местных пошлин, на которых они наживались от торговли и перевозки грузов через их земли…
– Дамы и господа, – сказала Шарина, по традиции кивая женщине, а затем мужчинам, – в течение последних трех часов я выслушивала ваши обращения. Я сочувствую вам и обещаю обсудить эту информацию с руководителями, в чей круг обязанностей входят ваши дела.
По правде говоря, после трех часов общения с этими людьми Шарина теряла способность сочувствовать им, даже если бы их сварили в масле. Горничная одела Шарину как частное лицо высокого ранга. Канцлер Ройяс специально подобрал одежду таким образом, чтобы подчеркнуть непричастность Шарины к кругу придворных чиновников. Пусть не думают, что она способна как-то повлиять на решение правительства.
Шарина понимала свою задачу. Она умудрялась даже не обижаться на Ройяса, обращавшегося с ней как с глупой девочкой, с которой станется отменить региональные налоги или пообещать место в правительстве какому-нибудь шарлатану, объявившему себя незаконнорожденным сыном короля. Ройяс проявлял осторожность, а осторожный канцлер – это благо для Королевства Островов.
Проблема состояла в том, что предложенные ей одеяния были гораздо тяжелее и неудобнее, нежели придворный наряд из шелковых бежевых платьев, с полосой сбоку, указывающей ранг и положение. Светлые волосы Шарины приходилось укладывать в высокую прическу, закрепленную лентами и золотыми гребнями. Корсаж из золотой парчи туго затягивался поверх платья из тяжелого шелка с нашитыми аппликациями, изображавшими рождение и подвиги мифического героя Вала.
Чтоб как-то скрасить неудобства, Шарина решила провести встречу в водяном саду дворца. Кипарисы затеняли покрытый шифером бельведер, струи воды изо рта каменных дельфинов с плеском текли в пруд с лотосами, охлаждая воздух. Но ничто не могло сделать эту одежду достаточно прохладной! Приглядывая за хлебом в печи в середине лета, Шарина чувствовала себя комфортнее – ну или, скажем, менее неудобно. Наряд оставался жестким как броня и душным как парилка – еще одна кординская достопримечательность, которую в последнее время начала перенимать вэлисская элита.
– Я обязательно все обдумаю, – продолжала Шарина (Ройяс был бы доволен подобной дипломатичностью!), – но не могу обещать, что изменения немедленно войдут в систему управления, принятую правительством. Тем не менее…
Единственная женщина-делегат, госпожа Алатча, воскликнула:
– Принцесса, король – ваш брат! Неужели вы не можете объяснить ему, что мы заслуживаем управителя из своего собственного народа?
Внешне Алатча не слишком отличалась от своих коллег. Вот только туника доходила ей до лодыжек, а не до колен. Да с полей шляпы свисала тоненькая полоска кружева, изображая вуаль почтенной вдовы. Видимо, ее принадлежность к прекрасному полу придала ей смелости высказать протест, на который не решились мужчины.
Шарина улыбнулась, чтобы показать свою благосклонность. И даже кивнула – очень аккуратно, так как нагромождение гребней в прическе было очень тяжелым. Страшно подумать, что может случиться, если она наклонится слишком низко.
– Разумеется, я обсужу это дело с моим братом, принцем Гарриком, леди Алатча. – Слава богине, она наконец вспомнила хоть одно имя из двенадцати. – Однако спешу напомнить, что королем Островов является Валенс Третий. Мы с братом, подобно вам, – лишь верноподданные короля.
Это замечание – при всей его снисходительности – оказало неожиданное действие: остальные делегаты начали осторожно отодвигаться от Алатчи, будто у нее вдруг пена пошла изо рта. Гаррик со своими советниками, обеспечившими ему истинную власть, старательно поддерживали иллюзию, что Валенс по- прежнему является королем. Поступить иначе означало вызвать беспорядки на Орнифоле и подтолкнуть другие острова к провозглашению независимости.
Алатча, казалось, замерла в ужасе. Чтобы смягчить скрытую угрозу своих слов, Шарина сделала шаг вперед и протянула женщине руку. Алатча сжала ее с отчаянием утопающего.
– Но поскольку вы подняли данный вопрос, я передам его непременно, – сказала Шарина. Она легонько похлопала Алатчу свободной рукой, затем высвободилась и сделала шаг назад, чтобы видеть всю делегацию. – Налоги с вас собирают люди, которых вы не знаете. И вы, возможно, слышали, или же я вам сейчас сообщу, что в течение года окружные суды с королевскими судьями начнут слушание всех дел об убийствах, а также гражданских исков по сумме более двадцати серебряных монет.
– Ого! – вырвалось у одного из делегатов. Его коллеги, кивавшие с мрачными лицами, явно уже слышали подобные разговоры. Мужчина смущенно сел. Еще двое, поднявшиеся, чтобы держать речь, тоже присели. Впервые за этот день делегаты слушали кого-то, кроме самих себя.
– Люди, которые приходят к вам, раньше служили приказчиками в домах северных землевладельцев, – сказала Шарина. – Между прочим, платят им из государственной казны. И они хранят верность государству, на которое работают, а не тому или иному дворянину.
Она замолчала, мечтая о кружке терпкого, темного эля с дубровником, который варил ее отец в своем трактире. Один глоток его охладил бы и прочистил горло.
– Но они же не знают нас! – возразил один из делегатов, тщетно пытаясь придать важность вопросу, который они повторяли на все лады в течение аудиенции.
– Им предстоит познакомиться с вами, – с нажимом повторила Шарина. – Но служить они будут королю. И если вам кажется, что вы страдаете, работая с людьми с севера, подумайте, как благородные северяне чувствуют себя, имея дело со сборщиками, прибывшими из Вэллиса. Представьте себе, сколько раз я слышала: «Вы не можете предлагать лорду Такому-то Растакому платить налоги, как простому крестьянину Западного побережья! »
Делегаты разразились довольным хохотом.
– Правда, что ли? – удивленно выкрикнул кто-то.
– Да, принц Гаррик действительно ожидает, что все высокие лорды станут платить свои налоги, – сказала Шарила. – А мореходы Вэллиса будут платить свои и следить за этим пошлют кого-то из ваших же сыновей или дочерей. Разве не справедливо?
Перекрывая общий одобрительный гул, человек с усами, делившими его лицо на две порозовевшие части, громко подтвердил:
– Ага, вот и племянник мой, Эсмон, один из них, точно! Король платит ему семнадцать «орлов» в месяц.
