для тебя?
Он ошарашенно смотрел на нее, а Джулия расстегнула сапфировое ожерелье и сняла его с шеи.
— Я готова расстаться с ним, если мне не удастся убедить тебя в этом, — сказала она, покачивая им.
— А зачем оно мне?
— Оно составит комплект с серьгами, которые ты выиграл в предыдущем пари. Я надеюсь, они все еще у тебя?
Вивиан кивнул. Сегодня они как никогда ассоциировались с его поражением.
— Господи, как я хочу получить их назад, — пропела она, — тогда гарнитур опять будет полным.
— Ты слишком уверена в себе, — заметил он.
— Да, мой дорогой Вивиан. Ты отважишься принять мой вызов?
Безрассудное желание взять реванш каким угодно способом вдруг охватило его.
— Силы слишком неравны, моя дорогая Джулия. Ее смех был тих и соблазнителен.
— Правда? Посмотрим. Если я его проиграю, у тебя будет полный гарнитур, и ты сможешь подарить его одной из своих хористок в награду за то, что она повалялась с тобой в стоге сена.
Ее слова усилили его безрассудную решимость.
— Когда-нибудь я изваляю тебя в стоге сена.
— О нет, не получится. Я совсем не такая, как проститутка Лейла Дункан.
— Получится, черт возьми.
Все в ней было более добротно, чем в Лейле: ее выпуклости, полные губы, неприкрытая решимость. Он понял, что хочет ее, и это чувство ошеломило его. Ему нужно выкинуть из головы тот подвал, пивные бутылки, черноволосого мужчину, который наверняка знает, как покорить девушку в стоге сена. А главное, ему нужно выкинуть из головы женщину, сжимавшую в руках поднос; она сегодня разрушила его жизнь.
Джулия еще была у него в постели, когда без особых церемоний вошел слуга в сопровождении Руперта Марчбанкса, который забеспокоился, куда девалась его сестра.
До Рождества оставалась целая неделя. По дороге в театр Лейла думала о предыдущем Рождестве, которое провела с Рози. У нее больше не появилось таких близких подруг, и она очень скучала по ней. Со временем горе сменилось безысходной тоской. Теперь Лейла понимала, что толкает человека на самоубийство. Предательство друга, которое повергает тебя в отчаяние. Испытав его сама, Лейла поняла, что это очень личное чувство. Отчаяние сблизило ее с Рози, но уменьшило чувство утраты.
Лейла ушла от Френка и с тех пор его не видела. Переезд в новый подвал несколько развеял ее. Все еще связанная с мужем и почти не надеясь освободиться, она постоянно думала о том, что причинила боль Вивиану. Через два дня после его незабываемого появления газеты запестрили сенсационными новостями о Вейси-Хантере, который никогда не унаследует фамильный титул и имущество.
Испуганная, она читала подробности событий в Ашанти, которые в разных газетах освещались по- разному. Она ни на мгновение не верила, что Вивиан застрелил Брассарда из-за женщины или из-за чего- нибудь еще. И, конечно, она не думала, что он сделал бы это, если бы видел хоть малейшую возможность спасти их. Следственная комиссия признала его невиновным. Зачем вытаскивать это дело на страницы бульварных газет?
Вдобавок, во всех подробностях обсуждались причины, по которым наследником Бранклиффа становится младший сын, Чарльз Вейси-Хантер. Несколько дней она чувствовала себя просто несчастной, когда в газетах написали, что обезумевшая мать одного из убитых набросилась на него и что разъяренная толпа закидала его яйцами у ворот казармы. Потом появилось сообщение, что один из элитных офицерских клубов Лондона прекратил его членство, лишив возможности посещать его.
