соответственно адмиральский внук и герой Вифезды — не сумели сохранить, несмотря на все головокружительные трюки, которые они вытворяли с грузовиками. Громкая слава обошла корабль и его экипаж стороной. Теперь это был лишь один среди тысяч других обломков космического мусора, болтающихся глубоко в халианском секторе космоса.
И сорок часов назад сюда повернула огромная эскадра.
Операция называлась «Белая картечь». Флот уже почти неделю сшивался вблизи Бычьего Глаза, дожидаясь приказа. План, как всегда, был разработан с учетом всех возможных сценариев, все аргументы «за» и «против» были тщательно взвешены аппаратом Стратегических Советников. И все варианты подразумевали одну-единственную тактику: нанесение удара по противнику, сдерживание ответного удара и постепенное его уничтожение. Много проще было бы использовать план «Посейдон», согласно которому огромный флот дистанционно-управляемых кораблей расколол бы планету, как куриное яйцо, но… Но прежде всего требовалось оказаться на поверхности и собрать необходимую информацию о халианских рейдерах, о кодах и шифрах, о Синдикате. А эту задачу можно было решить только полномасштабным вторжением. А такое вторжение всегда означает, что на поверхности вражеской планеты окажутся люди. И их кишки тоже окажутся на поверхности…
И несмотря на риск огромных потерь, парни вроде десантников Ковача предполагали, что хорьки могут оказаться куда сильнее, чем хотелось бы. Каждый второй корабль в авангарде Флота был пикирующим штурмовиком, и на его борту находилось подразделение Быстрого Реагирования. Сто Двадцать Первая, как всегда, была выдвинута вперед. План назывался «Белая картечь», согласно ему с орбиты сначала должна быть произведена массированная бомбардировка избранных целей, после чего в бой должны вступить десантники. А такой сценарий означал только одно — огромные жертвы.
Перед тем, как подавить цели при помощи чисто военных методов — бомб и плазменных пушек, — требовалось еще одно. А именно: снизить боевой дух туземного населения Халии, а само население — по возможности — обескуражить. И вот в этом и заключалась миссия Минервы.
Первоначальный план Группы Стратегического Планирования Флота состоял в том, чтобы поджечь серию атмосферных бомб и испоганить атмосферу Халии изрядным количеством кобальто-ториевой смеси, да еще так, чтобы испепеляющий жар царил на планете столетия. После углубленного анализа стратеги пришли к выводу, что этот план не сработает, и не только потому, что девяносто семь лет — слишком большой срок для запекания хорьков на радиоактивном вертеле, но и потому, что, по самым оптимистическим оценкам, должно было пройти не менее двадцати лет после начала реализации проекта, прежде чем кто-нибудь сможет не только ступить на поверхность Халии, но и вернуться обратно и рассказать об этом.
Нейтронную бомбардировку отвергли по тем же причинам. Очень слабый взрыв при очень сильном лучевом поражении — достоинства хваленой нейтронной бомбы, известные из учебников истории, — имели значение непосредственно на поле боя да и то только в том случае, если мощность боеголовок не превышала одной килотонны. При обсуждении же операции на Халии речь шла самое меньшее о шести тысячах мегатонн. Массовое использование таких боеголовок могло привести к кумулятивному эффекту. И план «Посейдон» был отвергнут.
Специальная операция, известная как «Огненный лед», требовала лишь одного быстрого корабля, снаряженного грузом особой важности: биоразрушающим быстроразлагающимся реагентом, известным во Флоте под маркой GK — 2.
Это был сверхмощный нервнопарализующий газ.
Доставленный к целям, заранее классифицированным как пригодные для наземной штурмовки, GK — 2 убивал, выводил из строя или же, на худой конец, загонял в глубокие убежища всех потенциально опасных обитателей региона. Ни одно вооруженное существо не могло выжить без защитных средств, а шесть дней, проведенных в костюме спецзащиты и в противогазе, когда даже естественные надобности приходится отправлять прямо в костюм, выведут из строя любого. Стратегический и тактический анализ показал, что более быстрые процессы метаболизма у халиан приведут к полной потере боеспособности их подразделений еще до того, как десантники ступят на поверхность планеты.
