— Мне дал его Патрик. Слышала, ты уезжаешь. Она молчала.
— И когда? — задала вопрос я.
— В конце месяца. Чего ты хочешь? — спросила она напрямик.
— Послушай, Кэти. Мне нужно с тобой поговорить. Думаю… что у Пита роман. — Эти слова вырвались помимо моей воли. — Я только что… — Я замолчала. Что «только что»? — Господи, я так виновата! — У меня срывался голос, и я пыталась с ним справиться. — Я очень виновата. Не знаю, что делать. Думала о том дне, когда мы поссорились, и…
— И что? — спросила она.
— Не знаю, — заикалась я. — Хотела узнать…
— Узнать, говорила ли я правду? Начать все сначала? Извини, Миа. Мне это неинтересно.
— Ну, Кэти, пожалуйста! — Я заплакала. — Не понимаю, что мне делать…
— Ты сделала выбор, Миа. Поступай как знаешь.
— Но ты должна…
— Ничего я не должна.
— Ну пожалуйста! — молила я. — Скажи мне хотя бы, что было тогда…
— Не звони мне больше.
И она повесила трубку.
Глава 22
Сообщение счастливой Клары я читала за завтраком. Пит удивился, увидев меня за кухонным столом.
— Ты почему еще здесь? — спросил он.
— У меня встреча в половине одиннадцатого, — ответила я с набитым ртом.
Разумеется, соврала. Еще вчера я позвонила Спэнк Ми и взяла отгулы до конца недели. Попросила, чтобы он не говорил Лотти: пусть думает, что я все еще больна. Шефа я не обрадовала, но он нехотя согласился, когда я сказала, что эти дни мне жизненно необходимы.
— Какой смысл ехать в офис, а оттуда сразу в Ковент-Гарден? А как твои дела? Много работы?
— Да уж. — Пит устало опустился на стул и зевнул. Провел руками по волосам. — Изнемог.
Тишина, только звяканье ложки в моей миске. Он протянул руку за пакетом с мюсли. В этот момент загремел почтовый ящик. Глория залаяла, бросилась в прихожую.
— Почту принесли, — сказала я. — Пойду возьму. И прежде чем он успел что-либо сделать, вышла из кухни.
Письма лежали на коврике.
«Ну что, пришло?»
Подняла их, рассортировала. Сердце учащенно забилось: я увидела письмо. Взглянула на адрес, написанный на конверте моим измененным почерком, и вернулась в кухню.
— То, что написано от руки, мне, — сообщила я и с рассеянным видом вскрыла конверт.
Пит не обратил на это внимания. Положил себе в чашку мюсли.
Я сделала драматическую паузу.
— Что? — воскликнула я, изображая недоумение. — Зачем ты прислал мне половину открытки? И почему подписал ее «Пит»?
Пит, наморщив лоб, взглянул на меня. Я бросила ему открытку. Она легла перед ним, и я увидела, что он страшно побледнел.
— Ничего не понимаю, — сказала я. — Что это значит?
— Я… э… — Он потерял дар речи.
«Ну что ж ты, Пит? Я думала, ты отреагируешь иначе. Думай, думай! Понимаю, ты еще не проснулся, но действуй! Что скажешь? Как объяснишь, что открытка, подаренная другой женщине, пришла к нам в дом в урезанном виде?»
— Ничего не понимаю. — Я продолжала разыгрывать изумление. — Почему ты прислал мне половину открытки и что за странный почерк на конверте? Это шутка? Я слишком тупа и не могу оценить юмора?
Он уставился на открытку. Бог знает, что за мысли роились у него в голове. Пит явно узнал открытку и понял, от кого она. Он вертел ее в руках, словно искал в ней ответ на мои вопросы.
— Ой! — вскрикнула я. — Поняла: это игра. Наверное, потом ты пришлешь верхнюю половину, и все станет ясно.
Я подсунула ему неуклюжий ответ, он понимал. Однако на данный момент лучшего варианта не было, и он схватился за этот ответ обеими руками.
— От тебя ничего не скроешь. — Он принужденно улыбнулся. — Да, потом все станет ясно. Не надо задавать вопросов. Я не хочу тебе врать.
«Ох, Пит…»
— Что ж, — сказала я с расстановкой. — Сделаю, как ты велел. А сейчас почищу зубы и поеду.
Он так же принужденно улыбался, а я, выходя из комнаты, послала ему воздушный поцелуй.
Почистив зубы, прокралась вниз и выглянула из-за двери. Пит меня не видел — он изучал конверт. Я кашлянула и вошла в комнату. Он виновато подпрыгнул и отодвинулся, словно не интересовался конвертом.
— Ну и когда я пойму этот твой сюрприз? — спросила я и взяла сумку.
Он постучал себя пальцами по носу и пробормотал, пародируя гнусавый французский акцент:
— Ничего не знаю.
Как ни печально, но это правда. Пит действительно ничего не знал.
Я рассмеялась, а он сказал, что ему пора в душ. Я объявила, что тороплюсь, увидимся вечером. Мы чмокнули друг друга. Я громко хлопнула входной дверью, подождала у порога минуту-другую и тихо вернулась в дом.
Прокралась в прихожую, оставив дверь открытой. Мне был слышен его голос. «Господи, не мог дождаться!»
— Привет, это Пит. Я думал, ты встала, но, должно быть, ты еще спишь… — Он помолчал, словно не зная, что сказать дальше. Я затаила дыхание. — Я дома, но скоро уйду, так что не звони. Не знаю, что сказать. Честное слово, не знаю. Сначала дом, а сегодня утром пришла твоя открытка. — Он заговорил быстрее. Кажется, это живой разговор, а не сообщение на автоответчик. — Это не смешно, Лиз. Совсем не смешно. И какого черта тебе вздумалось разрезать открытку? Что ты этим пыталась сказать? Может, собираешься вырезать меня из своей жизни? Не хочешь объяснить? Я думал, мы все прояснили. Ты сказала, что все хорошо, ты спокойна, и вдруг — такой безумный поступок. Не знаю, что и… Послушай, я позвоню позже.
Быстро, пока он не вошел в прихожую и не понял, что я слышала каждое слово, я хлопнула дверью и крикнула:
— Это я! Зонтик забыла! — Через секунду прибавила: — Пока, дорогой!
— Пока! Всего хорошего! — крикнул он в ответ. Наверное, описался, когда услышал, что я вернулась.
Выйдя на улицу, дошла до вокзала. Приеду в Лондон, затем в метро, а оттуда — в ее квартиру. Я испытывала мрачное удовлетворение. С одной стороны, я не вполне верила в то, что услышала собственными ушами: он оставил этой женщине сообщение на автоответчик, да еще с такой непринужденностью, словно поддерживал с ней разговор. С другой стороны, он по-настоящему разозлился. Я представила себе Лиз такой, какой видела ее вчера — блестящей, сияющей, улыбающейся со сцены.
Чья очередь смеяться?
