Крылов до вечера должен был всеми средствами прояснить обстановку.
В общих чертах она к концу дня прояснилась. 11-я немецкая армия уже обтекала левый фланг Приморской, бои шли на подступах к Евпатории.
На юге, да еще в осенний ненастный день, темнота наступает внезапно.
Степной поселок Экибаш. Жители покинули его и ушли на юг. Штаб разместился в здании небольшой сельской больницы. Один за другим, кто на «эмке», кто верхом, подъезжают командиры и комиссары дивизий. Даже они, высшие командиры армии, впервые встретились друг с другом после того, как прибыли из Одессы в Крым.
На крыльцо вышел командарм.
– Пора! Время торопит… Кто не прибыл, тот, стало быть, не мог…
Просторная больничная палата, голые койки, несколько табуреток, два небольших стола, сдвинутых вместе, чтобы было где расстелить карты. Освещение – автомобильные лампочки, подключенные к аккумуляторам.
Иван Ефимович – человек, лишенный позы. Он всегда прост и ясен. Он не скрывает ни тревоги, ни своего подавленного состояния, в такт своей речи покачивает головой. Признак особого волнения после контузии. И еще поминутно снимает пенсне, предмет в те годы очень необычный.
– Мы вызвали вас, чтобы обсудить создавшееся положение и посоветоваться о дальнейших действиях армии. Не подумайте, что я, как командующий, снимаю с себя ответственность. Да любое решение – ответственность моя, но я хочу выслушать вас, как нам поступить в часы, когда надо всей армией повисла гибель. Сейчас Крылов составит список всех здесь присутствующих, и каждый выскажется, куда идти. Перед нами два пути: на Керчь и на Севастополь. Путь на Керчь еще не закрыт. Мы можем за ночь дойти до Керченского полуострова и занять там оборону… Туда отходит пятьдесят первая… Она должна закрепиться на Ак-Монайских позициях!
Последние слова Петров произнес с ударением и сделал паузу. Он не хотел иронии, он знал, что не имеет права на иронию во время разыгравшейся трагедии, но не только он, но и комдивы имели возможность познакомиться с расслабляющим непорядком в 51-й армии. Не имел он права не только на иронию, но и осуждение соседа. Но помимо его воли ссылка на 51-ю звучала иронией. Завершил он свою мысль очень осторожно.
– Думается, – добавил он, – будет достаточно, если на Ак-Монайских позициях закрепится пятьдесят первая…
Формально, для протокола, он был прав. Армии посильна защита перешейка на Керченский полуостров, но была посильна защита и Перекопа, и Ишуньских позиций. Все присутствующие на совете это понимали, и мало кого вдохновляло встать на позиции с 51-й, хотя в ней и сменилось командование. Главное же состояло в том, что каждому было понятно, что опыт Приморской армии, приобретенный в Одессе, был уникальным и был наиболее пригоден для обороны Севастополя.
– Свободного пути на Севастополь уже не существует, – продолжал Петров. – Идти в Севастополь – это значит идти с боями, и не с оборонительными боями, а с боями на прорыв… Если мы уходим на Керчь – через несколько дней падет Севастополь, и мы теряем главную базу флота и не выполняем предназначения Приморской…
Не ради Ишуньских позиций сняли армию из-под Одессы. С учетом сложившейся обстановки и задач, посильных для решения в масштабе армии, давайте и обсудим, куда идти. В Керчь или в Севастополь? Мнение каждого командира будет взвешено и принято во внимание…
Никто не спешил высказаться, никто и не порывался заглянуть в карту командарма. Окна были закрыты, но и сквозь закрытые окна доносилась с побережья канонада. Приморцы привыкли в пушечном гуле отличать орудийный гром корабельной артиллерии. Он доносился из Евпатории.
Петров выждал некоторое время и обратился к полковнику А. Г. Капитохину, командиру 161-го стрелкового полка 95-й Молдавской дивизии.
– Полковник Капитохин! Начнем с вас, с левого фланга. Прошу.
Начинать младшему по должности среди собравшихся. Но это по должности – младший, но не по годам. Участник гражданской войны, потом партийный работник. Человек спокойный, рассудительный, Капитохин высказался однозначно:
– Я не хотел бы вдаваться в стратегические рассуждения. Наш долг оборонять Севастополь. Для этого мы здесь, в Крыму, а не в Одессе.
Петров обратился к Крылову:
– Запишите, Николай Иванович! Капитохин за то, чтобы идти в Севастополь!
– Полковник Пискунов! Прошу ваше мнение!
Пискунов, начальник артиллерии 95-й дивизии, не колеблясь ответил:
– Считаю, что нужно идти защищать Севастополь!
Артиллерист и не мог иначе ответить. За дни обороны Одессы он в совершенстве овладел маневром артиллерийского огня и твердо знал, что и в Севастополе взаимодействие армейской артиллерии, береговых батарей и кораблей задержит разбег захватчиков.
Крылова волновало, что скажет его давний наставник в штабной работе генерал-майор В. Ф. Воробьев, командир 95-й дивизии. Г. Д. Шишенин еще ранее на Военном совете армии высказывался за го, чтобы идти в Керчь. Крылов видел, как помрачнел Воробьев, услышав мнение своих подчиненных. Стало быть, он видит события в ином свете. Крылов уже давно научился выверять свои выводы в споре с теми, кого уважал за понимание боевой обстановки. Воробьев – за Керчь. И Крылов старался понять его и еще раз перебирал в уме все «за» и «против» этого решения. Не ошибся ли?
Но не ему предназначалось вступить в противоречие со своими учителями в доказательство того, что он их перерос. После того, как Трофим Калинович Коломиец, командир Чапаевской дивизии, высказался за Севастополь, Петров объявил:
– Слово имеет полковник Ласкин!
