза еще не началась, а Энн уже не могла управлять своими мыслями, своими чувствами. Она вспомнила все, что говорил ей Седрик, вспомнила фотографии, вспомнила вырезки из газет. Вспомнила и все странные фразы Фредерика.
Боже мой, мы ведь здесь совсем одни! Никто не знает, где я, даже Кэтрин я просто сказала, что еду за город. Она начнет волноваться лишь в понедельник. Сюда никто не сможет добраться, ни один человек. Есть всего одна лодка…
– Да что с тобой такое сегодня творится?! – Фредерик взял ее за плечи и крепко встряхнул.
– Ничего, просто столько всего случилось за последние дни! Я никак не могу прийти в себя. Дай мне время, – попросила Энн.
Фредерик с нежностью посмотрел на нее. Эти чудесные серые глаза, эти восхитительные, легкие, словно крылья птицы, брови, этот чудесный пушок над верхней пухлой губой… Он с первого взгляда полюбил все это, все, что было Энн Ланкастер. Строгой, доверчивой, умной, трепетной, безрассудной – такой разной и такой нужной ему, Фредерику Стрейту. Единственной нужной женщиной на всем свете. Нет уж, теперь он ее никуда не отпустит, как бы ни молили эти серые глаза. Сегодня ночью они будут вместе, и завтра утром, когда закончится так волнующая Энн гроза, она проснется и улыбнется ему.
– Пойдем пить чай.
Фредерик не смог сказать Энн обо всех чувствах, что переполняли его сердце. Хотел – и не смог. Что-то остановило его, может быть, странные блики в серых глазах? Странные, словно отраженные молнии будущей грозы.
– Да, чай, конечно, чай и шахматы – это здорово, – рассеянно сказала Энн.
Первый ветерок подул, когда они сидели в гостиной. На столике перед камином стояли две глиняные чашки с травяным настоем и шахматная доска с расставленными фигурками. Они сидели уже почти два часа, но за это время лишь одна пешка успела переместиться на две клетки.
Первый ветерок подул, по серому стеклу озера прошла рябь, и Энн поняла: пора.
– Мне нужно отлучиться на пару минут. – Она мило улыбнулась и встала.
– Надеюсь, ты вернешься той Энн, которую я уже успел хорошо узнать? – спросил Фредерик, крайне смущенный ее странным поведением.
– Да, когда я вернусь, – как-то обреченно пробормотала Энн и быстрой, нервной походкой вышла из гостиной.
Фредерик удивленно посмотрел ей вслед и пожал плечами. Мало ли что случилось? Может быть, она переживает из-за сестры, а может быть, у нее начались проблемы, ну… те самые. Не зря же она с утра побежала в магазин!
Надо будет ей как-то дать понять, что я хочу быть рядом с ней, стать для нее незаменимым. Может быть, стоит прямо сказать о своих чувствах без недомолвок и иносказаний? Да, как только она вернется, я сразу же признаюсь ей, что больше для меня нет ничего на этом свете, кроме Энн Ланкастер.
К сожалению, Фредерик так и не смог сказать Энн все это сегодня.
Энн стояла возле открытого окна, за которым уже вовсю бушевала природа.
Какая насмешка, думала она, сегодня я уже во второй раз собираюсь убежать через окно. Сначала к Фредерику, а теперь от него. Как жаль, что я так ошиблась, как жаль, что я была так слепа… Седрик прав, кругом прав: и эти странные разговоры, и увлечения, да и само знакомство было странным. Мистер Бернер ведь до сих пор ни слова мне не сказал о том, что нанял искусствоведа, не сообщил о получении документов…
За окном полыхнула первая молния, и дрожь пробрала Энн до самых костей. Она боялась, ужасно боялась. И она должна была что-то сделать, чтобы страхи не стали явью.
Энн сделала всего один шаг.
Ветер хлестал ее лицо ледяными струями, гром над головой раскалывал небо, молнии освещали предательски скользкие камни.
Энн бежала, спотыкалась, падала и снова бежала. Она за считанные мгновения вымокла до нитки, волосы прилипли к лицу, платье липло к телу, крупная дрожь била ее. В голове крутились какие-то странные образы, образы, рожденные грозой и страхом.
Энн бежала из последних сил к лодке, Фредерик не должен был увидеть ее сейчас. Она должна успеть.
И Энн успела. Она столкнула лодку в воду и ввалилась в нее почти без сил.
Дождь хлестал по лицу, молнии ярились, словно древние боги вдруг проснулись, вспомнили о вероотступниках и решили их покарать. В лодке медленно собиралась вода. Энн лежала в этой луже и тихо плакала. Еще одна мечта оказалась погребенной под раскаты грома и салюты молний. Еще одна мечта о счастье. Как же она ненавидела грозу!
Энн заплакала в голос, она грозила небу кулаками, но что могла хрупкая женщина против разгневанных богов? Только выкрикивать пустые угрозы слепой судьбе.
Неожиданно лодка уткнулась носом в песок. Заплаканная Энн опустила глаза от молчащего неба и увидела, что ее прибило к берегу. Как раз там, где начинался деревянный причал.
Гроза уходила прочь, и с ней уходило безумие.
Энн выбралась из лодки, поправила на себе костюм, тот самый костюм, в котором сегодня утром спускалась с пятого этажа по пожарной лестнице, проверила в кармане документы и кредитку.
Она бросила последний взгляд на дом, который мог стать для нее самым счастливым местом на земле, и медленно побрела по проселочной дороге.
Через три часа продрогшая, обессиленная Энн вошла в здание полицейского участка Виллидж-стоун.
– Свяжитесь со Скотланд-Ярдом и попросите их найти сержанта Седрика Гроувера или кого-то, кто занимается делом Сэма Короткая Стрижка, – севшим голосом попросила она и тяжело опустилась на скамью – ноги, прошагавшие десять миль, отказывались держать ее.
– Что с вами? – испуганно спросил молодой полицейский, очень похожий на Седрика Гроувера.
– Просто позвоните! – попросила она. – Это очень важно. Вот мои документы, если вы волнуетесь.
– Что здесь… – Пожилой полицейский не успел до конца задать свой вопрос. Он недоуменно уставился на промокшую и выбившуюся из сил Энн.
– Он вам все расскажет. У меня нет сил, – каким-то бесцветным голосом сказала она.
Молодой полицейский что-то быстро зашептал на ухо коллеге.
– Ясно, – сказал тот, выслушав. – Пока мы свяжемся с Лондоном, вам нужно переодеться в сухое и выпить чего-нибудь горячего. Моя дочь того же роста, что и вы. Джонс, сбегайте ко мне домой, объясните все жене и возьмите для мисс…
– Энн Ланкастер, – представилась Энн и протянула свои документы.
– …для мисс Ланкастер сухую одежду. И бутылку бренди из моих запасов. Бренди в таких случаях – лучшее лекарство.
Через полчаса Энн переоделась в сухие джинсы и водолазку и маленькими глоточками пила бренди. Она уже почти согрелась и перестала дрожать.
Энн с нетерпением ждала, когда же наконец найдут Седрика, ей так нужно с ним поговорить! Но когда пожилой полицейский повернулся к Энн, она сразу же поняла, что случилось что-то странное.
– Они говорят, что такого полицейского нет. И дела Сэма Короткая Стрижка тоже нет, – растерянно
