Монетный двор, где был приятно удивлен тем, что к его визиту был подготовлен чекан для медали с его нагрудным изображением. Медаль выбили в его присутствии. Особый интерес царь проявлял к паркам, он тщательно изучал планировку и устройство фонтанов и прудов в Версале и Марли. Наконец, царь посетил знаменитую фаворитку Людовика XIV госпожу Ментенон в Сент-Сире, где в основанном ею заведении для благородных девиц она доживала последние годы. Дама отказалась его принять, сказавшись больной, тем не менее Петр прибыл в Сент-Сир, вошел в закрытую шторами комнату, приподнял штору, чтобы лучше разглядеть некогда красивую женщину и выразить ей свое восхищение.
— Чем вы больны?
— Старостью, — ответила Ментенон.
— Сей болезни все мы подвержены, если будем долго жить, — заметил Петр и, пожелав выздоровления, отправился осматривать заведение.
Для царя и его свиты устраивались смотры королевской гвардии и полевых полков. Состояние французских войск не вызвало восторга: «Я видел нарядных кукол, а не солдат. Они ружьем финтуют, а в марше только танцуют».
Париж оставил у царя двойственное впечатление. Столица Франции поразила его, с одной стороны, процветанием науки, промышленности и ремесел, а с другой — расточительной роскошью двора, праздной жизнью вельмож и неопрятностью улиц. «Жалею, — сказал он, — что домашние обстоятельства принуждают меня так скоро оставить то место, где науки и художества цветут, и жалею при том, что город сей рано или поздно от роскоши и необузданности претерпит великий вред, а от смрада вымрет».
Из Парижа Петр отправился в Спа принимать воды, а начатые в столице Франции переговоры были успешно завершены в Амстердаме, где 4 августа состоялось подписание договора: Франция брала на себя роль посредника в переговорах между Россией и Швецией, а также обязалась воздержаться от выплаты субсидий шведскому королю и оказания ему других видов помощи. Более того, Франция готова была признать все приобретения России на Балтийском море, которые отойдут к ней по договору с Швецией. Цель визита была достигнута: шведский король, лишившись французских субсидий, должен был отправить своих представителей, чтобы они сели за стол переговоров.
В Петербург Петр возвратился в октябре 1717 года, пробыв за границей более полутора лег. Обождав зимнего пути, он едет в Москву. Ехал oн туда не для того, чтобы встретить Новый год и посмотреть, что нового произошло в старой столице, где он не был почти восемь лет. Москву он избрал местом, где должна была решиться судьба его сына — царевича Алексея.
Отец и сын
Отношения Петра со своим сыном Алексеем — едва ли не самый драматический момент в личной жизни царя. Эта длительная коллизия в своей заключительной части была насыщена драматической напряженностью, стремительным развитием действия, в котором кульминационным актом явилась гибель царевича.
Царевич Алексей родился 18 февраля 1690 года. Из скудных сведений, сохранившихся о детских годах царевича, можно сделать вывод, что отец не слишком обременял себя заботами о воспитании сына. Отчасти это объяснялось тем, что царь находился в непрерывных разъездах, весь поглощенный борьбой сначала с южным, а затем с северным соседом. Имело значение и то, что сына родила нелюбимая жена.
Первые годы жизни царевич проводил на половине матери, находясь под полным духовным влиянием этой ограниченной женщины и ее окружения, состоявшего из монахов, попов, карлиц и карликов, кликуш. Двор царицы жил иными интересами, в ином ритме, он довольствовался слухами, уязвлявшими самолюбие супруги. Осуждали там и поступки Петра, не укладывавшиеся в рамки традиционных представлений о царском поведении во дворце и за его пределами.
Шести лет царевича начали обучать грамоте. Учителем к нему был определен Никифор Вяземский — человек слабовольный, лишенный знаний и педагогических способностей. Он не мог привить в ребенке ни уважения к себе как воспитателю, ни любви к труду. Источники сохранили свидетельства об отношениях, установившихся между воспитателем и его подопечным. Они, правда, относятся к тому времени, когда воспитанник стал уже молодым человеком, но можно предположить, что основы этих отношений были заложены значительно раньше. Воспитанник часто бивал своего наставника палкой, драл за волосы и, чтобы избавиться от него, давал поручения, выполнение которых было связано с выездами за пределы Москвы.
