— Это вряд ли.
Даниель Вей облизывает губы и вертит головой, моргая в свете фонаря видеокамеры.
— Снимите наручники, — жалуется он. — Очень больно. Я не могу думать.
Иглокожий бьет его наотмашь, остальные надвигаются, пища и жужжа.
— Хотел сбежать, — поясняет принц Маршалл. Он берет початую бутылку виски со стола и, набрав полный рот, прыскает Вею в лицо. — На вкус как моча с нефтью, — сообщает он сам себе.
Гарри решает вмешаться:
— Послушайте. Я могу объяснить, что с вами, но вы должны отпустить людей. Они тут ни при чем. Не они наши враги. Мы должны найти Графа.
— Поймаем, — отмахивается принц Маршалл. — И посадим на кол рядом с этим его червяком. А потом мы выпьем твоей крови и станем еще сильнее.
«Они не понимают, во что превратились, — с ужасом думает Гарри. — Они изменились слишком быстро». Обычно превращение происходит после долгой игры соблазнения, после многих маленьких укусов и кровью напрямую из вены. Эти существа созданы шприцем с его краденой кровью, — неудивительно, что они разлагаются на ходу.
— Не спорь с ними, Гарри, — молит Санте.
Гарри поворачивается к нему:
— Ты не лучше, жиреешь на страхе. Положи камеру. Уходи отсюда.
— Но они меня убьют!
Нежить гогочет, а принц Маршалл, вскинув пистолет из голубой стали, палит в потолок.
— Мне нужна информация! Скажи мне правду! Ты запишешь правду для истории, француз, а потом катись! — орет он сквозь облако дыма.
Полуголая женщина вытирает ему лоб. На платке кровь.
Даниель Вей приходит в себя и, подняв голову, оглядывается вокруг:
— Я скажу тебе правду, но сними наручники. Так больно. Принц, принц, слушай. Я тебе скажу, только развяжи руки.
Двое повстанцев поднимают его со стула, остальные сбиваются вокруг. Кто-то в рваном черном платьице и косынке от «Hermes» страшно клацает затвором. Они хотят пить, но еще не знают, понимает Гарри. Комната кажется меньше и жарче, полная теней.
Начинается нечто вроде допроса. Санте старается держать камеру ровно, хотя руки его трясутся. Он намочил штаны, Гарри чувствует запах. Когда Гарри кладет ему руку на плечо, он вздрагивает, потом шепчет уголком рта:
— Это худшее место на земле, Гарри. Мы оба умрем.
Гарри вспоминает, что говорил Ломаке, и смеется против воли:
— Худшее место? Оно внутри нас, друг мой, живые мы или мертвые.
Принц Маршалл отвлекся на спор с кем-то из адъютантов. Он кричит, но Гарри не может разобрать ни слова — орут все. Внезапно лидер повстанцев пускает пулю в того, кто ближе всех. Тот, качнувшись, разрывает майку и принимается хохотать, ковыряя рану.
— Видишь! — Принц Маршал, развернувшись к Вею, машет у него перед лицом пистолетом. — Мы бессмертны!
Рука из толпы срывает с Вея пояс с амулетами, и фигурки, кости, узелки хрустят в зубастой пасти.
Вей молит изо всех сил:
— Господа, господа. Послушайте. Мы на одной стороне. Мы все братья.
— Он не будет говорить! — воет принц Маршалл. — Я хочу его ухо!
Нож срезает Вею левое ухо, президент вопит и извивается в цепких лапах. Солдат бросает хрящ командиру, и тот с аппетитом хрумкает.
Даниель Вей стонет. Кровь течет по левой стороне головы и смешивается с потом на спине. Гарри чует ее, и его острые зубы колют ему десны.
— Спрашиваю еще раз, — говорит принц Маршалл. — Куда ты дел все деньги? Что ты сделал с экономикой нашей прекрасной страны?
