— Драконий след, — выдохнула она. Голос на морозе звучал еле слышно. — Ледяные драгоценности, упавшие с неба звезды. Здесь ты можешь рассказывать мне все что угодно, и я поверю этому. Странное ощущение.
Она открыла фляжку и отпила солидный глоток «драконьего следа». Рид тоже потянулся к фляге, но только прополоскал рот и сплюнул. Он был бледен, вокруг глаз проступили круги от усталости.
— Как по-твоему, на какой глубине мы находимся?
— Близко к уровню моря. Нет никакого дракона. Сплошной туман. — Она содрогнулась от окружавшего их безмолвия. — Воздух совершенно неподвижный. Как камень. Мы вот-вот должны выйти к морю.
— Сначала мы выйдем к дракону.
Они спустились с холмов, похожих на обледенелые россыпи драгоценных камней. Река в этом месте разбивалась на множество нитей, напоминавших тончайшую филигрань изо льда и камня. Вокруг висел туман, настолько холодный, что обжигал легкие. Пека прикрыла рот мехом и дышала сквозь него. То ли из- за тумана, то ли из-за «драконьего следа», которым она время от времени согревалась, вокруг нее появлялись странные тени, мелькали лица и громадные крылья. Щемило сердце, ноги казались тяжелыми, как валуны, так что она едва передвигала ими. Рид кашлял, но упрямо, хотя и с трудом, продвигался вперед, как человек, который идет против ветра. Река еще больше расширялась перед впадением в море. Спотыкаясь, они теперь спускались сквозь туман, и холод пробирал до костей. Рид исчез из виду. Потом Пека снова наткнулась на него, когда он остановился. Туман разошелся на полосы у них над головой, и она увидела странное черное солнце, занавешенное покровом из серебристой паутины. Пека смотрела на все это в замешательстве, а тем временем паутина сдвинулась вверх, и черное солнце пристальным взглядом уставилось на нее. Она услышала, как стучит у нее в груди сердце — и на этот стук эхом отзывался пульс тумана и всего окружающего пространства: то билось ледяное сердце Хорсбрета.
От удивления она широко раскрыла рот, сделав большой глоток воздуха. Они стояли перед входом в пещеру, дышавшую клубами ледяного тумана. По зернисто-белым стенам свешивались похожие на колонны сосульки. Посредине торчали не то кристаллы кварца, не то молочно-белые зубы. За завесой тумана простиралась белая громада, извилистая, как земляной червь, и твердая, как камень. В облаках и клубах тумана Пека не могла различить, где кончается зима и начинается дракон.
Она ахнула. Огромное серебристое веко опустилось, как пергаментный свиток, и поднялось снова. Из глубин пещеры донесся едва различимый гул, смутный, полусонный вопрос: «Кто?»
Она услышала рядом дыхание Рида.
— Видишь шрам у него под глазом? — тихо произнес он. Она разглядела рваную отметину под черным солнцем. — Я знаю имя Гонителя, который нанес ему эту рану триста лет назад. А еще у него сломан верхний клык. Он зубами и крыльями ухватил и поднял на воздух целую крепость, построенную из мрамора. И я знаю заклинание, которое раскололо тогда этот зуб. Посмотри, какая у него чешуя на крыльях. Словно присыпана серебристым инеем. Он древен как мир. — Рид обернулся к ней. Из-за седых волос, влажных от тумана, он казался воплощением зимы. — Тебе лучше уйти теперь. Здесь опасно.
— Наверху ничуть не безопаснее, — прошептала она в ответ. — Давай вернемся вместе. Слышишь, как бьется его сердце.
— У него вместо крови золото. Только один из Гонителей видел ее и остался в живых.
— Пожалуйста. — Она вцепилась в его мешок.
В воздухе замелькали разные цвета: зеленовато-желтый, малахитовый, опаловый. Снова послышался неясный гул из глубин пещеры; в глазу дракона мелькнула тень. Рид стремительно схватил Пеку за руки.
— Оставь его, пусть он спит. Его место здесь, на Хорсбрете. Разве ты не понимаешь этого? Разве ты не понимаешь? Он создан из золота, снега и тьмы.
Но Рид не смотрел на нее. Его взгляд, устремленный, как и черное солнце драконьего глаза, куда-то далеко, блуждал в неизвестных ей воспоминаниях в поисках верного расчета. А за его спиной наполовину погрузился в снег кривой коготь, похожий на лунный серп.
Пека отошла от Гонителя, живо представив себе, как окровавленный лунный серп вонзается ему в сердце, а разъяренный дракон стискивает в своих кольцах Хорсбрет, уничтожая на нем все живое.