В соответствии с традициями того времени Вяземский начал обучение Алексея с чтения часослова. После заточения Евдокии в монастырь десятилетнего Алексея Петр намеревался отправить для продолжения образования в Дрезден. Но этому неслыханному для того времени плану суждено было осуществиться лишь много лет спустя. Карл XII, нанеся поражение Дании и одержав победу под Нарвой, двинул свои войска в Польшу и мог в любой момент овладеть столицей Саксонии. Царевич остался в России, но главным наставником в нарушение обычаев к нему был приставлен иностранец. Барон Генрих Гюйссен, или, как его называли по-русски, Гизен, перед приездом в Россию успел побывать на службе у французского и датского королей, а также курфюрста саксонского. Этот наемник с университетским дипломом прибыл в Россию в 1702 году, а в следующем царь предложил ему должность главного воспитателя. Гюйссен, однако, отказался от этой чести, согласившись на роль помощника воспитателя при князе Меншикове. Последний жил в только что основанном Петербурге, в то время как царевич находился в Москве, и, разумеется, мог выполнять свои обязанности лишь номинально.
Наказ, составленный Гюйссеном и утвержденный Петром, предусматривал обширную программу воспитания и обучения. Однако эта программа не была осуществлена. Уже с 1705 года Гюйссен выполнял дипломатические поручения, связанные с продолжительными выездами за границу. Эти месяцы и даже годы царевич проводил в Преображенском в совершенном безделье.
Знания царевича были весьма скромными. Он довольно свободно владел немецким, отчасти французским. Что касается успехов в прочих науках, то он одолевал четыре действия арифметики лишь в 18-летнем возрасте, а еще позже начал знакомиться с основами фортификации.
Способностей царевича вполне доставало, чтобы усвоить премудрости изучаемых наук. Сам он говорил о себе: «природным умом я не дурак, только труда никакого понести не могу». Отец его в одном из писем тоже писал: «бог разума тебя не лишил». Но разум Алексея был на редкость пассивным и ленивым. «Со младенчества моего несколько лет жил с мамою и с девками, где ничему иному не обучился, кроме избных забав». Обучение, писал царевич, «мне было зело противно и чинил то с великою леностию, только б, чтобы время в том проходило, а охоты к тому не имел».
Когда в 1712 году царевич возвратился из-за границы, где провел около трех лет, отец спросил его, не забыл ли он то, чему учился, и тут же велел принести чертежи. Алексей, опасаясь, что отец заставит сделать чертеж в своем присутствии, решил уклониться от экзамена самым трусливым образом. Он «умыслил испортить себе правую руку» выстрелом в ладонь. Решимости всерьез выполнить намерение у него не хватило, и дело ограничилось ожогом руки. Симуляция все же избавила царевича от экзамена.
Окружение царевича сложилось из лиц, причастных к его воспитанию. Подражая отцу, царевич тоже называл круг своих приближенных «компанией». На первых порах в ее состав входило четверо Нарышкиных, а также родственники царевича по матери, получившие доступ ко двору благодаря ее протекции. Один из Нарышкиных, Андрей, имел прозвище Сатаны, другого, Василия, между собой называли Благодетелем, Ивана — Молохом, а Андрея — Засыпкой. Видное место в «компании» занимал муж кормилицы царевича Василий Колычев с выразительным прозвищем Ад, подьячий Федор Еварлаков, имевший кличку Жибонда, учитель Никифор Вяземский и ряд духовных лиц: духовник царевича Яков Игнатьевич, благовещенский ключарь Иван Афанасьевич, протопоп Алексей и др.
Наибольшим доверием царевича пользовался Яков Игнатьевич, фактический глава «компании», человек весьма властный и хорошо понимавший душевный склад своего подопечного. Ему царевич дал
