– Есть – сказал Андрей. – Года полтора назад в Леонове на занятиях по переподготовка я часто видел Аганна. Иногда мы с ним беседовали. Однажды, затронув какую-то профессиональную тему, засиделись в холле гостиницы «Бега» почти до утра. Никаких признаков мизантропия. О своих товарищах по работе он отзывался уважительно и тепло, с ним приятно было общаться.
– Твоя слова удивили бы экипаж «Анарды».
– Неправда. Аганн очень знающий профессионал, экипаж относится к своему капитану с почтением.
– Да. Но все как один считают его нелюдимым.
– Может, здесь что-нибудь возрастное?
– Он выглядит старым?
– Н-нет.. Сначала я даже принял его за ровесника Валаева. Однако Аганн старше нас с тобой лет на... пятнадцать?
– На двадцать. Ему пятьдесят три.
– В таком возрасте, говорят, иногда охота побыть одному.
– Иногда. Но не десять лет кряду.
– Не знаю, не знаю... Со мной он был общителен я приветлив, был откровенно рад поговорить о том, о сем.
– Только с тобой. За последние годы – только с тобой.
– С какой стати? – удивился Андрей.
Аверьян не ответил. Смотрел в сторону. Подсохшие волосы топорщились у него на макушке стрелками.
«Особо приятельские отношения возникнуть не успели, – недоумевал Андрей, припоминая встречи с Аганном. – Общался я с ним гораздо реже, чем с любым из своих приятелей...»
– Ну что ж, – сказал он, – теперь мне хотя бы понятно, почему вы решили меня... А вот за каким лешим прицепился к Аганну МУКБОП? Нелюдимость – черта, конечно, тяжелая, но..
– Минуту назад ты чуть ли не с кулаками...
– Я был не прав, извини.
– Ты был прав. Нашей службе давно следовало бы заинтересоваться Аганном. Еще в те времена... Или хотя бы когда «Сойма» ушла на Луну без него. Надо было немедленно выяснить, по какой причине этот отшельник надел сандалии отчуждения и направил стопы в вакуумную пустынь. И какому богу творит молитвы в своем орбитальном скиту...
Андрей почти со страхом смотрел Аверьяну в лицо.
– Наши предки, – сказал он, – с помощью космонавтики прорубили в Пространство окно, и мы всегда считали это великим достижением...
– Окно они прорубили для нужд космической миссии человечества, – напомнил Копаев. Снял с поручня трапа забытые кем-то солнцезащитные очки. – А вовсе не для того, чтобы всякие там опасные неожиданности Внеземелья заползали через это окно в наши земные дома.
Андрей, не сводя глаз с лица Аверьяна, облокотился на поручень, спросил:
– Тебе непременно надо меня пугать?
– Моя задача скромнее: дать прочувствовать обстановку. – Аверьян протяжно вздохнул. Подышал на стекла очков.
– Не вздыхай. Не я затеял беседу. Сказал бы прямо: так, мол, в так – наше ведомство намерено вставить палки в колеса многотрудным делам освоения Внеземелья.
– Я не член объединенного директората МУКБОПа.
– Свое мнение у тебя есть?
– Думаю, мы не в силах притормозить маховик внеземной экономики. – Копаев надел очки, я Андрей увидел свое отражение в темных стеклах. – Я уж не трогаю другие маховики нашей сверхрасторопной цивилизация. На данном этапе.
– На данном... Как будет дальше?
– Андрей, в последнее десятилетие Внеземелье очень жестко дало нам понять: шутки в сторону. Есть основания для серьезного беспокойства за сохранность природной сущности человека вообще. Что и как будет дальше, никто не знает.
– Тебя послушать... Земля оскудела умами.
– Однажды мне довелось побывать на ученом совете института генетики, – вяло, словно бы нехотя проговорил Копаев. – Был любопытный доклад. Двое иммуногенетиков выразили сомнение, что человечество поступает осмотрительно, расширяя колонизацию Меркурия и Венеры. Особенно Меркурия...
Андрей уставился на собеседника.
– В чем смысл опасений?
– Насколько я понял, Солнышко наше – это такая штука, возле которой нам, человекам, следует держаться никак не ближе радиуса земной орбиты, – пояснил Аверьян. – Во избежание.
– Мутаций?
– Да. Воздействие всякого рода изученных я неизученных излучений... Дескать, темпы меркурианских мутаций на порядок выше земных. Дескать, на поколениях потомков это скажется неминуемо. Но я о другом. На ученом совете нашлись и такие, кто пытался освистать доклад. Понимаешь?
– А если докладчики перегнули палку?
– Встречный вопрос: а если нет?
– Тогда третейский суд.
Аверьян покивал:
– То есть третья группа умов должна рассудить спор двух первых. Такая делаем. Земля не оскудела умами. По любому вопросу безопасности Ближнего Внеземелья создаем ученые советы, комиссии, подкомиссии, комитеты, агентства. Трудно даже сказать, сколько их работает под эгидой МУКБОПа. Международных и региональных. Специальных, функциональных, экспертных, координационных. Всяких. Нагромождаем друг на друга этажи умов, яруса авторитетов. Вдобавок теперь нас прижимают к стене «сюрпризы» Дальнего Внеземелья. Как быть? Уповать на неисчерпаемость интеллектуальных ресурсов родимой планеты? Создавать какие-то новые инструментарии системного анализа?
– Значит, так обстоят дела... – пробормотал Андрей.
– Да, – сказал Аверьян. – Лавина. Теперь основная наша забота – сохранить природную сущность людей вообще. Средств, правда, у нас для этого маловато... И знаний. Мелко плаваем.
«Ну и плавали бы глубже, – с неприязнью подумал Андрей. – Нас, к примеру, некому упрекнуть, что мы низко, дескать, летаем». Сухо напомнил:
– Мы уклонились от предмета нашего разговора.
– Я понимаю, когда-то Аганн произвел на тебя приятное впечатление. И превосходно. Там, на «Анарде», ты должен будешь постоянно поддерживать его нем «приятного впечатления».
– Мне это будет нетрудно.
– Ошибаешься, – тихо сказал Аверьян. – Именно в этом сложность твоей миссии.
– Ничего не понимаю, – призвался Андрей.
– Аганн каким-то непостижимым образом физически ощущает малейшую к себе неприязнь. Вот потому- то тебя... вместо меня.
– Да? А у тебя что...
Копаев понял вопрос с полуслова:
– А я никогда приятно с ним не беседовал. Я его и в глаза не видел. Как полагают наши психологи, имитировать положительные эмоции мне не удастся. Полагают, тебе будет легче.
– Верно. Я не испытываю к Аганну ни малейшей неприязни. И не думаю, чтобы там...
– Поводы будут, – загадочно пообещал Копаев. – Кстати, о чем вы беседовали до утра в гостинице «Вега»?
– Я уже говорил. На профессиональные темы. Вспоминали, конечно, свою альма-матер. Меф тоже учился в иркутском вузе.
– Аганн упоминал о рейдере «Лунная радуга»?
