— А, простите, полковник Перфилов здесь проживает?
— Нет, — сказала Нина. — Вы ошиблись адресом.
— Да, наверное, — сказал Виктор Иванович и нагнулся к мальчику. — Как тебя звать?
— Коля.
— До свиданья, Коля! Дай пять! Расти большой. Извините.
Рассказав мне эту историю, Виктор Иванович добавил:
— Сильная женщина. Настоящая. Другая бы что-то переиграла, наверное. Все-таки генерал- лейтенант, высокая должность в Генштабе, квартира в новом доме.
— Откуда ей было знать про должность и квартиру? — сказал я.
— Я ей потом звонил пару раз, — сказал Виктор Иванович.
Серый конверт
Шеф не занимал никакой государственной должности; формально он был шефом некоего
Шефа обожали и побаивались, а его приближенных презирали и ненавидели.
Сильнее всего ненавидели его адъютанта. Бывший полковой парикмахер, силач, садист и льстец, говорили, что именно он по утрам подает Шефу
Один известный архитектор был в гостях у своего друга, президента Академии художеств. Вдруг пришел этот самый Адъютант. Архитектор захотел встать и уйти. Потом решил, что не подаст ему руки. Нет, лучше просто молчать и поскорей откланяться. Но его посадили как раз напротив Адъютанта, и, куда денешься, пришлось с ним разговаривать. Он, кстати, оказался приятным собеседником.
В конце вечера он поманил архитектора в коридор.
— Я уж так, по-солдатски, — сказал Адъютант. — Вы хороший человек. Вот, — он вытащил из бокового кармана ярко-серый, почти серебряный конверт. Там было вытиснено имя Шефа и адрес: главный офис ВКК. — Если что, сразу пишите, и это будет у Шефа на столе. С моими наилучшими отзывами. Но просить можно за одного человека.
— Спасибо, — растерялся архитектор. — Что, прямо в почтовый ящик?
— Прямо, прямо, — сказал Адъютант. — С почтой у нас порядок.
Конверт лежал под стеклом на письменном столе.
Прошел месяц. Младший брат не пришел домой со службы. Он жил в плохом районе: конечно, это было ограбление и убийство, а труп спрятали. Попросить ускорить следствие? А смысл?
Через две недели арестовали сына. Архитектор сидел за столом и смотрел на серый конверт. Сыну было двадцать пять. Взрослый человек. Он сам выбрал себе судьбу, когда связался с
Потом исчез второй сын. Двадцать два года, студент последнего курса. Талантливый мальчик. Но совсем чужой, к сожалению. Но все равно! Написать Шефу: пожалуйста, оставьте в покое нашу семью. Да, но просить можно только за одного человека.
Ведь у него была вторая жена и тринадцатилетняя дочь.
Он сделал проект типового сельского офиса ВКК. Сам, по собственной инициативе. Получил премию. Немного отлегло от сердца.
Однажды вечером он стоял у окна своего кабинета. Он видел, как у подъезда остановилась их машина, вышла его жена, открыла багажник, стала доставать сумки.
— Мама приехала, вкусных вещей привезла! — крикнул он дочке вглубь квартиры.
Потом снова посмотрел в окно. У распахнутого багажника валялась сумка. От тротуара отъезжал черный автомобиль с зеркальными стеклами.
Он бросился к столу.
Конверта под стеклом не было.
— Где конверт?! — не веря, крикнул он. — Тут был конверт!
— Это я взяла, папа, — сказала дочь. — Я сама написала письмо Шефу.
— Про что?
— Про то, как его любят школьники!
Солдат и Анна
Войдя в 7.20 в приемную, Адъютант увидел на своем столе
Шеф был уже на месте. Сквозь двойную дверь слышно было, как он тяжело кашляет. Шеф всегда был на месте. Его спальня была смежной с кабинетом.
Адъютант сел, вытащил из кармана маленькие очки, заранее взял авторучку, надел очки и проглядел список. И увидел фамилию своей жены. Пометка:
Он снял очки. Потом надел снова. Опять снял, встал, одернул пиджак и вошел в кабинет.
— Привет-привет! — сказал Шеф, роясь в бумагах.
— Шеф, — сказал Адъютант, кладя список перед ним. — Что это?
— Где? — хмыкнул Шеф. — А, вон ты что. А тут написано. Читать не умеешь? Измена родине в форме шпионажа.
— Шеф, — сказал Адъютант чужим голосом. — За что?
— Позволь сначала вопрос, — сказал Шеф и замолчал, доставая из пачки дешевую сигарету без фильтра. Чиркнул спичкой, закурил, затянулся, выпустил серый нехороший дым. Отпил кофе из толстой белой чашки с цветком на боку: такие чашки были во всех городских кафе. Он был лично скромен.
Если Шеф молчал, торопить его не полагалось.
Адъютант ждал, склонив голову.
— Да, — словно очнувшись, сказал Шеф. — Вопрос. Вот какой вопрос. Скажи, ты солдат или баба?
Адъютант хотел крикнуть: я мужчина, и я защищу свою женщину! Он был единственным, кто имел право входить к Шефу с оружием. Зачем оружие, он мог одной рукой сломать ему шею. Он поднял глаза. Перед ним сидел нездоровый пожилой господин. Маленькое морщинистое лицо и сутулые плечи. Прокуренные, чуть дрожащие пальцы. Немодные часы на потертом ремешке. Придушить его, поднять спецдивизию, выступить по радио, кого-то освободить, а кое-кого повесить. Действовать жестко, но без большой крови.
Адъютант набрал в грудь побольше воздуха и сказал:
— Я солдат.
— Тогда поставь визу, — сказал Шеф.
Вечером Адъютанту стало страшно входить в пустую квартиру; он занимал целый этаж в старинном невысоком доме за кованым забором. Но вспомнил, что он солдат. В кухне на табурете сидела женщина, молодая и красивая, явно не горничная. Или горничная?
