трогает, Рид Ярроу.
— Очень даже трогает, — невозмутимо сказал он. — Это лучший «драконий след», какой мне доводилось пробовать.
— И еще я кладу туда сердце дракона, — она заметила, что он слегка вздрогнул, и от этого по нему пробежали волны искристо-ледяного цвета, — если это и есть Хорсбрет.
Дракон ворвался в ее мысли, с крыльями, покрытыми инеем, и с ледяным сердцем хранителя зимы. Она затаила дыхание, представив себе, как он свернулся кольцом вокруг них и видит собственные сны. По жилам у нее словно пробежал огонь, а золотистый напиток в руках превратился в преступную тайну.
— Я не верю этому, — сказала она. — Это сказка.
— Да сходи ты с ним туда, детка, — примирительно сказала мать. — Может, там и нет никаких драконов, но не можем же мы допустить, чтобы он погиб во льду, как его отец. К тому же, а вдруг и вправду наступит весна?
— Весна бывает только на равнинах. Не стоит будить то, чего нельзя будить. Я знаю.
— Откуда? — спросил Рид.
Она не сразу нашла нужные слова, впервые в жизни пожалев, что не владеет красноречием жителей равнин.
— Просто чувствую, — ответила она. Он только ухмыльнулся. Она откинулась на спинку стула, возмущенная и слегка испуганная. — Ладно, Рид Ярроу, ты ведь все равно пойдешь туда, со мной или без меня. Утром я проведу тебя на берег. Может, тогда ты послушаешься меня.
— Ты ничего не видишь за пределами своего снежного убежища. — Он был непреклонен. — Утро уже наступило.
По самой глубокой штольне они выбрались наружу и очутились на заснеженном склоне горы. Над головой нависало свинцово-серое небо, и сквозь туман, окутавший берега острова, смутно виднелось море — сплошное белое пространство неподвижного льда. Гавань на материке была заперта ледяным замком. Пека представила себе корабли, вмерзшие в лед, словно птицы. Мир выглядел безотрадной пустыней.
— В недрах горы, по крайней мере, у нас есть огонь и золото. А здесь даже солнца нет.
Она вынула кожаную фляжку с «драконьим следом» и хлебнула, чтобы согреться. Потом протянула фляжку Риду, но тот отказался:
— Мне нужна ясная голова. Да и тебе тоже, не то мы непременно упокоимся во льду на дне какой- нибудь расщелины.
— Понятно. Я не допущу этого. — Она закрыла фляжку. — Если тебя это волнует.
— Нет, не особо волнует. — Он посмотрел на нее словно издалека. — У тебя действительно тонкое чутье?
— Да.
— В твоем возрасте я тоже полагался на чутье. Теперь я вообще мало что чувствую.
Он двинулся вперед. Она посмотрела ему вслед, удивляясь, как ему удается сдерживать ее при том раздражении, которое он в ней вызывал. Поравнявшись с ним, она резко окликнула его:
— Рид Ярроу.
— Да.
— У тебя два имени. Рид Ярроу и Гонитель Драконов. Гора дала тебе твое простое имя. Другое, цветистое, ты получил от внешнего мира. Одно имя позволяет разговаривать с тобой, а второе — как сказка на дне бутылки с «драконьим следом». Может, ты сумел бы понять меня, если бы не взял с собой на Хорсбрет свое прошлое.
— Не так уж сложно тебя понять, — рассеянно ответил он. — Все, что тебе нужно, — это торчать здесь во тьме и пить «драконий след».
Она перевела дыхание.
— Ты говоришь, но не слушаешь, — сказала она. — Совсем как эти жители равнин.
Он ничего не ответил. Дальше они шли в молчании по замерзшему руслу реки. Мир словно вымер, но ее дыхание не оседало инеем на меховой опушке капюшона, что служило для нее предвестием конца зимы.
— Пересечение солнц должно начаться месяца через два, — с удивлением заметила она.
— Во-первых, я не житель равнин, — внезапно заговорил он, снова удивив ее. — Во-вторых, меня заботит судьба рудокопов, судьба Хорсбрета. Она так меня заботит, что ради этого я решил выступить против ледяного дракона, пустив в ход все свое искусство. Разве будет лучше, если я оставлю вас в опасности, во власти жестокого холода влачить жалкое существование среди снега и камня, чтобы вы жили полной жизнью один-единственный месяц в году?
— Мог бы спросить нас.
— Я и спросил.
— Куда он денется, если ты прогонишь его с Хорсбрета? — вздохнув, спросила она.
Он не сразу ответил. При дневном свете одежда его не переливалась разными цветами, хотя Пеке показалось, что вокруг его заплечного мешка мерцает какое-то цветовое излучение. Он блеснул глазами и опустил голову, в памяти его ожили воспоминания.
— Он отыщет какое-нибудь дальнее уединенное место, где одни камни и нет золота. Он может обвиться вокруг пустоты и видеть сны о прошлом. Однажды, далеко на севере, в стране льдов, я неожиданно наткнулся на ледяного дракона. У него даже кости просвечивали сквозь крылья. Я мог бы поклясться, что он отбрасывал белую тень.
— И тебе не захотелось убить его?
— Нет. Он мне понравился.
— Тогда почему ты…
Но он вдруг резко обернулся и взглянул на нее едва ли не со злобой, словно его внезапно вырвали из сна:
— Я пришел сюда, потому что вы живете у источника смертельной угрозы. И мне нужен проводник, а не слепень.
— И тебе понадобилась я, — грубо отрезала она. — Вовсе тебя не заботит Хорсбрет. Ты думаешь только об этом драконе. Даже по твоему голосу это понятно. А что такое слепень?
— Спроси у коровы. Или у лошади. Вообще у любой живности, которая не может жить на этом проклятом, насквозь промороженном куске льда.
— И все же, что тебе дался этот остров? Броди себе по всему белому свету. Зачем тебе дракон, обвившийся вокруг крошечного островка на краю мира?
— Потому что он великолепен и смертельно опасен, а обвился он вокруг моей родины. И я не знаю — не знаю, что случится и кто из нас останется на острове.
Она уставилась на него в изумлении. Он посмотрел ей прямо в глаза:
— Я очень искусен в своем деле. Но это очень могучий дракон.
Она круто развернулась, подняв вихрь снега:
— Я возвращаюсь. Сам ищи дорогу к нему. Надеюсь, он тебя сожрет.
— Тебя истерзает любопытство, — остановил он ее. — Оно будет терзать тебя всю оставшуюся жизнь. Ты будешь сидеть во тьме, пить свой «драконий след» двенадцать месяцев из тринадцати в году и гадать, что со мной случилось. Гадать, как выглядит ледяной дракон при свете зимнего дня, во всей красе своего полета.
Она остановилась. Потом, пыхтя от ярости, все же пошла вслед за ним. Они погружались все глубже во тьму и туман. На ночь они устроили ночлег, поужинали сушеным мясом и «драконьим следом» у костра на снегу. Ночное небо было таким же гнетущим, как и дневное, и не было звезд. Проснувшись все в том же сером тумане, они отправились дальше. Вокруг веяло холодом. Их стеной окружал лед, желтоватый, как старая слоновая кость. Они вдыхали пронзительный солоноватый запах моря. Русло древней реки уткнулось в непроходимую скалу. Они обогнули ее и направились вниз по замерзшей реке. Кругом глыбы льда засверкали, как драгоценные камни, переливаясь голубым, зеленым, красным и золотым цветом, словно в сокровищнице великана. Пека остановилась и уставилась на них. Рид заметил с каким-то горьким удовлетворением:
— Драконий след.
