Книга птиц Восточной Африки

что образование больше нельзя вести на языке старых хозяев. По всей стране lingua franca[7] объявлялся суахили. Но учитель Бенджамина был мудрый человек и, преподавая на суахили, продолжал обучать детей и английскому. Бенджамину очень понравились оба новых языка. Он изучал их с таким рвением, что стал настоящим проклятием для своего учителя. Мальчишке непременно нужно было знать все слова на свете. Как будет на суахили догуру — стая мангустов? И как называются по-английски вакики, маленькие зеленые ягодки, плоды кикуйи? Учитель Бенджамина вырос на озере Виктория, где мангусты водятся по одиночке, а ягод вакики никто сроду не видывал. Со временем он так устал от любознательного ученика, что ввел для него (а ради справедливости и для всех остальных детей) ограничение: три вопроса в день. Но это не остановило Бенджамина, и он продолжал задавать вопросы сам себе. Почему макари называется так и не иначе, почему самец и самка майаки носят разные имена — нудзи и кийю, а самка и самец хатайи одинаковые, и почему нет английского слова для хутуру — ведь без хутуру никак? В двенадцать лет Бенджамин окончил школу, стал помогать отцу и дядям мотыжить и засевать хасару (или шамбу — на суахили) и замучил вопросами всех и вся. Его отец отличался завидным терпением, но после четырех лет ежедневных пыток — да кто их разберет, эти проклятые языки! — он (вновь с активного одобрения деревни) отослал Бенджамина в город, к Эммануэлю, младшему брату его матери.

Когда директор фабрики, где работал Эммануэль, объявил, что ему нужен надежный и усердный юноша в дворники, Эммануэль мгновенно выкинул вверх руку. Директор фабрики задал несколько дополнительных вопросов и, похоже, остался доволен ответами — да, молодой, да, трудился в поле, да, христианин, и, самое важное, да, в городе недавно и еще не испорчен. Они договорились, что завтра Бенджамин придет к директору домой.

Вы уже наверняка догадались, что этим директором — владельцем и управляющим табачной компании «Весельчак» — был не кто иной, как мистер Малик.

8 Марабу

Однако вернемся к тому, что мистер Малик узнал о Гарри Хане в «Асади-клубе». Когда с условиями пари все, наконец, стало ясно, мистер Малик вновь наполнил бокал и потянулся за очередной горстью попкорна с чилли.

— Встретил сегодня одного человека, которого сто лет не видел.

— Да что ты?

Мистер Гопес опять углубился в газету — в спортивный раздел.

— Да, с самой школы.

— Австралия опять лидирует в чемпионате по крикету — тоже мне новость. А что у нас с Вест-Индией, объясните? Нет, правда, что?

— Ни с того ни с сего такой интерес к птицам.

Мистер Гопес оторвался от газеты:

— У кого, у Вест-Индии?

— Нет, у этого мужика, Гарри Хана.

— По имени вроде не из Вест-Индии.

— Нет, он родился здесь.

— Точно?

— Да. Я учился с ним в школе.

— А чего же тогда он играет за Вест-Индию?

Мистера Малика спас мистер Патель:

— Гарри Хан — сын Берти Хана?

— Да-да, именно. Я же говорю, мы вместе учились.

— А-а, — понимающе протянул мистер Гопес. — «Хан — значит Качество», этот? Он ведь умер?

— Нет, я его вчера видел.

— И он жив?

— Да.

— Точно? Ты уверен?

— Да.

— Странно. Кого же тогда хоронили? Ввек не забуду самосу с горошком. Терпеть его не могу.

— А. Б., Малик говорит о Гарри Хане, не о Берти.

— А что, Гарри тоже умер?

— Насколько я помню, — сказал мистер Патель, — их семья переехала в Канаду. Говорят, они там процветают. Магазины и прочее.

В разговор вмешался Тигр Сингх:

— По моим сведениям, не только магазины и прочее, но франчайзинг и прочее: импорт, экспорт, туристические агентства, отели и даже парочка весьма приличных ресторанов. Сначала в Торонто, потом в Нью-Йорке.

— В Нью-Йорке?

— Так говорит моя жена. Это она мне сказала, что Гарри Хан вернулся. С ним только что развелась четвертая жена — по словам моей супруги, он серийный изменщик, а уж ее-то на мякине не проведешь. Донжуан высшей марки. Наверное, теперь ищет следующую.

Следующую жену? Нет! Только не это! Не Гарри Хан и не… Роз. Только не теперь, когда мистер Малик написал письмо.

А-а, письмо. Вы ведь помните, что мистер Малик пленен чарами Роз Мбиква? А если сказать «околдован» и даже «одурманен», это, пожалуй, будет еще точнее. Он влюбился с первого взгляда, и еженедельные встречи три года с женщиной своей мечты лишь постоянно подливали масла в огонь. Вы наверняка поняли, что мистер Малик не какой-нибудь наглый повеса. Но одновременно вы должны были уяснить, что он, когда доходит до дела, вовсе не трус. Сопоставьте все эти факты с неотвратимо надвигающимся главным светским событием кенийского года — и что получится? То, что на прошлой неделе (сразу после птичьей экскурсии, так уж вышло) мистер Малик сел за письменный стол и написал миссис Роз Мбиква письмо, в котором просил ее оказать ему честь и принять приглашение на ежегодный Охотничий бал.

Надо сказать, что танцует мистер Малик неважно. Вот я, например, не бегун — ну не умею я это делать. Но в мечтах — пожалуйста. Я — Фейдиппидес и мчусь из Марафона в Афины объявить о победе над персиянами так, словно у меня на ногах выросли крылья, я — Том Лонгбоут и пересекаю финишную черту на Мэдисон-сквер-Гарденз почти на три минуты раньше других, я — Джулиус Руто. А мистер Малик в мечтах — Фред Астер, и он не только написал Роз Мбиква письмо с приглашением на бал, но даже положил его в конверт и наклеил марку. И хотя у него пока не было билетов, он уже уверенно отослал чек и, получив их, собирался тотчас отправиться к почтовому ящику на углу Садовой аллеи и Парклендз-драйв со своим конвертом.

Вспомните себя в молодости. Письмо (электронное послание, эсэмэска, у кого что) дорогому для вас человеку. Вспомните, как вы ждали ответа. Согласится ли Роз? Нет. Конечно же, нет. От нее придет ответ, изящная записочка в плотном бумажном конверте. Очень вежливый отказ без объяснения причин. Но все же вдруг?.. Ведь не исключено? Зазвонит телефон, и он скажет в трубку: «Малик слушает», а оттуда раздастся ее голос: чудесно, спасибо, сто лет не была на Охотничьем бале, с удовольствием составлю