Маргитка, нахмурившись, замахала рукой:
– Да сядь ты, господи, морэ… Ты что, боишься меня? Не съем, небось.
– Много чести – бояться тебя.
– Вот и не бойся. – Маргитка придвинула к себе стакан, взяла бутылку. – Насильно на себя не натяну. Про то, что тогда было, забудь. Я ни за одним мужиком не бегала и за тобой не буду. Что делать, если ты от девок шарахаешься, как жеребец пуганый.
Илья промолчал, в который раз подавив желание дать девчонке затрещину. Но на лице Маргитки не было насмешки, и вина она себе налила, не поднимая ресниц. Снова ударил гром, синяя вспышка осветила бегущие по стеклу капли, качающиеся за окном ветви сирени.
– Я только спросить у тебя хочу. – Маргитка пригубила мадеру, взглянула из-за края стакана в упор. – Ты мою маму помнишь? Какая она была? Цыгане говорят, вы с ней у одной хозяйки стояли, когда она меня рожала.
– Мать твоя – Илона, – отвернувшись, сказал Илья.
– Бог мой, Илья, хоть ты-то не болтай! – Маргитка сморщилась, как от зубной боли. – Уж кому-кому, но не тебе… Это верно, что ты меня, маленькую, на руках держал?
– Ну, было дело…
– А сейчас открещиваешься. Какая она была – мама?
– Красивая очень. Ты на нее похожа, но Ольга лучше была. – Говоря это, Илья ждал – сейчас Маргитка вскинется, но та лишь молча кивнула. – Умная. Читать меня выучила.
– Тебя? – прыснула Маргитка. – А ты неграмотный был?
– Да откуда же, девочка, мне было грамоту знать? Мы ведь таборные.
– А отца ты не видел?
– В живых не застал. Но, говорят, хороший человек был.
Илье не нравился этот разговор. Уж если ни Митро, ни Илонка не захотели говорить с девчонкой о ее настоящих родителях, – значит, так нужно им было. И остальные цыгане, кажется, не очень трепались. Может, и верно – ни к чему ей много знать. И так голова дурью забита.
– Она отца очень любила? – Не дождавшись ответа, Маргитка встала, прошлась по комнате. – Наверное, очень… Не побоялась ведь ничего, ни мужа, ни хора. Я, Илья, думаю, что так и надо. Когда любишь, бояться незачем. И молчать незачем. Другого-то раза, может, и не будет.
– Какого еще раза? – удивился он.
Маргитка остановилась в дальнем углу.
– Я люблю тебя, Илья.
Он и слова не успел сказать – а она уже подбежала и встала рядом. Волосы снова упали ей на лицо, и Маргитка резким движением перекинула их через плечо. Илья увидел жгут перепутавшихся кудрей, тускло блестящих в свете лампы. Глаза Маргитки тоже блестели, лицо было напряженным.
– Я люблю тебя, морэ, – не отводя взгляда, повторила она.
Илья опустил глаза.
– Шутишь, девочка?
– Какая я тебе девочка? Мне семнадцать! В таборе уже троих детей имела бы!
– У меня дочь такая, как ты. – Илья не слышал собственного голоса, стараясь унять поползшую по спине дрожь, видя – девчонка не шутит. – Что, помоложе никого не нашла?
– Кого помоложе? Сопляков наших? Носы им вытирать?! Не хочу! – почти выкрикнула Маргитка, стукнув кулаком по столу. – Может, ты боишься, что Настька твоя что-нибудь узнает? Не узнает, Илья! Спасением души клянусь – не узнает.
– Да чего же ты хочешь? – ошалело выговорил Илья.
Маргитка опустилась на колени возле его ног и взяла его за руку. Уродливая кофта упала на пол, в пятно света.
– Илья… Я же не противная тебе. Не отворачивайся, я знаю. Я видела… как ты на меня смотрел, видела. На дочерей так не глядят.
Глаза ее были совсем близко, огонек лампы плясал на дне их зелени, как отражение костра – в реке. Призвав на помощь господа и всех угодников, Илья отстранился, но Маргитка подалась вслед за ним.
