Томпсона глубоко тронули эти строки, и он медленно и осторожно положил книгу на стол. От размышлений его заставил очнуться тихий шорох. Он обернулся и увидел высокую и молчаливую фигуру Каролидеса в стеганом белом шелковом халате. Одна рука грека лежала на ручке двери, ведущей в соседнюю комнату. Он скорбно смотрел на гостя. Томпсон отошел от стола:
— Прошу, простите меня. Я не имел права смотреть ваши книги. Я стучался и звал вас, перед тем как войти.
Каролидес грустно улыбнулся:
— Не извиняйтесь, мистер Томпсон. Я слышал вас.
Англичанин улыбнулся.
— Значит, эти книги предназначались для меня? — предположил он.
Каролидес пожал плечами.
— Возможно, — тихо проговорил он. — Как вам понравились стихи?
— Весьма любопытны, — отвечал гость. — Только…
— Возможно, вам некоторые формулировки показались туманными, а сравнения неуместными? Само собой, это перевод с греческого.
— Но о чем же оно? Стихотворение об отставке?
Каролидес подошел ближе.
— История из ее жизни, — просто сказал он. — Только здесь повествование ведется от имени рассказчика другого пола, мужчины. Она была замужем. Десять лет назад.
— И что случилось?
— Муж умер, — отрывисто бросил Каролидес. — Она несколько лет не могла прийти в себя. Мы стали больше путешествовать, я старался ее отвлечь. И вот она написала стихотворение от лица мужчины, оплакивающего свою погибшую возлюбленную.
— Понятно.
Какое-то время они стояли молча, погрузившись в раздумья.
— Строки прекрасны, — неуклюже похвалил Томпсон, чувствуя, что плохо выразил свой восторг.
— Благодарю, мистер Томпсон. Я подумал, что лучше предупредить вас, так как заметил, что вы с ней стали больше чем друзьями. Конечно, прошло уже много лет. Но такое глубоко ранит, и я не хочу, чтобы ей опять было больно.
— Понимаю.
Каролидес подошел к Томпсону и положил руку ему на плечо, что уже стало привычным жестом:
— Вообще-то, я собирался сказать, что Равенна хочет пригласить вас в один хороший маленький ресторанчик в городе. — Тут он взглянул на часы. — Скажем, через час? В вестибюле гостиницы?
7
Тихо и приятно играл цыганский оркестр, и кухня оказалась прекрасной. Только причудливое убранство показалось Томпсону несколько кричащим. Но он не вдавался в подробности относительно декора и еды, поскольку все его внимание полностью поглощала Равенна.
Она была одета в темное платье с глубоким декольте, шею украшал простой золотой кулон, и выглядела она сногсшибательно. Англичанин заметил, что каким-то образом — быть может, с помощью косметики — она замаскировала татуировки, за что он был ей благодарен, ибо они и так находились в центре внимания.
— Вы прекрасно выглядите, — это все, что он сумел сказать, пока они ждали десерт.
И Томпсон не погрешил против истины. После переливания крови Равенна преобразилась. Глаза девушки блестели, щеки рдели, она вся светилась и казалась такой жизнерадостной. Меланхолия бесследно исчезла, она часто улыбалась, обнажая превосходные белоснежные зубы.
— Все благодаря вам, мистер Томпсон, — тихонько проговорила она.
Англичанин смущенно пожал плечами. Равенна снова улыбнулась:
— Теперь ваша кровь бежит в моих жилах. А в моей стране это многое значит.
Томпсон ощутил беспокойство. И не в первый раз.
— Это самое малое из того, чем я мог вам помочь, — пробормотал он. — Что бы случилось в противном случае?
— Ах! — Равенна длинным шипящим звуком втянула в себя воздух. — Об этом лучше не думать! —
