Горькие слезы покатились из ее глаз. «Как же долго она шла! Какое это было трудное и безнадежное путешествие! И почему я не догадалась украсть лошадь!» – ругала она себя.
Ей это просто не пришло в голову! А ведь конь мог бы поглотить вдвое большее расстояние, пройденное Женевьевой за половину того времени, что она потратила.
Они остановились только один раз, и Тристан по-прежнему не произносил ни слова. Он молча протянул ей пищу, и она съела ее также молча. Они выпили эля из одной кружки и снова отправились в путь, так и не нарушив молчания.
Женевьеву покинули последние силы. Она была слишком утомлена путешествием и бессонной ночью, и вот глаза ее сами собой закрылись, голова опустилась на грудь Тристана, губы которого оставались плотно сжатыми.
Женевьева внезапно проснулась, с удивлением осознав, и поняв, что падает, увидела совсем рядом руки Тристана, который снимал ее с коня.
– Где мы? – сонно прошептала она.
– Дома, – коротко ответил он, и Женевьева немедленно начала сопротивляться его объятиям.
– Нет, миледи, не сейчас, – сказал он и плотнее сжал руки.
Тристан резко отдал какое-то приказание, и кто-то выбежал, чтобы увести коня. Затем большими уверенными шагами он поднялся по ступенькам и прошел в Большой зал, все еще держа ее на руках. Дверь распахнулась, и их обдало теплым воздухом.
В дверном проеме вырисовывалась фигура Джона, позади него стояла Эдвина. Они отступили, чтобы дать Тристану дорогу.
– Ты нашел ее! – воскликнула Эдвина. Тетя даже не посмотрела в сторону Женевьевы, и та поняла, что Эдвина рада ее возвращению, но сердита на нее.
«А почему бы и нет, – подумала Женевьева, – я использовала и ее и Джона, предала их, обманула их доверие».
– Да, я нашел ее, – ответил Тристан и прошел мимо них, крепко прижимая к себе трепыхавшуюся Женевьеву.
– Тристан, пожалуйста, дай мне сказать им… Эдвине и Джону, что я очень сожалею, что…
Он не остановился, лишь бросил на нее сверху скептический взгляд.
– Сожалеешь о своем побеге? – насмешливо спросил он.
– Нет! Я должна была бежать от тебя, я должна вернуть себе свободу, и ты должен это понять! Я сожалею…
– Что ты предала их?
– Черт бы тебя побрал, дай мне…
– Они вряд ли захотят сейчас разговаривать с тобой.
Женевьева не нашлась, что ответить, потому что ничего не понимая, смотрела на дверь собственной комнаты, оставшуюся позади них. Тристан решительно прошел дальше по коридору и взошел на лестницу, ведущую в башню.
– Мы прошли мимо моей комнаты.
– Моей комнаты, миледи.
– Что?
– Я обнаружил, что мне очень нравится эта спальня.
– Но…
Она замолчала и воззрилась на Тристана с недоумением. Они поднялись на самый верх винтовой лестницы, и пинком сапога Тристан настежь распахнул дверь. Он вошел внутрь, и Женевьева вскрикнула от ужаса и удивления.
Комната в башне была убрана, вымыта и специально приготовлена для нее.
В самом центре располагался очаг, невдалеке стояла большая просторная и на вид мягкая кровать, чуть поодаль стояли кресла и стол, а вокруг стен выстроились ее сундуки.
Единственное окно находилось высоко от пола. Эта комната была не столь уж плоха, не слишком мала, но она располагалась слишком уединенно.
Тристан опустил Женевьеву на пол. Ее усталые ноги, затекшие от многочасовой верховой езды, совсем отказывались держать ее, и она чуть было не упала, но Тристан снова подхватил и отнес ее на кровать.
Он отступил, и Женевьева быстро села.
– Зачем ты принес меня сюда? Да ты же… – она едва могла говорить от возмущения. – Ты что собираешься запереть меня здесь?
– Да, – ответил Тристан, величественно и холодно смерив ее взглядом.
– Ты отлавливал меня, как лисицу, мчался, как сумасшедший только для того, чтобы запереть в башне?
– Да, миледи, именно так я и собираюсь поступить.
Женевьева ощутила слабость, но одновременно и прилив сил. Она заорала и, не помня себя от злости, отчаянно желая в эти мгновения убить его, спрыгнула с кровати и устремилась на него, как разъяренная