— Ох, если бы я вам рассказал, вы бы не поверили.
— Народ требует, — нажимает Маршалл. — Признайся пароду, где ты прячешь деньги.
— Я всегда работал для народа. У меня только один счет в банке.
— Номер! Номер счета!
Он хочет знать номер счета в швейцарском банке.
— Я не знаю. — Вей поднимает голову на слепящий его фонарь видеокамеры. — Развяжите руки, прошу. Я не могу говорить, когда у меня руки связаны. Пожалуйста, у меня ухо болит и руки.
Нежить сбита с толку, они начинают шептаться между собой. Принц Маршалл сидит в своем кресле, женщина промокает ему лоб.
— Граф, — говорит Гарри. — Граф снимет все деньги, если вы его не остановите.
Он встает между Веем и живыми мертвецами, поворачиваясь к ним:
— Вы все — мои дети. Вас всех изменила моя кровь. Чем вы раньше были, не важно. Когда-то вы были людьми, когда-то вы были живыми — все это не важно. Слушайте. Поймать Графа важнее, чем мстить.
Принц Маршалл зевает во всю пасть, показывая крепкие желтые клыки, и вертит в руке большой пистолет:
— Плевать мне на Графа. Его червяк сделал нам уколы, но мы сильнее, чем их европейская наука. Мы сбежали, и мы теперь самая сильная армия в стране.
Вся толпа орет и воет, но Маршалл перекрикивает всех:
— Он говорит, что он наш отец! Пусть докажет! Пусть изменит этого так называемого президента, и тогда, может, мы ему поверим!
Десяток рук хватает Гарри. Он пытается бороться, но мертвецы крепко скрутили его, сдавили горло так, что он не может дышать. Это ничего, Гарри дышит только по привычке.
Они поднесли его к президенту и давят ему на затылок, пока голова не опускается к шее Даниеля Вея. От запаха и жара крови рябит перед глазами. Все застилается красной пеленой, позади, как планета, горит фонарь камеры. Он кусает губы.
Принц Маршалл обходит стол и кричит в изуродованное ухо Вея:
— Номер счета! Скажи, или он тебя укусит, и ты будешь как мы!
— Я не знаю!
— Это не так делается!
— Давай! — визжит принц Маршалл. — Давай!
И Гарри делает это. Он разрывает президенту Вею горло, выплевывает кусок мяса принцу Маршаллу в лицо и подставляет рот под фонтан. Кровь, как электрический ток, мчится по телу. Каждая клетка открывается ей навстречу. Потом его отпихивают в сторону. Вся толпа мертвецов, обезумев от запаха крови, лезет на тело Вея. Принц Маршалл бьет двоих, стреляет третьему в голову.
Луч камеры скачет к потолку. Женщина в рваном платье насела на Санте. Гарри хватает ее, ломает спину, швыряет в двух других. Кто-то пытается отрубить ему ногу мачете, он вырывает нож, делает пол- оборота и сносит принцу Маршаллу голову с плеч.
Нежить заходится воем. Гарри хватает Санте за воротник куртки одной рукой, другой — поднимает с пола АК-47. От очереди в упор вспыхивает драпировка за конторкой, Гарри быстро плещет в огонь виски, и пламя взлетает к потолку.
Обернувшись, он видит, как нежить, словно волна, опускается на одно колено. Свет огня выхватывает их звероподобные лица. Они не отводят от него глаз. Гарри забирает у Санте камеру, разбивает вдребезги, рвет на части кассету и запускает в огненный столб. Вместе с Санте они проходят сквозь ряды склонившихся повстанцев, рана в ноге с каждым шагом раскрывается все сильнее. Очутившись в коридоре, он запирает высокую дверь.
Санте плачет. По дороге через темный дворец он переходит на французский.
— Ты кто? Ты кто такой?
— Раньше я думал, что чудовище, — отвечает Гарри. — Теперь уже не знаю. То, что я есть, спит
