Карус с отвращением покрутил головой.
— Ты считаешь, что я не должен был так говорить? — прошептал он на ухо Шарине. — Я запретил брать на корабли лошадей. А Госли настаивал, чтобы его конь отправился с ним. Мало того, он заплатил капитану триремы, чтобы его кавалеристы тоже смогли взять с собой лошадей. И теперь его батальон готов следовать за ним, куда бы он ни приказал. Не за мной, а за ним. Разве за это не следует отрубить голову?
Шарина откашлялась. Она не хотела повторять слова Каруса. Вместо этого девушка положила руку ему на плечо и заметила:
— Мое дело напоминать вам, что вы принц Гаррик. И лишь моя вина в том, что вы забыли об этом. Ваше Величество.
Как она и ожидала, Карус смутился от мысли, что своей грубостью причинил Шарине неудобство. Девушка поспешила сменить тему разговора:
— Может быть, все-таки стоило грузиться в устье реки?
Карус не ответил. Вместо этого он опустил свои кулаки на парапет причала и стал наблюдать за происходящим в бухте. На его губах появилась широкая улыбка. Шарина чувствовала, что он еле сдерживается, чтобы не разразиться хохотом. Она тоже посмотрела на море, стараясь понять причину его веселья.
Только что загруженная трирема отчалила от пристани. На веслах в ней сидела всего лишь дюжина гребцов. Корпус корабля качался на волнах из стороны в сторону. Пехотинцы боялись пошевелиться, вцепившись в деревянные скамейки, а унтер-офицеры криками подбадривали новобранцев. Команда небольшого буксира слаженно махала веслами, выводя судно на рейд.
Два других корабля уже шли по фарватеру самостоятельно. Течение сближало их, но команды пока не замечали грозившей судам опасности. Внимание обоих капитанов было отвлечено на наведение порядка среди солдат, беспорядочно слонявшихся по палубам. Рев предупреждения, донесшийся с пристани, в одну секунду оповестил обе команды об угрозе столкновения. Гребцы на триремах налегли на весла и развели их в разные стороны. В противном случае дело могло бы закончиться кораблекрушением. Сейчас же все обошлось лишь поломкой одного весла. Толпа на пристани восторженно завопила.
— Вот почему я не сделал этого, Шарина, — ответил он на ее вопрос, повысив голос, чтобы девушка могла расслышать его в общем шуме. — Я дал возможность всем увидеть, что армия и народ королевства едины.
Он еще раз посмотрел на корабли, затем на пристань и продолжил:
— Здесь, на этих кораблях, находятся люди с Хафта, Шенги и Серизы. Они отправляются навстречу такой опасности, которая способна напугать любого жителя Островов. Это похуже, чем платить налоги. Теперь люди, которые остаются на берегу, знают, как все происходит. И смогут рассказать об этом тем, кто не видел. Сейчас мы заложили первый камень единства.
Карус положил руку на плечо Шарине, стараясь успокоиться и сдержать охватившие его чувства.
— В то время, когда я правил Островами и меня звали Карус, — заговорил он с дрожью в голосе, — мне казалось, что есть лишь моя армия и мое королевство. Только Пастырю известно количество врагов, поверженных мною. Я был готов убивать сотнями, стирая в пыль их кости. И это продолжалось до того дня, пока я не умер. А мое королевство умерло вместе со мной.
Шарина сжала другую руку короля и неотрывно смотрела на бухту, чтобы не смущать его.
— Гаррик думает по-другому, и я сейчас начинаю понимать его, — продолжил Карус. — Эта армия, как и королевство, принадлежат каждому, кто считает себя жителем Островов. Короли не должны править с помощью кулаков и мечей. Только тогда они достойны уважения. И когда они умирают, на их землях не воцаряется хаос.
Карус засмеялся. Но в его смехе было больше сарказма, чем веселья.
— Запомни, девочка, это тело я получил взаймы. И намерен вернуть его твоему брату. Ну, может, с одним или двумя шрамами. Не больше. Но он и сам мог бы запросто получить их на войне.