– Девочка, не вводи в грех. – Язык его уже не слушался. – Митро – родня мне…
– Он же мне не отец! Он же мне не отец… Не бойся… Ничего не бойся, я никому не скажу. Никто не узнает! Илья! Я же люблю тебя, я люблю тебя! Святая правда! – Маргитка вдруг прильнула к нему всем телом. Теплые волосы упали на лицо Ильи, под рукой оказалась упругая девичья грудь, шею обожгло неровное дыхание Маргитки, и он не смог оттолкнуть ее.
– Чайори, но как же…
– Молчи-и…
За окном ударило так, что задрожал дом. В свете молнии Илья увидел глаза Маргитки, полуоткрывшиеся губы, сползшую с плеча рубашку. Поймав его взгляд, Маргитка дернула эту рубашку так, что та с треском разорвалась, и прямо перед глазами Ильи оказались худые ключицы и маленькие круглые груди с вишнями сосков. И у какого бы мужика осталась на месте голова при виде всего этого? Разве что у святого… А святым он, Илья Смоляко, не был никогда. И лишь когда волосы Маргитки уже смялись под его руками и полетела в угол ее юбка и сама Маргитка, запрокинувшись в его руках, стонала сквозь зубы от боли, Илья почуял неладное. Едва справляясь с накатившей одурью, сумел все-таки спросить:
– Девочка, что это? Ты разве не…
– Давай!!! – не своим голосом закричала Маргитка, прижимаясь к нему, и ее крик утонул в раскате грома.
И больше Илья не думал ни о чем.
Впоследствии, вспоминая эту ночь, Илья не мог понять: как ему не пришло в голову, что в доме, кроме них с Маргиткой, были Кузьма, кухарка, бабка Таня и, наконец, его же собственные дети. И в любой момент кто-нибудь из них мог заглянуть в залу. Но он не подумал об этом даже тогда, когда все было кончено и Маргитка, сжавшись в комок, всхлипывала у него под рукой, а он гладил ее перепутавшиеся волосы. За окном шел дождь; затихая, ворчала уходящая за Лужники гроза. В пятне света лежала смятая юбка Маргитки.
– Девочка…
– Что?
– Зачем ты это сделала? Зачем ты меня обманула? Ты же… Зачем?
– За спросом. – Маргитка выбралась у него из-под руки, встала на колени, через голову стянула порванную, измятую, перепачканную кровью рубашку. – Ну вот куда ее теперь? Выкинуть только…
Она о рубашке беспокоится! Илья сел на полу.
– Я тебя спрашиваю! С ума ты сошла? Ты же девкой была!
– Ох, да пошел ты… – Маргитка вытерла рубашкой последние слезы. – Да если бы я тебя не обдурила, ты бы от меня так и бегал. Что – вру?
Он не нашелся, что сказать. Сев на полу, запустил обе руки во взлохмаченные волосы.
– Ох, глупая ты… И я не лучше. Что делать-то будем теперь?
– Делай, что хочешь, – разрешила Маргитка, усаживаясь рядом. – Я – так жить помаленьку буду.
Точно – сумасшедшая. Илья обнял тонкие плечи Маргитки, почувствовал, как она прижалась к нему, и по спине снова побежала дрожь.
– Глупая ты девочка… Что ж ты со мной делаешь?
– Я тебя люблю. – Маргитка повернула к свету лампы заплаканное, казавшееся похудевшим, осунувшееся лицо. – Это правда, Илья. И не глупости, и не дурь. Со мной такого еще в жизни не было.
– Да сколько там жизни твоей… Птенчик желторотый.
– Ты что – не цыган? Маме тоже семнадцать было, когда она к отцу ушла. Полюбила и ушла. И Настьке твоей семнадцать было, когда она за тобой в табор сбежала. Скажешь, обе птенчиками были?
Настя… Илья опустил голову.
– Нехорошо вышло, девочка. У меня жена, дети…
– Да кто их у тебя отбирает? – Пальцы Маргитки вползли в его волосы, и Илья зажмурился. Молодая. Господи, какая же молодая… Горячая, тоненькая… От глаз, от волос этих – голова кругом, и что ты тут
