отвращение. Маргарет задержалась на пороге, повернулась, улыбаясь, касаясь пальцами его руки, глядя на человека-мужчину так, что душа Урниша зарыдала. Аура Маргарет сияла в двух видимых и трех невидимых спектрах. Глаза ее сверкали. Урниш чувствовал, как из него выжимается вся влага его обожания.
Никогда. Никогда она не смотрела на дракона на книжной полке так. Миленькая, хитроумная, симпатичная, прелестная игрушка, но чтобы вот такими глазами, в которых заключена вся вселенная…
На миг он ощутил гнев. Нечто вроде того, что смертные называют ненавистью, потребностью отомстить, восстановить равновесие, нечто жалящее, развращающее, лишающее прав. Затем все прошло. Он был драконом, силой, а не каким-то там жалким порочным смертным. Он выше этого. И он любит ее.
«Довольно, — подумал он. — Довольно. Стоило лишь чуть-чуть побыть с ними — и в тебя просочилась их эмоциональная скверна. Время дорого».
— Идем, Маргарет, — пробормотал он, вложив в приказ всю свою мощь. — Идем немедля! Сейчас же, мигом, в безопасность!
Но ее последние секунды общения с самцом растянулись в вечность с половиной. Маленький дракон понимал, что истощает себя запредельно, но ничего не мог поделать. Дважды крохотные враждебные зубастики с мерцающими крылышками и полупрозрачными светящимися экзоскелетами пролетали мимо дверей, в которых она стояла, и дважды он, собрав крохи неуклонно убывающей энергии, обращал нежить в ничто.
— Идем!
Наконец-то пальцы ее оторвались от грубой кожи самца, Маргарет подарила мужчине еще один умопомрачающий взгляд и зашагала по узкой дорожке. Урниш мгновенно пристроился рядом, заключая женщину в сферу своего влияния, но оставаясь под прикрытием защитного шара. Она не должна видеть его — игрушку, милую забаву, хитрый механизм — здесь, так далеко от родимой книжной полки: она огорчится, узнав, что он проделал весь этот путь, чтобы найти ее, такой маленький и уязвимый. И даже не догадается, какой опасности он подвергался просто ради того, чтобы присмотреть за ней. Какая ирония: уязвима-то она, и все-таки это удивительное и прекрасное существо так беспокоится о нем!
Мир смертных колебался на грани, и все, что мог сделать сейчас Урниш, — это позаботиться, чтобы она добралась до своей квартиры, приглядеть за ней на пути через город, к Телеграфному Холму.
Невидимая для Маргарет, изверглась ночь.
Небо над Сан-Франциско обрело цвет кроваво-красных рубинов! Врата распахнулись настежь. Дракон ждал слишком долго. Крошечное отверстие превратилось в прореху, прореха — в брешь, брешь — в расселину, а расселина стала пропастью, когда разорвалась мембрана между смертным миром и чернотой, лежащей за его пределами. Небеса истекали кровью; визжащие демоны, оседлав алые лучи, неслись сквозь клубящиеся тучи вниз, вниз, вниз между громадами небоскребов.
Он ждал слишком долго! Он не оправдал доверия Мастера и с самого начала знал, что так и будет. Он не сила добра и быть ею не мог — знающий слишком мало, тянущий слишком долго.
Сейчас главное, чтобы Маргарет вернулась в убежище близ Телеграфного Холма. Уже оттуда, из безопасности защитной сферы, он попытается что-нибудь предпринять. Сейчас делать ему нечего. Он не просто потерпел неудачу. Все гораздо хуже. Он подвел черту под временем смертных.
Она села в автобус, он тоже. Летавцы с пастями-капканами двинулись на штурм, но дракон, метнув сгусток силы сквозь защитную сферу, расплющил их в лепешку.
Он защищал Маргарет в течение всей этой длинной кошмарной поездки.
Ночи растворяются в днях. Дни складываются в недели. Недели сцепляются в месяцы и годы. Время смертных бежит. Поступь драконьих веков нетороплива. Один год, два, четыре. Ветер метет улицы, воды океанов исчезают в гигантской сливной воронке.
— Еще виноградинку? — спросила она, оторвавшись от книги.
Маленький дракон задрал головку и разинул ротик.
— Ладно, попробуем еще разок… и постарайся поймать, пожалуйста. Я удобно устроилась, и не собираюсь снова вставать с дивана.
Она оторвала виноградину от грозди, прищурилась, прицелилась и бросила ягоду через всю комнату в направлении книжного шкафа. Урниш вытянул змеиную шейку и поймал на лету зеленоватый сочный шарик, щелкнув челюстями.
— Отлично, просто отлично! — Маргарет улыбнулась его проворству. — Сперва мы отдадим тебя в какую-нибудь команду резерва, потренируешься там немножко, а через годик-другой, глядишь, будешь играть центральным принимающим на Кэндлстик.
Она послала ему воздушный поцелуй и вернулась к книге. Стоял дивный весенний денек, из открытого окна веяло запахами фуксии и гладиолусов, а еще чеснока и душицы, которыми миссис Капамонте, что живет выше по улице, заправляла воскресный ужин.
Все это было, конечно, подделкой. Иллюзией.
Вне крохотной квартирки лежал лишь черный пепел до самого центра Земли, безвоздушная пустота простиралась во все концы пространства. Все было кончено, чего и боялся Мастер. Смертные погибли. Ни одно создание не жило за пределами этой квартиры, вне сферы силы. Ни один ребенок не смеялся, ни одна птица не порхала, ни одна губка не колыхалась на дне океана. Ничего. По ту сторону не существовало абсолютно ничего.
Урниш не заштопал малюсенькой дырочки, он просто не был силой добра. И время смертных окончилось. Миллиарды и миллиарды умерли страшной смертью, мир рухнул, чтобы никогда уже не подняться. Мрак и пустота воцарились навеки.
Потому что смертные существовали только как греза драконов, а для этого маленького дракончика, которому поручили спасти слабых людей — его творений, — любовь была высшим императивом.
Теперь они будут существовать так, по крайней мере пока длится ее жизнь. Здесь, в воображении Урниша.
Жизнь в мире сладости, света и удовольствия — в мире, которого не существует. Дракончик создал этот мир для нее, только для нее. Ради Маргарет он пожертвовал всем. Пожертвовал всем своим и тем, что принадлежало исчезнувшим неудачникам.
Да, печально, маленький дракон потерял честь, но оно того стоило! У него была Маргарет, и здесь, в его сне, они останутся вместе. Пока и она не умрет.
И тогда ему будет очень трудно продолжать жить. С ее уходом. Со всем тем, что осталось от погибшего мира. И будет совсем невыносимо терпеть угнездившиеся в нем человеческие чувства. Одиночество, грусть, потеря. Тогда воистину придет конец всему.
Но даже маленькие драконы стареют — хоть и медленно, так медленно…
К. ДЖ. ЧЕРРИ
Гвидион и дракон
