Зоя успокоилась. Ее волновало, как дядя отнесется к неожиданному визиту племянницы. Она и так ждала сложностей, а присутствие незваного Франсуа могло подлить масла в огонь. Но теперь она поняла, что беспокоилась напрасно. Уильям был явно рад ей и болтал бы часами, с удовольствием заполняя неловкие паузы, если бы они возникли. А Франсуа при всей его замкнутости и критичности поладил бы с кем угодно, лишь бы человек ему понравился.
Она пыталась представить себе реакцию Чарльза, окажись он в подобной ситуации. Скорее всего, тот сохранил бы внешнюю вежливость, но в машине уж постарался отвести душу.
— Знаешь, — задумчиво сказал Уильям, — когда люди собираются жениться, с ними начинают происходить странные вещи. Им непременно хочется докопаться до корней и поболтать о старых временах. Разве ты приехала не за этим, детка? — спросил он Зою.
— Пожалуй, да.
Она улыбалась, а сама мысленно вспоминала сад Чарльза и серьезность руководивших ею мотивов.
Уильям наклонился к Франсуа и тоном заговорщика прошептал:
— Знаешь, она непростая штучка, наша Зоя. Тебе придется держать ухо востро.
Франсуа красноречиво приподнял бровь, требуя продолжения.
— Зоя — вылитый ее отец, мой брат, — сказал Уильям. — Он тоже был ох как непрост! И расколоть его мало кто смог бы, потому как он был себе на уме. — Он протянул Рожье тарелочку с бисквитом и нахмурился. — И решителен. Если ему что втемяшилось в башку, нипочем не переспоришь. Вот поэтому он и сумел сколотить себе капиталец.
— Вы и сами человек решительный, — заметил Франсуа, разламывая бисквит на две равных части.
— О нет! — отрекся Уильям. — Я лопух. А Зоин отец обладал нюхом. Он был дока. Единственный в своем роде.
Он встал, бумажной салфеткой смахнул с брюк крошки, подошел к маленькому секретеру и снял стоявшую наверху коробку.
— Гляньте-ка. Я тут собрал семейные фотографии. Тебе будет интересно.
Коробка была большая, оклеенная золотой фольгой и перевязанная коричневой шелковой лентой. Зоя вспомнила, что такими коробками в их семье обменивались на Рождество. В коробках лежали шоколадки, чтобы утолять голод в перерывах между обеденной индейкой и пирогом со свининой, подававшимся на ужин.
Уильям положил крышку на пол и начал рыться в глянцевых отпечатках, главным образом черно- белых. Цветными были лишь самые новые.
— Ну вот. Это ты, Зоя, в младенческом возрасте. А это твоя тетя Джин на пляже в Уитби. — Он посмотрел на фотографию покойной жены. — Храбрится. Изо всех сил пытается казаться счастливой. А я помню, что холод в это время был собачий. Даром что июнь.
Франсуа наклонился к ним.
— А мне можно взглянуть?
Он взял пачку фотографий, откинулся на спинку стула и начал внимательно разглядывать отпечатки.
Уильям продолжал комментировать, не останавливаясь ни на секунду.
— Смотри, Зоя, это твой отец с новым «мерседесом». Он их менял каждый год. Ухлопал на них кучу деньжищ… А это твоя мама перед свадьбой. Она была настоящая красотка, когда познакомилась с твоим отцом. И всегда такая нарядная. С иголочки, как бы сказала моя Джин. — Он поднял глаза и насмешливо взглянул на Зою. — И то же самое она сказала бы о тебе, детка. Настоящая щеголиха!
Он снова всмотрелся в фотографию Зоиной матери.
— Я очень тепло относился к твоей маме. Правда, иногда не обходилось без перепалок. Я никогда не одобрял эти ее фокусы с гадалками и все такое прочее.
— Ты нещадно дразнил ее, — сказала Зоя. — И называл истеричкой.
— Случалось. Но я не жалею. Нужно было, чтобы кто-то вправил ей мозги.
Теперь Уильям обращался к Франсуа, который отложил фотографии и внимательно слушал.
— Зоина мать была настоящим кладом для этих шарлатанов. Она платила хорошие деньги каждому, кто брался предсказывать судьбу. Цыганкам на обочине дороги. Женщинам на набережной с грязными хрустальными шарами и потрепанными картами «таро». И шикарным тоже. Вроде тех, которые для своих фокусов снимают номера в гостиницах Харрогита [7].
Конечно, они возятся с теми же старыми хрустальными шарами. Правда, не с такими грязными.
Зоя нежно и грустно кивнула. Да, все было именно так.
— В принципе я совсем не против этих вещей, — заверил ее Уильям. — Но твоя мама… Ай-яй-яй… Видишь ли, детка, она верила всему, что ей говорили. Заглатывала наживку вместе с крючком, леской и поплавком. А когда ты научилась ходить, стала и тебя брать с собой. Ты помнишь?
Зоя нахмурилась:
— Смутно.
— Твоему отцу это не нравилось. Он думал, что это может быть опасно. И… — Внезапно Уильям запнулся, а потом махнул рукой. — Ну, настало время, когда он протянул ноги, как говорится.
Франсуа насторожился, поглядел на Зою и слегка нахмурился.
Зоя, под влиянием фотографий и дядюшкиной болтовни вспомнившая свое детство и юность, поднесла платок к глазам.
— Ах, малышка! Я не хотел тебя расстраивать. — Уильям сунул фотографии в коробку и закрыл крышку. — Нужно было сначала подумать, а потом пичкать тебя этой ерундой. Если называть вещи своими именами, ты бедная маленькая сиротка, ведь так? — Он хлопнул себя по колену. — Не отчаивайся, у тебя еще есть дядя Уильям!
Франсуа посмотрел на Зою с беспокойством и протянул к ней руку.
— Милая, ты хорошо себя чувствуешь?
— Да… Да, честное слово.
Франсуа помолчал, а затем поднялся.
— Я хочу оставить вас ненадолго. Побеседуйте несколько минут наедине. Вы извините меня, Уильям?
— Да ради Бога. Только, боюсь, тут вокруг нет ничего интересного. Особенно для шикарного француза, живущего в Лондоне!
— Сейчас я вас удивлю! — лукаво улыбнулся Франсуа. — Я никуда не езжу без моего «Никона».
Он потянулся за своим саквояжем.
У Уильяма вытянулось лицо.
— Если бы я знал, что ты профессионал, никогда бы не вылез со своими фотографиями!
Франсуа остановился рядом с Зоей и поцеловал ее в губы. Ни о чем не беспокойся, говорил его взгляд. Я скоро вернусь.
Дверь тихо закрылась.
Уильям очень серьезно посмотрел на Зою:
— Держись за этого парня. Он настоящий бриллиант. И деньги твои ему не нужны.
— Почему ты так говоришь?
— Подумай своей головой, девочка, как любила говорить твоя бабушка. Ты ведь унаследовала от мамы кучу денег. Многие хотели бы наложить на них лапу.
Зоя задумалась, а потом улыбнулась. Деньги никогда не были для нее проблемой. Но до Франсуа она и не подпускала к себе мужчин.
— Все дело в том, как он на тебя смотрит, — сказал Уильям. — Это настоящая любовь.
— Ты так думаешь?
— Знаю.
— Дядя Уильям, а что заставило моего отца «протянуть ноги»?
Уильям со свистом втянул в себя воздух, а потом откашлялся.
— Твоя мама взяла тебя с собой к этой ясновидящей в Лидс. Та была обычной домашней хозяйкой и
