Клурфейном и несколько репортеров, жаждущих услышать из уст Каупервуда подтверждение слухов, распущенных Джеркинсом, о том, что американский миллионер приехал в Англию, чтобы купить знаменитую коллекцию картин, принадлежащих некоему английскому пэру, о существовании которого Каупервуд даже и не подозревал.
Толлифер в последнюю минуту заявил, — и Каупервуд про себя оценил это как весьма тактичный маневр, — что он не сойдет с парохода, а проедет дальше в Шербург и оттуда в Париж. Однако он тут же ввернул в разговоре для сведения Эйлин, что он предполагает быть в Лондоне в начале следующей недели, в понедельник или во вторник, и надеется, что еще будет иметь удовольствие повидаться с супругами Каупервуд до их отъезда на континент. Эйлин вопросительно взглянула на мужа и, прочтя поощрение в его взгляде, сказала Толлиферу, что они будут рады видеть его у себя в отеле «Сесиль».
Каупервуд сейчас с необыкновенной остротой ощущал, что жизнь его отныне становится на редкость значительной и полноценной. Как только они сойдут на берег и он устроит Эйлин, он сразу же отправится к Беренис; она с матерью ждет его в отеле «Кларидж». Он чувствовал себя молодым, бодрым — Улисс, отправляющийся в новое, неведомое плавание! Это радостное ощущение усилилось, когда к нему неожиданно подошел посыльный и подал ему телеграмму на испанском языке:
«Солнце всходит над Англией в миг, когда ты причалил. Серебряные врата открываются перед тобой на пути к великим деяниям и к великой славе. Море было серым без тебя, Orо del Oro[2]».
Ну, конечно, это Беренис, и он улыбнулся, подумав, что он вот-вот увидит ее.
Тут его со всех сторон обступили репортеры. Куда мистер Каупервуд думает направиться отсюда? Правда ли, что он ликвидировал все свои чикагские предприятия? В Лондоне прошел слух, что он приехал сюда с целью купить знаменитую картинную галерею. Так ли это? На все эти вопросы он отвечал сдержанно, осторожно, но весьма приветливо и с любезной улыбкой. Если от него хотят точного ответа, — он предпринял это путешествие с целью хорошенько отдохнуть, у него давно не было настоящего отдыха. Нет, он не ликвидировал своих чикагских предприятий, он только реорганизует их. Нет, он приехал в Лондон не затем, чтобы купить коллекцию лорда Фэрбенкса. Он когда-то видел ее и чрезвычайно восхищался ею, но ему никогда и в голову не приходило, что ее можно купить.
В течение всей этой церемонии Эйлин стояла рядом с Каупервудом, упиваясь сознанием своего вновь обретенного величия. Художник, присланный «Иллюстрейтед ньюс», тут же сделал с нее набросок.
Когда репортеры несколько поутихли, Джеркинс с Клурфейном протиснулись вперед и, засвидетельствовав Каупервуду свое нижайшее почтение, попросили его не оглашать своих намерений до тех пор, пока он не предоставит им возможности поговорить с ним. И Каупервуд благосклонно ответил:
— Хорошо, если вам так угодно.
После этого, уже в отеле, Джемисон пришел к нему доложить о телеграммах, которые поступили на его имя, и о том, что мистер Сиппенс дожидается в номере 741, когда ему можно будет явиться к мистеру Каупервуду, и что лорд Хэддонфилд, с которым мистер Каупервуд встречался еще много лет тому назад в Чикаго, просит супругов Каупервуд пожаловать к нему в усадьбу на субботу и воскресенье, а некий известный южноафриканский банкир — барон из евреев, — находящийся сейчас проездом в Лондоне, просит мистера Каупервуда позавтракать с ним: у него к мистеру Каупервуду важное дело, касающееся Южной Африки. Германский посол приветствует мистера Каупервуда в Лондоне и просит пожаловать на обед в посольство. Из Парижа телеграмма от филадельфийского банкира Долэна:
«Если вы по приезде в этот городишко не кутнете со мной, клянусь задержать вас на границе. Не забудьте, я знаю о вас не меньше, чем вы обо мне».
Казалось, крылья богини судьбы рассекали воздух над самой его головой.
