Весной 44-го под Яссами наступление захлебнулось. Мы, разведка, уже на окраине Ясс были, но они нас оттуда выперли танками. И откуда только у них танки появились? Они же всю технику в Умани и за Уманью бросили! И ведь не застряли! Наши застряли, а их нет! Может, свежие силы? Вот танками они нас километров на 15–20 от Ясс и отогнали. До августа встали в оборону.
Ходили в разведку через день — день пешая, день конная. Всегда — и летом, и зимой — надевали ватники и ватные штаны, потому что ватник спасал от случайных осколков. Если осколок летит 100 метров, он только воткнется в вату и все, даже с 30 метров он может пробить вату и только коснется тела, но уж когда рядом рванет — пиши пропало! Всего изрешетит, хоть и в ватнике будешь. Были и кирасы у нас. Кираса была не тяжелая, толщиной миллиметра полтора, но у меня она была только в роте ПТР. Ну, это скорее моральная защита. Маскхалатов у нас никаких не было, а была обычная полевая форма. У немцев были плащпалатки, плащнакидки, все камуфлированные, а у нас ничего подобного я не видел. Поэтому мы их камуфляжи носили. Иногда возвращаемся обратно — крик:
— Немцы!
— Да вы что, дураки! Свои! Недавно проходили!
А то и свои обстреляют. Только туда надо возвращаться, откуда выходили, а то свои же и убьют. Немцы тоже не дураки и у нас еще как языков таскали! Ловкие они ребята! Мы, разведчики, у них многому научились: хитрости, маскировке, умению воевать. Аккуратный народ — лишний патрон не выстрелит. Только наверняка!
Правда, когда по нейтралке лупят — ни патронов, ни гранат не жалеют. Как начнут — так надо расползаться, иначе убьют.
Один раз на секрет немецкий напоролись. У нас один разведчик впереди полз, а двое сбоку, и передний напоролся на секрет. Его убили. Ну, уж тут и мы не растерялись — секрет этот сняли к черту. Так вот, они как начали по нам лупить из гранатометов! О, черт возьми! Как начнут со всех сторон в одно место стрелять — ужас! Там спасения нет! Ямку любую ищешь, чтобы голову спрятать. Но выбрались. Правда, двоих ранило, но мы их вытащили — раненых и убитых никогда не оставляли.
А ребята ой-ей какие были у нас подобраны! Я-то маленький, всегда в группе прикрытия был — куда мне с немцем справиться! А там такие лбы были! Особенно выделялись Фомичев и Александров из полковой разведки. Ох, ловкачи были — вдвоем языка приводили! Вот такой был эпизод. Мы подобрались бесшумно и видим: в окопе ходят двое часовых. Выглянут, посмотрят, опять ходят. Друг к другу подойдут — опять расходятся. Пулемет у них. Блиндаж. И вот эти Фомичев с Александровым, которые всегда с нами ходили на особо ответственные задания, говорят: «Одного мы берем, без шуму. Кто другого берет?» Ну, у нас тоже такие ребята были. Только эти часовые разошлись… Как синхронно они сработали! Хе-хе!
— Вы тренировались в свободное время?
— Когда стояли в обороне, инструктор-лейтенант молодой — лет двадцати пяти, физически крепкий, показывал нам приемы джиу-джитсу: захваты, подсечки, как повалить человека, как ножом пырнуть или у него нож выхватить. Там же меня обучили езде на лошади: как на нее садиться, как лозу рубить. Командовал нашим взводом старший сержант, которого за глаза мы прозвали Кочубей, за его пшеничные усы и чуб. Ходил, он всегда в казацком чекмене и кубанке с красным верхом. Ему командир дивизии говорит: «Ты одень обыкновенную, армейскую форму. Что ты как петух ходишь? У нас тут казаков нет!» А он не слушал. Потом он куда-то пропал, и к нам прислали командиром лейтенанта Петю Доможира, 1925 года рождения, мне ровесник, из Нижнего Тагила. Он всю войну прошел в разведке. У него было 3 боевых ордена Красного Знамени и орден Ленина. Ранило его в одном из поисков, и после госпиталя он не вернулся, а нам сказали, что ему присвоили звание Героя и отправили учиться в Москву.
— На какую глубину за линию фронта вы уходили?
— Недалеко. Мы вдоль фронта ходили и вглубь, километров на 8, не больше. С собой брали автомат и гранаты-лимонки. Лимонок много брали — на поясе штуки 3 и в вещмешке десяток и патронов, сколько влезет. Боезапас брали очень большой. Ну и ножи обязательно! Сначала у меня был обыкновенный ножик, грубовато сделаный, но острый. А потом пошли в наступление. Смотрю, лежит немец, такой длинный, здоровый, огромный рыжий дядя. Ну, пуля-то всех берет — и больших, и маленьких. Вот я и смотрю, а у него нож хороший, и я его прямо с ножнами срезал с ремня. Вот это нож! Его как ни брось, — а он все лезвием вперед летит. Хороший нож и очень острый, можно было даже бриться!