Лейла спрашивала себя снова и снова, почему он не признался ей во всем. И всякий раз сама себе отвечала, что и она не могла раскрыть ему свой секрет. Если бы она была честна с ним с самого начала, ее совесть сейчас была бы спокойна, а сердце не болело. Но Вивиан не давал о себе знать, и боль стала утихать. Это позволило ей уйти в работу. Хотя уроки пения прекратились, она продолжала играть на пианино, которое купил ей Вивиан. Эти звуки наполняли жизнь смыслом, оставляя меньше времени на размышления. Когда в этот вечер она прошла мимо Монти и остановилась, чтобы стряхнуть снег с мехового воротника, ее окликнул Джек Спратт и, весело поприветствовав, добавил:
— Мистер Гилберт хочет вас срочно видеть. Лейла сразу направилась к Гилберту. Прошлый
опыт научил ее без особого оптимизма относиться к подобным приглашениям. Наоборот, у нее появились дурные предчувствия. В последнее время они часто посещали ее.
При ее появлении Лестер Гилберт поднялся из-за массивного стола и улыбнулся. Это ничего не значило. Он всегда сообщал самые неприятные вещи с улыбкой.
— Мисс Дункан, как очаровательно вы сегодня выглядите! Русская принцесса из заснеженной страны, шведская дворянка, образ рождественской добродетели!
Это была его обычная манера общения, и она стояла, спрятав руки в муфту, ожидая, когда он перейдет к делу.
— Последнее время вы выглядите немножко бледной, моя дорогая. Надеюсь, все в порядке? Никаких семейных неурядиц или финансовых затруднений? К тому же вы похудели чуть больше, чем нужно. Мои зрители предпочитают видеть на сцене… э… здоровых женщин.
— Я постараюсь есть больше, мистер Гилберт, — пообещала она и собралась выйти.
— Отлично, великолепно! Вы становитесь очень популярны у наших джентльменов. И у леди, конечно, — добавил он поспешно. — Вы отлично развиваетесь под моим руководством. Я более, чем доволен. Разве я не говорил вам когда-то, что послушание поощряется?
— Да, по-моему, говорили, — пробормотала Лейла, желая, чтобы он отпустил ее переодеться к первому номеру. Она и так пришла слишком поздно.
— В качестве подарка я даю вам роль Лолы, цыганки. У Мегон бронхит, и она вряд ли скоро сможет петь. Я не ошибся в вас. — Лестер весело засмеялся. — Если на вас надеть черный парик, вы будете вылитая цыганка.
Она послушно улыбнулась.
— Спасибо, мистер Гилберт. Я буду очень стараться.
Это он и ожидал услышать, поэтому снова лучезарно улыбнулся и проводил ее до дверей офиса. Смысл произошедшего дошел до нее только, когда она шла мимо рабочих сцены, которые, как муравьи, сновали туда-сюда, прилаживая декорации для первого действия после дневного спектакля. Между спектаклями всегда была ужасная спешка, потому что первая и последняя сцены в «Веселой Мэй» требовали больших перестановок. Отовсюду неслись стуки молотка и проклятия. Лейла шла, пытаясь вспомнить сцены, в которых участвует цыганка. Она обнаружила, что не помнит ни слов, ни музыки. Весь сюжет «Веселой Мэй» вдруг вылетел у нее из головы. Ее охватил страх. Еще на дневном спектакле с Мегон было все в порядке. Как она могла заболеть так быстро?
Ей встретился Джек Спратт, и она схватила его за руку.
— Где можно взять экземпляр сценария? Я должна играть Лолу, и мне нужно повторить текст. Я не помню ни одного слова.
Он похлопал ее по руке.
— В тот момент, когда вы выйдете на сцену, вы все сразу вспомните.
— Да, я уверена, что так и будет, — пробормотала Лейла, уверенная в обратном. — Но мне все равно нужен экземпляр сценария. Где сидит суфлер? Кто вступает первым: я или оркестр? О Господи, мне кажется, что ария не в моей тональности.
Спратт засмеялся.
— Вы в такой панике, но я уверен, что все будет замечательно. Идемте со мной, я дам вам экземпляр роли Лолы. Весь сценарий вам не нужен, моя дорогая.
Схватив роль, она побежала в гримерную, где про эту новость уже все знали.
— Девочки, дорогу цыганке!
— Тебе не надоело сидеть в кибитке?
— Погадай мне по руке, только если увидишь что-то неприличное, не говори вслух.
За кулисами шла обычная яростная грызня, и кто-то уже говорил, что роль цыганки пора передать тому,
