его таковым, люди пребывали во мраке заблуждения.
— Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Мой взгляд, скользя по непроницаемым физиономиям судей, задержался на изможденном лице самого кровожадного папы из всех, кто когда-либо занимал престол святого Петра. Я знаю, что некоторые считали его антипапой. Сторонники ереси, расколовшей Церковь на две половины, избрали собственного папу, но были изгнаны из Рима. Папа-еретик молча смотрел на меня со своей галереи. Вне всякого сомнения, он точно знал, кто я такой.
— Мне нет нужды оправдываться, ибо я получил то, что хотел, — изрек я. — Эта женщина была превосходной возлюбленной. А теперь выполняйте свой долг, не будем предаваться пустым словопрениям.
Я сознавал, что этот суд — не более чем фарс. Свидетели, выступавшие против меня, давали самые разноречивые показания. На самом деле я встретил эту женщину на piazza [21] одного из итальянских городов. Она что-то рисовала на мольберте. Встретив мой взгляд, она простодушно заметила, что у меня знакомое лицо, и попросила разрешения меня нарисовать. Если кто-то из нас двоих и стал жертвой обольщения, так это я. Причиной обвинения, скорее всего, были два надоедливых и бессильных уэльских духа, которые преследуют меня на протяжении нескольких столетий. Причинить серьезный вред они не в состоянии, но порой чувствительные особы, заметив их, придают этим жалким существам куда большее значение, чем те заслуживают.
Нужно ли говорить, что суд признал меня виновным? Один из свидетелей указал на витающих вокруг меня духов, заорал — и внезапно их увидели все. Стадные инстинкты никогда не изменяли человечеству и будут сопутствовать ему до самого конца. А состояние современного мира таково, что, полагаю, конец этот наступит максимум через два десятилетия. Говорю без всякого злорадства, напротив, с любовью и грустью. Вы, люди, наделены многими замечательными качествами, но ваша склонность избирать себе вождей, ведущих мир прямиком к катастрофе, достойна сожаления.
— Признан виновным в сексуальном насилии с. применением колдовских чар, — гласил приговор. — Через неделю после суда осужденный будет очищен от греха через страдание и возвращен Создателю посредством расстрела.
Я спросил, нельзя ли привести приговор в исполнение безотлагательно. В ответ судьи лишь растерянно переглянулись, ибо никогда прежде не сталкивались со столь вопиющим пренебрежением к собственной жизни. Мне всего лишь хотелось избежать скуки, связанной с недельным ожиданием. За годы, проведенные на этой земле, я так часто подвергался официальным казням и становился жертвой случайных убийств, что оттягивать очередную смерть не было ни малейшей причины. У мертвых есть свои преимущества.
Влад это знал.
Об этом свидетельствовала ледяная улыбка, скользнувшая по его плотно сжатым губам прежде, чем он встал, повернулся спиной ко мне, осужденному, и покинул свою галерею, шурша золотисто-белым папским одеянием.
Если его приспешники полагали, что, изрешетив мое тело пулями, они действительно вернут меня Создателю, можно лишь посочувствовать их прискорбной неосведомленности.
IV
В начале эпохи крестовых походов рыцари-крестоносцы, которым довелось встречать сарацин не только на поле брани, были вынуждены признать один весьма странный факт: дикари-мусульмане обладали куда более глубокими знаниями, чем представители цивилизованного Запада.
— Из любви к своему Богу ты пришел сюда с ненавистью в сердце и с мечом в руках, — сказали мне жители одной из деревень, куда я забрел в поисках прощения. — Посмотрим, станешь ли ты иным, если будешь страдать так же, как страдал твой Спаситель.
Они колотили меня кулаками и хлестали розгами с железными наконечниками. Они водрузили мне на голову терновый венец, так что кровь заливала мне глаза и я не видел, как меня подняли на крест, сделанный по моим указаниям, и пронзили гвоздями мои руки и ноги. В некоторых незначительных деталях картина, воссозданная моими мучителями, отличалась от известных изображений Распятия. Тогда я полагал, что причина кроется в их невежестве. Лишь столетия спустя я догадался, что они знали о римских казнях куда больше нашего.
В течение трех часов я висел меж небом и землей; затем мой бок проткнули копьем, сняли меня с креста и отнесли в тень. Мое тело обмыли, натерли алоэ и миррой, обернули в льняные пелены и оставили меня гореть в жару. Аллаху предстояло решить, жить мне или умереть.
Находясь во власти горячечного бреда, я действительно стал иным. Теперь из головы моей не выходила одна мысль: «Если все эти муки можно вынести… ради чего мы сражались?» По воле Аллаха я выжил.
Но ни в ту пору, ни сейчас я не могу поверить, что Аллах имел отношение к отвратительному существу, которое явилось ко мне на вторую ночь. Возможно, запах крови и беспомощности заставил эту тварь оставить свою пустынную нору. Косматое грязное животное с хищным взглядом и острыми зубами отрывало кровавые струпья, покрывавшие мои раны, и пожирало их как лучшее лакомство.
Я решил, что это, возможно, некий дух, вознамерившийся отомстить крестоносцам за их жестокость. По длинным волосам и бороде он узнал во мне европейского варвара и решил, что смерть, на которую обрекли меня мусульмане, будет для меня слишком легкой и милосердной.
Каковы бы ни были побуждения этого существа, истерзанный человек, которого оно наконец оставило в покое, не имел ничего общего с тем, кто взошел на крест. Я корчился внутри своих пелен, терзаемый не только жаром лихорадки, но и болью преображения. Очнувшись, я ошутил безумный голод, который не могли насытить ни плоды, произрастающие на этой земле, ни пасущиеся на ней тучные стада.
V
Находясь в тюремной камере, я слышал грохот, доносившийся откуда-то с юга, где в последнее время вновь оживился Везувий. Кстати, именно желание увидеть извержение вулкана явилось главной причиной моего приезда в Италию. За столетия, проведенные на земле, я ни разу не стал свидетелем подобного зрелища.
Вообще, действующих вулканов осталось не так много: Везувий, Святая Елена, Этна, Тихий Огненный Круг. Конечно, в этом мире происходят и другие смертоносные представления, повергающие публику в ужас ничуть не меньше вулканов, — землетрясения, тайфуны, ураганы, наводнения, не говоря о восстаниях, войнах и погромах, которые с успехом заполняют паузы между вспышками природной ярости.
Помню, по мере того как тысячелетие близилось к концу, предчувствия, охватившие вас, людей, становились все более мрачными. Многие не сомневались, что конец тысячелетия станет и концом света. Пророки и прорицатели всех мастей — от Нострадамуса до Эдгара Кайса — разжигали всеобщую истерию. До какой степени дошла людская недальновидность, если вы не способны увидеть разницу между единичным событием и длительным процессом.
Одно тысячелетие сменилось другим, только и всего. Ровным счетом ничего не произошло. Мир испустил вздох облегчения и позабыл о недавних страхах, не замечая, что продолжает катиться к своему концу.
Ни в Христе, ни в Аллахе уже нет ни малейшей необходимости. Конец света произойдет без их участия: смещение земной оси, вызванное стремительным таянием многокилометровых толщ льда на Южном полюсе, привело к тому, что движение планеты по орбите замедлилось и день ото дня становится все медленнее.
Представьте себе апельсин. Теперь представьте, что кожура апельсина окутана сложной сетью рек,