— Убивать приходилось?
— Приходилось, но счет я не вел. В бою-то стреляешь, смотришь — вроде упал, а убит он или спрятался, кто его знает? Иногда, конечно, видишь, что попал. Зрение-то у меня хорошее было. Я когда в разведку ходил, всегда был как впередсмотрящий на корабле: «Володька, смотри лучше!» Я ночью как кошка видел. Главное — мины заметить. Растяжки — они же в траве, низенькие. Только когда ракету немцы пустят, замрешь и видишь. Ага! Вот она, растяжечка — впереди.
— А как себя вели немцы, когда их захватывали?
— Ну, сопротивлялись, конечно. Ведь в момент опасности у человека утраиваются силы. Но от таких волков, как Фомичев и Александров, ни один немец не уходил! Ни один! Не было случая такого! Хоть какой он здоровый ни был! Как скручивали? Обыкновенно — руки за спину, голову за волосища назад, в пасть кляп. Старались голову так назад дернуть, чтобы подломить позвоночник, но так, чтобы не убить, а только оглушить. Главное внимание на руки — чтобы ни за автомат не схватились, ни за нож.
— А немцев не брили?
— Да нет, у них все с волосами, редко кто встретится с короткими волосами. Немцы вообще-то осторожные люди, аккуратные. Правда, иногда удавалось и их застать врасплох. Один блиндаж, я помню, разбомбили. Подобрались мы тихо. Дозорные спали. Мы их скрутили — кляп в рот и за окоп выбросили. Сапер аккуратно проделал проход, и в этот проход накидали гранат, потом двое вскочили в блиндаж и по нарам из автоматов… Может, кто и остался жив, неизвестно. Уже когда отходили, немцы со всех сторон стали из минометов и гранатометов стрелять (такие специальные гранаты, которые насаживались на винтовочный ствол и выстреливались холостым патроном метров на 50. У нас тоже такие были) и из пулеметов перекрестным… Еле ушли. Вот тогда мне осколок в ногу попал. Хорошо, что в ватных штанах был.
Вообще, у меня три ранения и контузия, но ни одной справки о ранениях у меня нет, поскольку все они были легкие, а у нас в роте свой санинструктор был, осетин Саша Геворков, вроде так его звали. Он у нас еще и переводчиком работал, поскольку немецкий в совершенстве знал. Вот он нас лечил. Ранило меня первый раз в ногу. Сапог стащили — разрезали. Вынул он этот осколочек, реванолью промыл: «Эх, Володька! Две недели попрыгаешь, лошадей постережешь, и все будет нормально». А потом в пятку пуля попала. Каблук пробила, мякоть пробила и в кость уперлась. Он сказал: «Если будет сильно болеть — значит, трещина. Пулю я вытащил, но резать я тебя не буду — если будет нагноение, тогда разрежу». Но все, как на собаке, зажило. Погиб он. Прибежали в окоп — где Саша? Командир: «Ну-ка двое обратно, найдите и притащите». Немцы уже успокоились. Притащили его уже мертвого. Искали-искали ранение. Ремень расстегнули, и из-под гимнастерки прям сгусток крови вывалился. Осколок гранаты перебил аорту под мышкой левой руки. Жалко было — такой хороший малый 1920 года.
А вот разведка накануне наступления мне очень запомнилась. Два раза ходили: один раз неудачно, а второй раз удачно. Это числа 15–16 августа под Яссами. Первый раз у нас командир взвода струсил. Далеко нас не повел, а вывел между дивизиями обратно. И доложил, что ходили тогда-то, туда-то. Везде охраняемые объекты. Ну, его сняли и отправили неизвестно куда. Дело темное. Тогда СМЕРШ работал. После этого неудачного похода немцы очень бдительные стали. Стыки между дивизиями стали охранять дозорами и секретами. Ну никуда нельзя было пролезть! Второй раз нас уже хотели по воздуху заслать, а потом полковой разведчик доложил, что есть место, где можно пройти. Действительно, прошли легко, без шума. Был бы шум — не прошли бы, немцы бы не дали. В эту же ночь пришли к штабу их дивизии. А они беспечные: в тылу ведут себя как хозяева. Раздеваются донага. Да что в тылу — и на переднем крае! Сколько раз мы ходили. Вот шуму наделаем — смотрим, немцы в белье выскакивают и стрелять начинают.