Заглянув к Эйлин и убедившись, что она прекрасно устроилась в отведенных ей апартаментах, Каупервуд послал за Сиппенсом. Сиппенс, в новом весеннем пальто, суетливый, похожий на птицу, сразу принялся выкладывать все, что, по его мнению, важно было знать Каупервуду: Гривс и Хэншоу запутались окончательно, они сейчас в совершенном тупике. Лучшей зацепки, чем эта концессия на линию Чэринг- Кросс, которую они держат в своих руках, для Каупервуда и быть не может. Мистер Каупервуд завтра же может поехать с ним осмотреть эту запроектированную ветку. Конечно, заполучить контроль над центральной кольцевой линией было бы куда важнее, — тогда можно было бы планировать любое объединение сети. Но Чэринг-Кросс очень удобно присоединить к кольцу, и, если она уже будет у него в руках, это даст ему несомненное преимущество, какие бы шаги он ни вздумал предпринять относительно центральной или какой-либо другой линии. Кроме того, тут много всяких концессий, или контрактов, скуплено спекулянтами в расчете на то, чтобы перепродать их потом за большие деньги каким-нибудь строителям или пайщикам; все это можно будет разузнать подробнее.
— Весь вопрос в том, как нам сейчас за это взяться! — задумчиво сказал Каупервуд. — Вы говорите, Гривс и Хэншоу в тупике? Но ко мне они больше не обращаются. А между тем Джеркинс успел, по-видимому, поговорить с этим Джонсоном из Электро-транспортной компании, и тот, при условии, что я пока ничего предпринимать не буду, обещал созвать группу пайщиков, заинтересованных в центральной линии, — туда как будто входит и этот ваш Стэйн, о котором вы мне писали. Так вот, Джонсон предполагает свести меня с ними, по-видимому для того, чтобы мы вместе могли обсудить эту проблему соединения с центральной линией или со всем подземным транспортом. И это значит, что я пока должен воздержаться от каких бы то ни было переговоров с Гривсом и Хэншоу и примириться с тем, что эта линия Чэринг-Кросс, за неимением средств, опять вернется к ним, в Электро-транспортную. А это мне совсем не улыбается, потому что они, конечно, воспользуются этим как дубинкой, которой они будут махать у меня над головой.
Тут Сиппенс вскочил, как ужаленный.
— Не допускайте этого, патрон! — срывающимся голосом вскричал он. — Ни в коем случае не допускайте! Послушайте, вы потом пожалеете. Эта здешняя публика так друг за дружку и держится! Между собой они и грызутся и ссорятся, но как только дело доходит до иностранца, они все скопом готовы на него наброситься. Тяжкое это будет для вас дело, если вы с ними голыми руками драться полезете. Вы лучше подождите до завтра или до послезавтра, может быть Гривс и Хэншоу еще дадут о себе знать. Они ведь сегодня в газетах прочтут о вашем приезде, и вот вы посмотрите, я хоть сейчас готов об заклад биться, — они непременно появятся, им нет никакого расчета тянуть с этим делом, никакого расчета. Скажите Джеркинсу, чтобы он погодил встречаться с Джонсоном, а сами пока займитесь другими делами, но только прежде давайте посмотрим со мной эту линию Чэринг-Кросс.
В эту самую минуту Джемисон, занимавший номер рядом с апартаментами Каупервуда, вошел с письмом, которое ему только что вручил рассыльный.
Прочтя имя отправителя на конверте, Каупервуд улыбнулся, потом быстро пробежал письмо и передал его Сиппенсу.
— Вы угадали, де Сото, — смеясь сказал он. — Ну, и что ж нам теперь с этим делать?
Письмо было от Гривса и Хэншоу:
«Дорогой мистер Каупервуд!
Мы узнали из сегодняшних газет о Вашем приезде в Лондон. Если Вы считаете это удобным и желательным, мы хотели бы встретиться с Вами в понедельник или во вторник на следующей неделе для обсуждения вопроса, о котором мы беседовали с Вами 15 марта в Нью-Йорке. Поздравляем Вас с благополучным прибытием и желаем приятного времяпровождения.
Искренне преданные Вам Гривс и Хэншоу».
Сиппенс торжествующе щелкнул пальцами.
— Что! Говорил я вам! — радостно воскликнул он. — Значит, они идут на ваши условия. Это самый важный участок в Лондоне. А когда он у вас будет в руках, вы сможете спокойно выжидать, в особенности если вам удастся подцепить еще кое-какие концессии, потому что, стоит только этим спекулянтам пронюхать про вас, они сами к вам явятся. А этот субъект Джонсон! Этакое нахальство — требовать от вас, чтобы вы и не шевелились, пока с ним не увидитесь!
В этом восклицании Сиппенса слышалось искреннее негодование, ибо он уже слышал, что Джонсон —