— Ну вот, опять к халианам, да еще нужно маскироваться под этих уродов, — недовольно проворчала Минерва. — Мы как-то уже занимались этим, и не могу сказать, чтобы мне нравилось.
— М-м-да. А ведь тогда ты вызвалась сама, — откликнулся Рой Малин, не отрывая взгляда от вскрытой панели. Ему, как «мускулу» разумного корабля класса «Олимпус», единственному человеку в экипаже, приходилось следить за всем.
— Управляемая капсула номер два, системный статус?
— Капсула два: все системы функционируют нормально. Стопроцентная готовность.
— Подтверждаю.
Постоянный анализ передач между панелью управления Минервы и двумя десятками капсул с канистрами нервно-паралитического газа, хранившихся в полостях разрушенного десантного корабля, осуществлялся при помощи сверхточных лазеров, исключавших всякую возможность перехвата информации и обнаружения. Однако Рой чувствовал себя глубоко несчастным каждый раз, когда требовалось нарушить режим полного молчания. До Халии оставалось менее пяти астрономических единиц, и это расстояние непрерывно сокращалось. Несмотря на заварушку у Бычьего Глаза, немало хорьков сновало и здесь. И все с навостренными ушками.
В этот раз на борту Минервы находился пассажир — полковник Кулли из Двадцать Второй бригады Сил Быстрого Реагирования. Не говоря уже о том, что Кулли являлся офицером, это был первый десантник, на униформе которого Рой не увидел многочисленных побрякушек, которые так любят все десантники. Но зато Кулли обладал кое-чем другим. А именно,
Рой с беспокойством чувствовал, что главной причиной присутствия полковника Кулли на борту являлся он сам. А точнее — его невоздержанность в словах. На предварительном-инструктаже не было сказано ни слова о том, что на борту Минервы будет присутствовать кто-то еще, помимо обычного экипажа — по крайней мере до тех пор, пока «экипаж» не поднялся со своего места, не кашлянул, чтобы привлечь внимание, и не сообщил, что именно он думает об операции «Огненный лед».
Да, противниками являются проклятые хорьки; да, всем хорошо известна жестокость этих тварей; да, GK — 2 разрешен законом, он ничем не хуже плазменных пушек. Но одна мысль о том, что в результате газовой атаки пострадает и гражданское население, вызывает у него отвращение. О чем Рой Малин и не преминул сообщить.
Пусть это было ничем иным, как желанием высказать наболевшее, но, поднявшись со своего кресла и приковав к себе взоры всех находившихся в зале. Рой допустил роковую ошибку. Он не пожелал придерживаться общепринятых правил и молча опуститься обратно. Рой был очень начитанным и хорошо образованным молодым человеком, а гнев прибавил ему красноречия. Словом, он наплевал на все авторитеты и правила приличия. Да еще перед Адмиралом Мейером и Десантным генералом Хьюго Стресснером. Учитывая богатую генеалогию их обоих, сравнение плана «Огненный лед» с деятельностью эсэсовцев не могло понравиться упомянутым особам.
Минерва, кое-как залатанная к этому времени, не сказала ничего. Ни тогда, ни в дальнейшем. Но Рой нисколько не сомневался — она содрогалась от отвращения, насколько может содрогаться бронированный искусственный мозг. Он не счел нужным ознакомиться с ее бортовым журналом, в то время как Минерва дотошно изучила его послужной список. И сейчас Рой спрашивал себя, какие же миссии приходилось выполнять ей в прошлом, если ее обычно сварливый и довольно язвительный голос звучал теперь так тихо. И чем больше он размышлял над этим, тем меньше ему хотелось знать ответ.
— Как наш гость? — спросил он почти беззвучно. Когда Рой оставался в рубке один, он всегда говорил очень тихо.
— В своей каюте, лежит. — Ответ Минервы прозвучал ничуть не громче вопроса. — Похоже, он спит.
— Ты уверена, что и в самом деле спит?
— Судя по датчикам, да. А что, подозрительно?
— Да нет, просто любопытно.
Если быть честным, то хотя и не подозрительно, но более чем любопытно. Рой задумался, почему