Вновь заиграла труба. Последняя трирема опустилась на воду, заняв свое место в строю боевых кораблей. Только «Король Островов» оставался еще на якоре у пристани. Огромный пятипалубный флагманский корабль, на котором Шарина и Теноктрис поплывут вместе с Карусом.
— Ну, а пока не вернется Гаррик, — голос Каруса прозвучал слишком громко, и его могли услышать окружавшие их люди, хотя сам король не придал этому значения, — я буду присматривать за королевством вместо него.
Он крепко сжал рукоять меча и выхватил его из ножен так, что лезвие заиграло в лучах солнца. Народ восторженно закричал.
— А сейчас, — провозгласил Карус, подбадриваемый сотнями горожан, — за Пастыря! И пусть враги королевства обратятся в прах!
Кэшел потянулся, наслаждаясь солнечным светом, который пробивался сквозь высокие кусты. Рощица гигантской голубики оказалась хорошим местом, где они могли передохнуть, не опасаясь, что их заметят.
Обычно юноша просыпался на рассвете. Но за последние дни он слишком устал, да и Тильфозе был просто необходим длительный привал. Кэшел взглянул на нее и усмехнулся. За дни их странствий одежда ее поизносилась, и она уже не походила на ту леди с корабля, которую он вытащил из моря. Тильфоза с самого начала их знакомства не отличалась полнотой, но Кэшела все же расстраивало, что щеки девушки ввалились, и на них уже не пылает яркий румянец. Это не сразу бросалось в глаза, пока она бодрствовала. Но сейчас, когда Тильфоза спала на голой земле, положив под голову свой плащ, она походила на сироту, брошенную на произвол судьбы в бурный речной поток.
Кэшел осторожно встал и стал стряхивать ягоды голубики с нижних веток. Вместо корзины он подставил под них подол туники. Юноша старался делать это тихо. Но треск веток разбудил Тильфозу. Она тут же вскочила и растерянно завертела головой по сторонам. В руках девушка держала сломанный меч, собираясь защищаться от грозящей им опасности.
— Ой! — воскликнула Тильфоза, потеряв равновесие. Она попятилась назад и попыталась ухватиться за кусты, чтобы не упасть.
Кэшел бросился на помощь, рассыпав ягоды. И успел как раз вовремя. Как всегда, когда нужно действовать, бывший пастух оказывался намного проворнее, чем казалось окружающим. Вот только схватил бедняжку слишком сильно, чем мог причинить ей не меньшую боль, чем царапины от кустов голубики.
Тильфоза выпрямилась. И юноша отпустил ее руку.
— Извини, — попросила прошения девушка. — Мне приснился плохой сон.
Она измученно улыбнулась и принялась растирать локоть. Не глядя на Кэшела, Тильфоза продолжила:
— Мне приснилось, будто огромная змея пыталась меня проглотить.
Наконец она набралась смелости и посмотрела на него, все еще напряженно улыбаясь. Руки цепко сжимали хрустальный медальон, висевший на ее шее.
— Не думаю, что это Владычица наслала на меня этот сон.
Кэшел прищурился. Мысли хороводом кружились у него в голове. Присев на корточки, он попытался собрать рассыпавшиеся ягоды, но тут же отказался от бесполезного занятия. Часть ягод была раздавлена, а что-то вообще скатилось по склону в овраг. Он распрямился и поднял повыше посох, чтобы наклонить ближайшие ветки. С них гроздьями свисали спелые ягоды. При первом же прикосновении они посыпались, будто град, на головы Кэшела и Тильфозы.
— Я не видел поблизости ни одной змеи, — успокоил он девушку, отправляя в рот пригоршню голубики. Тильфоза, как истинная леди, клевала по одной ягодке, хотя тоже проголодалась. — Здесь даже нет птиц, вот что забавно. Мне казалось, что тут будет полно галок и сорок, но я до сих пор не услышал ни одной птичьей трели.
Тильфоза уже собиралась положить на землю сломанный меч, который называла кинжалом, но, услышав слова Кэшела, снова вцепилась в рукоять.
— Как по-твоему, эти кусты выросли сами или посажены человеком?
Юноша внимательно осмотрел кустарник. Спелая крупная голубика свисала с кустов гроздьями. Земля