— Рид Ярроу, — прошептала она. — Рид Ярроу. Пожалуйста.
Но он не услышал.
— Дракон острова Хорсбрет, — заговорил он, и ему ответило эхо, отражаясь от ледяных стен. — Дракон острова Хорсбрет, чьи крылья — иней, чья кровь — золото. — (По хребту дракона пробежала легкая рябь, стряхнувшая снег.) — Я проследил весь твой разрушительный путь, от твоего появления в мире, где нет времени и нет смены времен года, до этого дня. Ты спал на этом острове на одну ночь дольше, чем следовало. Хорсбрет — это не сон дракона, он принадлежит миру живых, и я, опытный и титулованный Гонитель Драконов, бросаю тебе вызов ради его освобождения. — (С дракона осыпалось еще больше снега, и обнажились сверкающая чешуя и блестящие ноздри. Ритм его туманного дыхания изменился.) — Я знаю тебя, — продолжал Рид слегка осипшим на морозе голосом, преодолевающим ледяное безмолвие. — Это ты принес белую гибель рыбачьему острову Клонос, десяти Гонителям в Иниме, зимнему дворцу древнего владетеля Цюирша. Я изгнал девять ледяных драконов, возможно твоих отпрысков, из этого мира. Я искал тебя много лет, и вот я вернулся туда, где был рожден, и обнаружил тебя здесь. Я предстаю перед тобой во всеоружии знаний, опыта и тайной мудрости. Покинь Хорсбрет и навсегда возвращайся туда, где ты был рожден, или я изгоню тебя в ледяной мрак на окраине мира.
Дракон смотрел на него не моргая, окруженный неизмеримой толщины ледяным покровом. На мгновение от его дыхания перестал исходить пар. Затем он со стуком захлопнул челюсти, разбросав осколки льда. Он встряхнулся, освобождаясь из-под тяжести ледовой мантии. Белая голова вздымалась все выше и выше, и лед разлетался во все стороны с грохотом и треском. Сквозь серый туман с неба смотрели на Рида два черных солнца. Прежде чем дракон взревел, Пека рванулась с места.
Она очутилась на ледяном уступе над головой у Рида, сама не зная каким образом. Рид исчез в густом тумане. Туман превратился в пламя, и она видела сквозь него только красную тень Рида. Семь лунных серпов взметнулись из снега и обрушились на Рида, вспарывая воздух. Странный голос окликнул его по имени. Он отшатнулся и произнес заклинание. Когти миновали его, глубоко вонзившись в снег.
Пека сидела в своем убежище. Она прижимала к груди флягу с «драконьим следом», чувствуя, как по металлическим стенкам сосуда отражаются удары ее сердца. В горле саднило: это ей принадлежал тот странный голос. Она открыла флягу и сделала несколько глотков. По жилам пробежал огонь. Ледяное облако вздыбилось над Ридом. Он что-то произнес и тут же очутился в десяти футах от того места, где только что стоял, и смотрел, как туда обрушилась и распалась на куски ледяная глыба.
Пека совсем вжалась в ледяную стену. С этой высоты она видела застывший во льду хаос моря. Ледяной панцирь окрашивался то зеленым, то призрачно-оранжевым цветом. Радужные потоки света обвивали дракона, опутывая крылья. Чешуя покрылась пламенем, и небольшая кость, размером с руку Рида, с треском сломалась. Потом ледяное дыхание дракона заморозило и раскололо радугу. Рид на мгновение замешкался, и коготь снова хлестнул его. Кончик когтя задел вещевой мешок, и он лопнул и взорвался разноцветными огнями. Дракон прикрыл глаза, а Пека закрыла лицо ладонями, защищаясь от яркой вспышки.
Она услышала, как Рид вскрикнул от боли. Затем он как-то очутился рядом и выхватил у нее из рук флягу с «драконьим следом».
Он дрожащими руками открыл крышку. Одна из кистей сморщилась, как от ожога, и была покрыта серебристым налетом.
— Что это такое было? — прошептала она.
Он облил золотистым напитком обожженную руку и сунул ее в снег. Огни начали гаснуть.
— Пламя. — Он тяжело дышал. — Драконье пламя. Я не успел с ним справиться.
— Как же ты носишь его в мешке?
— Оно упрятано в кристаллы, свернуто. Это будет даже труднее, чем я предполагал.
Пека чувствовала, как слова, которых она никогда не говорила раньше, просятся у нее с языка.
— Ладно, — твердо сказала она. — Я подожду.
Он взглянул на нее, и на мгновение в его глазах мелькнуло что-то, словно какое-то страшное воспоминание.
