— Пошли, — скомандовал он Федьке и сунул ему пакет.
Операция была выполнена отлично. Любой командир не удержался бы от благодарности, но Аксен скупо сказал:
— Идем.
Ребята затемно выбрались из хутора и направились в займище. Картонный пакет несли поочередно.
У моста Аксен остановился. Светало.
— Побудьте здесь, — сказал он. — Я посмотрю одно место…
Оставив ребят охранять добычу, Аксен подошел к перелеску, раздвинул кусты. В балочке, на земле лежал человек. Аксен вздрогнул и замер на месте. Его пронзил страх. Он хотел отпрянуть назад, но споткнулся, присел на холодную землю.
— Кто тут? — услышал Аксен хриплый, тревожный голос из зарослей. Незнакомец приподнялся. А-а, парень, — сказал он спокойно. — Ну, ты что здесь делаешь?
Аксен робко подошел к неизвестному. Человек попробовал подтянуть правую ногу, но вдруг скрипнул зубами от боли.
— Сломал? — спросил Аксен.
— Ранили меня… Деревня близко?
— Недалеко.
— Ты оттуда?
— Оттуда.
Раненый настороженно повел головой, тихо спросил:
— Что немцы делают?
Аксен молчал.
— Да ты не бойся. Я из любопытства спросил.
— А кто тебя ранил? — наконец, набрался храбрости и спросил Аксен. — Немцы?
Раненый медлил с ответом. Он повернулся на бок, опять скрипнул зубами.
— Больно? — участливо спросил Аксен и нагнулся над ним.
— Больно, — шепнул раненый. — Почти в упор стреляли, сволочи…
Теперь Аксен не сомневался, что перед ним свой, советский человек.
— Тебе прятаться надо, — просто сказал он. — Здесь немцы бывают.
— А ты поможешь? — неожиданно спросил раненый. — Мне переждать бы немного. Нога подживет — к своим пробраться попробую. Наши там дерутся.
— Немцы говорят: Сталинград сдался.
— Сдался? — раненый привстал на руках. — Брешут. Народ мутят. Этот город они не возьмут.
— Откуда ты знаешь? — все больше смелел Аксен.
— Знаю. — Раненый замолчал и вдруг неожиданно спросил: — Так зачем ты бродишь по ночам в лесу? А? От немцев прячешься?
— Нет. Я тут с ребятами, — Аксен отвернулся, раздумывая, сказать или не сказать о налете на амбар, потом ответил: — Место ищем. Спрятать надо кое-что.
— Что же вы прячете?
— Так, мелочь разную.
— А-а… ну прячьте. — Раненый тоже догадался, что перед ним свои, но допытываться не стал.
— Скажи, откуда ты знаешь про Сталинград? — напомнил Аксен.
— Недельку назад в Калаче пленных видел, — спокойно и прямо ответил раненый.
— Ты в Калаче был?
— В Калаче. В лагере. Трое нас бежало. Немцы узнали, что мы командиры, и хотели расстрелять. Ну мы не стали ждать. Ребятишки, вот такие, как ты, помогли. Тебя как зовут-то?
— Аксен.
— Так вот, Аксен, молчи, что меня видел. А если кусок хлеба принесешь и чистую тряпку, по гроб не забуду тебя. Понял?
— Принесу, — ответил Аксен. — А насчет того, что видел, — могила.
Над перелеском раздался протяжный тонкий свист. Раненый вздрогнул.
— Не пугайся, — тихо сказал Аксен. — Это ребята свистят. Мы тут одно дело обделали, продукты у немцев стащили. Спрятать надо. Я вернусь…
Только спустя много лет после войны стало известно, что в лесу возле Вербовки скрывался тогда бежавший из Калачевского лагеря военнопленных лейтенант Николай Петрович Свиридов. Об этом он сообщил мне сам после того, как эта повесть в первый раз была напечатана. Вот его письмо:
«Я отдыхал на Северном Кавказе и случайно оказался в одном санатории с товарищем из Волгограда. Он приехал с сыном. У сына была книжка „Босоногий гарнизон“. Однажды я ради любопытства стал читать ее и вдруг с удивлением обнаружил, что события, о которых в ней рассказывается, мне хорошо знакомы. И не только знакомы. Я сам был их участником.
В июле 1942 года наша дивизия вела жестокие бои на Дону. Мой взвод прикрывал переправу у станицы Голубинской. Мы несколько дней держали высоту, на которую немецкое командование бросило большие силы. Однажды ночью, в схватке на вершине высоты, я был контужен. Когда сознание вернулось, понял, что нахожусь в плену.
Нас повели в Калач и поместили в лагерь за колючую проволоку. Здесь я встретил двух своих друзей из нашего полка. Мы решили бежать при первой же возможности. И это нам удалось. Помог один калачевский мальчишка, фамилию которого я так и не узнал. Помню, что звали его Ваней. Он работал у немцев в лагере, возил воду.
Как-то он сказал мне, что в дальнем углу лагеря, у тополиной рощи, есть подкоп под колючей проволокой, замаскированный сверху жердями и присыпанный песком. Как ему удалось сделать его, не знаю. Через этот подкоп мы и бежали.
Пробирались к своим, в Сталинград, были голодные. И голод заставил нас рискнуть зайти в деревню, которая, как мы после узнали, называлась Вербовкой. Один мужчина пустил нас к себе в дом. Мы доверились ему, а он оказался подлецом. Поставил нам на стол молока, сам куда-то вышел. И только мы начали пить молоко, под окнами показались немцы.
Мы кинулись бежать. Немцы начали стрелять из автоматов. Два моих товарища были схвачены. Мне удалось добежать до оврага. В последнюю минуту я был ранен в ногу. Но рана была нестрашная. По оврагу я потихоньку выбрался в лес.
Два дня ничего не ел. Спасибо, что рядом был ручей, хотя бы можно было попить. Рана стала болеть. Наверное, начиналось воспаление. На душе у меня было скверно. Я терял силы и вместе с ними надежду попасть к своим и вообще остаться в живых. В самом деле, на что было надеяться? В деревню больше показываться нельзя. Идти я не мог. Есть нечего.
И вдруг однажды утром я услышал в лесу голоса. Вздрогнул. Первая мысль: меня нашли! Сквозь туман в сознании думал: живым не дамся. Как буду сопротивляться, этого я не знал.
Вижу, в деревьях ребята. Значит, немцы послали детей, они знают тут лес, быстрее найдут. Я стал переползать в заросли и неожиданно увидел перед собой удивленное, испуганное лицо подростка. На меня смотрели тревожные и строгие не по-детски глаза. Помню, подросток был в деревенском картузе и серой навыпуск рубахе. Дальше было все так, как в книжке. Добавлю только то, чего вы не знали…
Благодаря Аксену Тимонину и его друзьям я поправился. Две недели каждый день, до наступления комендантского часа в деревне, Аксен приходил ко мне, приносил чего-нибудь поесть, бинт, иод. У нас были серьезные разговоры. Он много знал, обладал выдержкой и люто ненавидел немцев. Иной раз даже меня, кадрового командира, удивляла эта его ненависть.
Через две недели я стал чувствовать себя совсем хорошо. Рана еще побаливала, но ходить мне уже было можно. Начался октябрь. Похолодало. По утрам уже были заморозки. Я решил уходить.
С Аксеном мы не простились. Не знаю, по какой причине, но в тот вечер он не пришел ко мне. Я подождал до темноты. Его не было. Я уходил с ощущением тревоги в душе и дурного предчувствия.
Не буду рассказывать, сколько пришлось пережить в пути. Но я все-таки попал к своим: разведчики
